— Если я доживу... если тоска не убьет меня!
— Вы такой сильный, а я такая хрупкая, между тем я не жалуюсь.
— Вы не так любите, как я.
Она приподнялась на его руках и слегка ущипнула его за ухо.
— Как вы смеете? Извольте взять назад свои слова...
Ее глаза сверкали. Она чуть-чуть прикоснулась своими губами к его губам и страстно заговорила:
— Люблю ли я так, как вы?.. Люблю ли, люблю ли?.. Разве я холодное, замороженное существо, чувства которого размерены? Отвечайте же!..
Ее мимолетный поцелуй пробудил в ней нежность к нему, которая была почти страданием. Она прижала голову Жюльена к своей груди крепко, крепко...
— Я люблю вас, люблю!.. Я была жестока, долго не сознавала этого, но теперь я знаю... Вся моя жизнь в ваших руках, Жюльен. Никто, кроме вас, не будет существовать для меня.
Он поднял голову, его руки теснее сомкнулись вокруг нее, и на его мечтательном лице снова появилось страстное, молящее, чудное выражение.
— Мы были предназначены любить, — сказал он.
ГЛАВА XIV
Большинство людей одиноко, потому что они никогда не осмеливались жить.
Ричард Кинг
Жюльен, уйдя от Сары, вернулся в квартиру, в которой жил со своим отцом.
Он рассказал ей о своей ссоре с отцом, не открывая причины, но, слушая его краткий рассказ, она все же узнала из него гораздо больше, чем мог думать Жюльен. Она решила не говорить ему о визите его отца к ней.
Так было легко выказывать теперь великодушие, и она радовалась, что может быть теперь великодушной. Счастье сгладило следы прежнего горя, все то, что ей пришлось перенести, все бывшие раны — все это потеряло значение, новое чудо излечило их. Кроме того, она хотела щадить отца Жюльена еще и по другой причине. Она желала, чтобы между ними был заключен мир. Он так безжалостно нападал на нее в своей яростной речи, дал ей оружие, которое она могла бы употребить против него. Но она не хотела пользоваться им. До возвращения Жюльена она хотела избегать встречи с его отцом, хотя простила старику все...
Когда Жюльен вошел в свою прежнюю квартиру, то она показалась ему какой-то опустелой и неуютной. Он позвал Рамона и стал ждать. Послышался какой-то шорох, потом все затихло и, наконец, открылась дверь и вошел его отец.
— Здравствуйте, отец! У меня большие новости, — сказал Жюльен с ласковым выражением в голосе.
Отец ничего не ответил; он вошел в комнату, но дверь оставил открытой. Жюльен запер ее.
— Министр иностранных дел предложил мне тунисскую комиссию. Я принял ее, — объявил Жюльен.
Старик Гиз старательно вытирал свой монокль и, наконец, спросил глухим голосом:
— В самом деле?
Жюльен обошел вокруг маленького стола и, подойдя к отцу, положил руку на его плечо. Он не делал ничего подобного уже многие годы.
— Да, в самом деле, — ответил он с легкой насмешкой. — И вы, отец, так же рады, как и я!
Старик молчал, но Жюльен видел, как дрожало его лицо, и заметил также, с болью в сердце, что отец его сильно побледнел и осунулся.
Старик, наконец, заговорил. Очевидно, ему надо было делать усилия, чтобы управлять своим голосом, потому что на лбу у него выступили капли пота.
— Поздравляю, Жюльен! — сказал он.
— Благодарю вас за поздравление, сэр, даже если оно и не отличается большой сердечностью, — заметил Жюльен, улыбаясь. Он с минуту колебался, затем отошел от отца и, обернувшись к ящику с сигарами, прибавил несколько робко:
— Я надеюсь, вы не были больны, отец? Вы выглядите плохо.
Старик стоял за его спиной, лицо его подергивалось, и глаза наполнились слезами: он с трудом подавлял рыдания. Но он был слишком горд, чтобы допустить Жюльена видеть это, он должен был скрывать от него свое волнение. Ему удалось, с величайшим усилием, снова заговорить:
— Благодарю тебя, я чувствую себя совсем хорошо... Могу я спросить, знает ли Колен, что ты взял это назначение?
— Никто, кроме вас, — ответил Жюльен, но, вспомнив кое-что, покраснел и, снова подойдя к отцу, прибавил, вертя в руках незажженную сигару. — Во всяком случае, есть другая особа, которой известны все мои планы. Я должен сказать вам еще кое-что...
Отец бросил на него странный взгляд, в котором было что-то дикое и в то же время умоляющее.
— Кое-что другое? — Он выговорил эти слова с трудом, но Жюльен не обратил на это внимания.
— Это нечто более веселое, — сказал он. — Я... графиня Дезанж обещала быть моей женой.
Он опустил глаза. Странным образом ему было трудно выразить теперь свои чувства. Немного подождав ответа, он взглянул на отца, и в глазах его светилась гордость.
Старик Гиз подошел к нему, потом вернулся и проговорил:
— Снова поздравляю тебя.
— Благодарю.
Наступило неловкое молчание. Жюльен задумался. Он смутно чувствовал некоторое раздражение против отца за то, что тот так равнодушно отнесся к его великим новостям. Это вышло как-то по-ребячески с его стороны и, вероятно, было результатом его склонности все принимать с некоторой суровостью. Но все же было обидно, что к известию о браке он отнесся с такой холодностью, как будто это было только извещение об обеде.
Он посмотрел на отца с печальной улыбкой.
— Ведь должна же быть между нами какая-нибудь привязанность? Сегодня у нас должен быть праздник.
И он весело обратился к отцу:
— Не пообедаем ли мы вместе где-нибудь? Сделайте мне честь и позвольте мне угостить вас, чтобы отпраздновать сегодняшний день.
Отец держал газету так, что закрывал ею лицо. Он не опустил ее.
— Нет, Жюльен, благодарю...
Жюльен обрадовался, когда в эту минуту в комнату вошел Рамон и, увидав своего «милого господина» сидящим в кресле, радостно воскликнул:
— О, это вы, мистер Жюльен? И я этого не знал?..