Утро обрушилось на мир внезапным водопадом. Ливень рокотал симфоническим оркестром и взрывал сухую землю тысячами, миллионами крошечных пуль. Гром гремел оглушительно, и молния сверкала за молнией.
Мать Некромантов сидела на кухне и с самым безмятежным видом, какой только могла себе позволить, пила кофе. О её усталости, о бессонной ночи, проведённой в ожидании доктора, мага ложи Боли, о её тревоге за раненых говорили разве что резкие тени под глазами да заострившиеся черты лица.
Обхватив шершавую чашку обеими руками, грея подрагивающие пальцы, Мать Некромантов смотрела в окно, в которое рвался и никак не мог прорваться ливень, и слабо улыбалась. Дети были в безопасности. Теперь уже совершенно точно.
Чёрной тенью, на удивление беззвучно, в кухне появился Теро-Теро. По его виду ничего нельзя было сказать вовсе: скелет, он и есть скелет, пусть даже в доспехах, не дающих костями развалиться, и с топазовыми глазами. Стать таким ему пришлось не по своей воле, и он искал путей вернуть себе материальное, настоящее, реальное тело, чтобы вновь ощутить вкус жизни. Теро провёл ночь возле Бессвета, пытаясь спасти ему крыло, и теперь лишь качал головой.
— Ему не повезло, — сказал лич. — Сильно не повезло. Ты выяснила, зачем они вообще оттуда спрыгнули?
— Это сейчас не имеет значения, — пожала плечами Мать. — Как говорится, после драки кулаками не машут.
— Как?! А наказать? — возмутился Теро-Теро. Своими интонациями он управлять не мог, его голос слышался лишь благодаря артефактам.
— Мне кажется, они уже получили сполна.
— Ну тогда мне и незачем восстанавливать Бессвету крыло, — пожал плечами Теро. — Пусть это входит в наказание.
Мать помолчала, глотая горячий кофе, как амброзию. Силы вливались в неё, и она думала, что надо бы вставать, заниматься делами, готовить завтрак. И магу Боли тоже надо будет сварить кофе…
— Расскажи, как ты исцелил дракона, — попросила она.
Ливендод отвернулся к очагу. Сегодня из-за сырого холодного утра в нём развели огонь.
— Расскажу позже, — буркнул он.
И, уже уходя из кухни, обернулся и сказал:
— Быть может, я сумею и этому дураку приделать крылья. Но только уволь меня от его воспитания. Объяснять ему, как пользоваться этим подарком, будешь ты.
Мать Некромантов, улыбаясь и глядя в бесконечный дождь, как в зеркало будущего, сделала последний глоток кофе.
…Поединок белой драконицы Эльвиэль и королевы Тьмы закончился трагично для обеих. Трудно сказать, что больше удручало Теро-Теро Ливендода, вернувшегося с неудачного штурма крепости: то, что пленённая с таким трудом драконица умирает, или то, что его королева лежит без сознания, потеряв огромное количество крови.
— Возможно, — сказал ему младший некромант, — вам следует сделать из неё лича, рыцарь.
Он не добавил ничего лишнего. Но Теро-Теро в страшном гневе ударил наглеца латной рукавицей. Ни к чему было напоминать ему о том, как королева Рейна пыталась провести ритуал обращения павшего на поле брани рыцаря в Великого мертвеца. У неё не получилось. Ливендод страдал. Он утратил не те чувства, которые желал утратить.
Воззвали к лекарям и магам; те пришли к королеве, а Теро-Теро занялся драконицей. Раненую Эльвиэль принесли в его шатёр. Обожжённые тьмой руки и ноги её не спешили становиться прежними, белыми и чистыми, изуродованное когда-то лицо не разглаживалось — на нём застыло выражение муки. Не до конца раскрывшиеся, смятые крылья не получалось расправить. Теро-Теро велел оставить на ложе лёгкое нагое тело с белоснежными волосами, почти достигающими пола. Волосы казались ему очень похожими на собственные — те, что украшали теперь шлем длинным султаном. Жаль, что не получится сравнить их на ощупь — он потерял и эту возможность, став личем.
Не извлекая ножа из-под сердца Эльвиэль, Теро-Теро погрузил её в пограничный сон, в котором живое существо может провести хоть сто лет. Только потом кинжал покинул рану, а чары легли под сердце, не давая ему угаснуть. Раны и увечья в пограничном сне постепенно исцеляются сами, а у дракона — тем более, но необходимо вправить вывихи и переломы, ведь иначе кости срастутся неправильно и будут причинять боль при движениях. Поэтому, перевернув драконицу спиной вверх, Ливендод в первую очередь занялся крыльями. Он собирал их по косточке, он склеивал кожистые перепонки магией Длани и магией Слова. Раньше соединяющие чары плохо давались ему, но после перерождения Ливендод ощутил в себе этот дар.
…Теро-Теро с удивлением заметил, что наступил рассвет — прошло не меньше восьми часов, как он взялся за дело. И когда окончательно рассвело, он взял пальцами одно из крыльев за самый кончик и бережно потянул. Крыло раскрылось без малейших затруднений — хорошая работа! Но увы, оно наполнилось тёмной магией и сделалось серым с чёрными прожилками и пятнами, утратив безупречную белизну. Тьма Рейны и исцеляющие чары Ливендода впитались в белоснежное тело белой драконицы, расчертив его узорами, струящимися от потемневших рук и ног… и крыльев.
Теро-Теро угрюмо подумал, что королева Рейна заставит держать это дивное существо в клетке, и выглянул наружу, в серое пасмурное утро, в лагерь своего тёмного воинства. От шатра королевы к нему шли двое младших некромантов и один из личных магов Рейны. Лица у них были торжественные, но не печальные: значит, королева жива.
"Мы можем сделать из драконицы заложницу и обменять её на ключи от Озёрного города, — пришло в голову Теро-Теро. — Хотя бы так у неё будет шанс остаться живой и свободной!"
И сам рассердился на себя за эту мысль. Он понимал, почему она зародилась: проклятие светлого эльфа играло с ним злую шутку. Рыцарь Ливендод перерождался. Он делался всё добрее.
…Склонившись над постелью Бессвета, Теро-Теро колдовал третий час подряд. Единственное крыло? Просто смешно. Кому нужен такой нелепый вид? Да сами оперённые по-настоящему чтут лишь двукрылых! Бессвет рассказывал как-то раз про обычаи своего Архипелага. Чушь и ересь, что кого-то может устраивать одно крыло… Чепуха, что лишь влюблённые однокрылки поднимаются на двух крыльях в небеса и тем счастливы. Если у тебя перья, если у тебя крыло, если ты рождён для неба, но являешься калекой — тебя ведь всё равно тянет летать, и любовь тут ни при чём.
Теро-Теро не оговорился, когда беседовал с Матерью Некромантов. Он решил дать оперённому два крыла.
"Для этого понадобятся кости любой крупной птицы и много-много магии… но ведь всё это несложно найти в доме-на-семи-ветрах? Надо попросить того чудика, которого нашла Хелли. Он ведь наверняка может раздобыть всё, что угодно! Он же дух кладовок!»
— Эй, Барахло! — негромко окликнул Теро-Теро, не поворачиваясь от кровати Бессвета. Голосок кладовочного ворчливо ответил из шкафа:
— Барахло?
— Хочешь перчатки? Почти новые перчатки? — спросил Ливендод.
Ванильный Некромант пришёл в себя спустя очень долгое время и сообразил, что был погружён в целительный пограничный сон. Из которого его вывела, очевидно, Хелли, которая сидела сейчас поближе к окну и листает одну из любимых книг Теренция — «Историю магии ложи Смерти в период после Разброса и до наших дней». Книга и в самом деле занимательная. Но дело в том, что Хелли не любительница истории и теории магии — она маг-практик.
У Хелли Рэй шоколадного цвета кожа, чёрные глаза, белые и синие узоры на лице и волосы такие короткие, что не поднимаются над головой не больше, чем на пару сантиметров. Хелли Рэй лишена добродушия и обаяния, свойственного, скажем, Тобиасу, и она чем-то похожа с Андой. Разве что не умеет призывать птиц и вообще не сильно ладит с животными. Зато Хелли подружилась с Барахлом!
Заметив, что приёмный брат проснулся, Хелли спросила низким приятным голосом:
— Ну что, летун? Есть хочешь?
Теренций пожал плечами. Конечно, он хотел есть. Но рёбра ещё болели, как и всё остальное, глотать было больно, перед глазами плясали какие-то чёрные точки. Да и в затылке свинцовыми шариками перекатывалась боль. Что же насчёт сломанной ноги — о ней лучше и не вспоминать, она лежала как бревно… если только брёвна могут так бессовестно болеть! И он слабо покачал головой, вроде как показывая, что есть не собирается.
— Приходил господин Конрад, сказал, что ты проснёшься голодным, — деловито сказала Хелли. — Я сварила тебе бульон. Разумеется, он получился невкусным. Будешь?
Она помогла брату сесть и протянула ему кружку, полную горячего бульона, приправленного розмарином, сухим укропом и ещё какими-то пряными травами. Запахло так, что Теренций тут же забыл, что отказался от всякой еды. Хелли наврала — бульон получился вкусный, он вливался в истерзанный организм божественным нектаром.
— Есть сухарики, — предложила Хелли, внимательно наблюдая, как Ванильный пьёт.
— Как Бессвет? — спросил Теренций, отрываясь от кружки.
— Хорошо. С ним Теро сидит бессменно, что-то там экспериментирует.
Ванильный удивлённо моргнул: всем известно, что Теро-Теро Ливендод терпеть не может Бессвета. То внимания не обращает на оперённого, то неделикатно проходится насчёт единственного крыла, то и вовсе называет неполноценным.
— То есть всё хорошо? — уточнил Теренций.
— Вроде бы, — Хелли отвела глаза.
— А что не так?
— Да друг твой куда-то делся, — сказала сестра. — Омегыч. Уже дня три не показывается. Сегодня Упырёк уже даже попросил Бертину его поискать. Она к твоему дому пошла.
Ванильный вздохнул. В конце концов, Омегыч — взрослый человек, сильный маг. Наверное, он справится со своими проблемами? Хотя всё равно хорошо, что пока Теренций был без сознания, кто-то проявил об Омегыче заботу. Сарвен, ворчун и грубиян, к примеру, в очередной раз показал, что не является равнодушным к чужим неприятностям человеком. Да и Бертина молодец!
— А что Конрад сказал? Скоро я встать смогу? — спросил Ванильный и попытался пошевелить бревном-ногой.
Маг ложи Боли по имени Конрад был не то чтобы другом семьи, но часто приходил на зов Матери Некромантов.
— Сказал, что если не будешь ногами дёргать, то скоро, — утешила приёмного брата Хелли. — К обеду принесу тебе брусничного желе, облепихового чая и запечённую утку.
— Я не буду чай и желе! — возмутился Теренций.
— Надо!
— А я не буду! А будешь заставлять — я тогда буду… дёргать ногой!
— Ну и дёргай! А я тогда скажу, чтобы братья не помогали тебе ходить в туалет, — коварно выдвинула свою угрозу Хелли.
Но глаза у неё улыбались. Теренций захохотал и согласился на чай и желе.
— То есть я точно смогу летать? — не веря Ливендоду, спросил Бессвет.
Скелет в чёрном доспехе равнодушно пожал плечами.
— Увидим через несколько дней, — ответил он безразличным тоном. — Твоя задача сейчас — не раскрывать крылья и вообще поменьше шевелить ими. Если не сможешь — погружу тебя в пограничный сон дней этак на пять.
— Нет-нет, я смогу, — испугался Бессвет, тараща совиные глаза. — Я смогу.
Ливендод встал и двинулся к двери.
— Спасибо, — сказал ему оперённный.
Но лич не ответил.