Протяжный и в то же время нежный голос моря разбудил Мать Некромантов этим утром. Что-то должно было произойти, и в душе её вдруг поселилась некая горечь и досада. Верно, это стоило связать с тем, что она решила покинуть гостеприимный берег?
Мать Некромантов накинула лёгкое платье и вышла из домика. Солнце ещё не встало, только далеко на юго-востоке розовело в сизых и рыжевато-персиковых полосах облаков небо. Ласковые волны накатывали на берег, оставляя кружевные следы на плотно слежавшемся песке, и крохотные крабы и раки-отшельники суетились возле маленьких лужиц пляжа. Белые и серые птицы при виде матери вспорхнули и полетели дружной стайкой к другой стороне залива.
На берегу среди лежащих лодок сидела Анда, глядя в небо, где кружился тёмный силуэт — Бессвет. Она молча кивнула Матери и снова загляделась на то, как оперённый делает изящное танцевальное па. Этот полёт посвящался Анде. Мать Некромантов на всякий случай махнула ему рукой и пошла дальше.
Она добралась до места, где берег уходил вверх и становился каменистым. Здесь река впадала в море узким пенистым потоком, струящемся между двух крупных валунов. Чуть выше этого водопада находилась маленькая заводь — рядом с нею Винни построил себе шалашик, который уже разметало ветром в прошлую грозу.
И вот её цель, маяк, где в хлипком домике ночует целая компания. Тобиас, Винни, Сарвен и Хелли — неразлучная компания — уснула в спальных мешках прямо под открытым небом, возле драконьего скелета. Он внушителен и страшноват, и Мать задумалась о том, каким мог бы стать Омегыч — большим огнедышащим ящером с золотистыми глазами, чужой и равнодушный. У драконов, вопреки сложившимся легендам, ледяные сердца, в которых не так уж много остаётся человеческого. А отведав крови, многие из драконов к тому же теряют разум и делаются просто зверями. Жаль, если Омегыч сделается таким. Но Мать надеялась, что её приёмный сын слишком хорош, чтобы закончить свою историю таким образом.
Маленький Странник и Теренций спали в обнимку на старой деревянной кровати в доме. Во сне Нот хмурился и выглядел так, словно защищал брата от неведомой беды, хоть и был в два раза меньше размером.
Омегыча, которого Мать собиралась оставить за старшего, нигде не было.
Некстати вспомнились фигурки для гадания: костяной дракон, крючок и Тикки — древняя мать. «Он на крючке, — вдруг подумалось ей. — Он попал в какую-то ловушку».
И чувство досады и горечи вновь поднялось на душе, словно Мать обманули.
Она подошла к кромке воды, и море, протяжно и нежно вздыхая, принялось облизывать ей ноги. Всходило солнце, бросая на волны россыпь мелких розовых бликов, и волны оставляли на плотно слежавшемся песке кружевные следы пены.
Маленький Странник загорел и даже как будто подрос. Мать пытается определить на глазок, насколько он вытянулся за эти две недели, но не очень получается. Кажется, что ему уже никак не меньше семи лет, а значит, он растёт несколько быстрее, чем она рассчитывала.
Он не очень хотел возвращаться, но оставаться на острове без Омегыча и Матери ему, видимо, хотелось ещё меньше. Поэтому он уже собрался и сидит на кровати, раскладывая красивые камешки и ракушки, окатанные морем стёклышки и веточки коралла.
— Как ты разбогател, — сказала Мать, кивая на сокровища.
Нот её несказанно удивил, когда ответил:
— Это подарки. Вот эта веточка — Бертине, а это — отцу. А вот этот, с дырочкой, я оставлю себе. Если Грей вернётся, я подарю его ей.
Он сказал «если», а не «когда», и у Матери сжалось сердце. Она попыталась погладить Странника по тёмным, торчащим во все стороны волосам, но тот отодвинулся в сторону.
— Не надо меня утешать. Я уже большой, — сказал он. — Я переживу.
— Даже больших иногда надо утешать, — ответила Мать. — И обнимать, и гладить по голове, и вытирать слёзы. К тому же даже у самого взрослого человека всё равно внутри живёт малыш.
— Если прилетят Каннах и Терхаллоу, я подарю им вот эти ракушки, — искусно сменил тему беседы Странник. — Каннах нравится белый, а Терхаллоу любит зелёный цвет. И бежевый.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Мать.
— Знаю, — ответил Нот солидным тоном. — А можно я выломаю из драконьего черепа зуб и заберу себе?
— Хорошо ли будет ломать череп? — с сомнением спросила Мать.
— Но мне хочется зуб дракона. Где я ещё его возьму? Омегычу еще меньше понравится, если я попробую выбить зуб у него.
Это прозвучало забавно, но Мать не засмеялась, даже не улыбнулась.
Ей было непонятно, почему Омегыч не вернулся, неужели так засиделся там в храме, среди книг? Ведь ему не составляет особого труда перенестись куда-либо при помощи камня…
— Давай поцелуем всех на прощание и пойдём к порталу, нехорошо заставлять Теро ждать, — сказала Мать.
— Не буду я ни с кем целоваться… разве что с Авантюр, она мягкая и хорошо пахнет, — ответил маленький Странник. — Ну, может быть, я ещё Анду поцелую, если Бессвет не полезет драться.
— С чего это он вдруг полезет?
— Анда красивая, — сказал Нот, — должен же он её беречь от других? А вот с Упырьком я целоваться не хочу!
Мать усмехнулась. Очевидно, некоторые черты Странника неискоренимы.
Спустя некоторое время Теро-Теро открыл портал. Нот Уиндвард с корзинкой гостинцев и большим чемоданом шагнул туда, и Мать следом.
— Мы побудем тут ещё недельку и вернёмся, — крикнул вслед Теренций.
Мать обернулась. Все они стояли на берегу — Ванильный, Анда, Бессвет, Упырёк, Винни, Хелли и Тобиас. Мать Пиратов и Теа с Карой махали руками, провожая Мать Некромантов.
Отсюда, с холодной, серо-рыжей предзимней стороны, казалось, что море, яркое солнце и синее небо, и легко одетые люди — всё это лишь картинка, вырезанная из другой жизни.
Небо — серое, с размывами в просинь — повторялось в лужах, где плавали оплавленные осколки льда. Во дворе дома-на-семи-ветрах на пожухшей траве местами лежали маленькие сугробы, подтаивавшие по рыхлым бокам.
Маленький Странник с восторгом принялся ковыряться в одном из таких сугробов, лепя снежки с грязью и травой вперемешку.
Первый Некромант собрался в дымный столб прямо за спиной Матери, воплотился в крепкого пожилого мужчину и обнял её.
— Вот и ты, — сказал он. — Между прочим, мы тут соскучились!
— Я тоже, — Мать повернулась к нему лицом, прижалась щекой к щеке, для чего ей пришлось встать на цыпочки. — Как тут тихо!
И правда. Ни ставшего уже привычным рокота волн, ни посвиста ветра — лес молчал. И голосов детей не слышно… правда сказать, в доме мало кто оставался.
— Бертина готовит обед, а Део понёс чай Лесному Духу, — пояснил Первый. — Хотя, думается, не чай они там пьют, а глинтвейн. Скучно им!
— А я привёз тебе ракушку, — заявил Нот. — Тебе нужна ракушка?
Первый Некромант с удивлением посмотрел вниз, затем перевёл взгляд на Мать, которая едва заметно кивнула, и сказал:
— А… да, очень. Я страшно люблю ракушки!
— Тогда бери! — Нот принялся рыться в корзине, встав возле неё на колени.
Штаны, конечно, сразу промокли на коленках, но Мать решила, что это не слишком серьёзная проблема.
— А Омегыч где? — спросил Нот.
— Поддерживаю мелкого, — сказал Теро-Теро, шагнувший следом в портал. — Где Омегыч?
Он аккуратно закрыл «окно» и с хрустом потянулся.
— А разве он не с вами там был? — удивился Первый Некромант.
— Неа, позавчера вечером ушёл уже, — сказал Теро-Теро. — Правда, он сначала хотел в библиотеку храма заглянуть — но не сидеть же там два дня подряд?
— Пап, вот ракушка, бери! — Нот подёргал Первого за рукав, и тот подхватил мальчишку на руки — вместе с ракушкой.
Мать Некромантов в задумчивости сунула руки в карманы, и в одном обнаружила костяные фигурки, одна из которых больно ткнулась под ноготь.
Вытащила — и охнула. Дракон, крючок и тикки-праматерь. Разве что миниатюрный череп не прихватила!
— Забыла Аве отдать, — сказала Мать с недоумением.
Теро-Теро посмотрел на костяные штучки на её ладони и хмыкнул.
— А, фигурки для гадания, — сказал он. — Думаешь о том же, о чём и я?
— Что?
— Что нам опять придётся вытаскивать этого сорванца из очередной беды, конечно.