— Длительное прощание, однако, — сказал он, — это наводит на размышления, не правда ли? Ну что ж! Молодость! Ни у кого не хватит духа обвинять ее за поспешность. Ведь Коти умер для нее уже много лет тому назад. Это тоже надо принять во внимание!
Послышалось звяканье железа о камень, и показался Жюльен с дорожным несессером в руках. Он не заметил Шарля и прямо подошел к отцу.
— Простите, что заставил вас ждать, — сказал он. Он был бледен и расстроен, но глаза его так и сияли. — Хорошо, что вы проехали здесь; другая дорога прямо невозможна, ее как раз чинят. Я переломал там все шины моего мотора вчера. Может быть, вы пошлете за ним и почините его в вашем гараже?
В эту минуту его окликнул Колен, и он заметил, наконец, Шарля.
— Как дела, Кэртон? — любезно осведомился он.
Шарль раскланялся в свою очередь.
— На отлете, как я слышал?
— Да, сегодня вечером.
Жюльен опустил несессер на землю и стал натягивать перчатки.
— Я завидую вам, — продолжал Кэртон. — Кстати, вас можно поздравить?
Их взгляды на мгновение встретились; глаза Жюльена выражали легкое недоумение, глаза Кэртона смотрели вызывающе и вместе с тем трусливо.
— Благодарю вас, — сдержанно сказал Жюльен.
— Надеюсь, это не секрет?
— Что секрет?
Шарль криво усмехнулся.
— Я не хочу быть нескромным!
Он сел в мотор и привел его в движение.
— Там чинят дорогу, — предупредительно крикнул ему вдогонку Колен.
Шарль только засмеялся в ответ. Жюльен посмотрел ему вслед, потом, в свою очередь, повернул колесо машины.
Даже если Кэртон явится в замок, Сара его не примет. Жюльен был в этом уверен.
Перед ним, как живое, стояло ее залитое слезами лицо, и он еще чувствовал следы поцелуев, которые только что сорвал с ее пунцовых губок.
Он приехал вчера, как раз в это время... а сегодня...
Последние недели летели, как стрела, и, хотя они часто говорили о разлуке, им все-таки казалось невозможным, чтобы она наступила. Но роковой час пробил как-то неожиданно, во всем ужасном значении утраты любовных радостей; и уже накануне, обнимаясь во мраке ночи и обливаясь слезами, они поняли глубину своего горя.
Жюльен вздохнул; сознание, что он уезжает, терзало его сердце.
— А где ваш портфель с бумагами? — недовольно спросил его Колен и расхохотался при виде той поспешности, с которой Жюльен повернул машину обратно; даже Гиз и тот криво усмехнулся.
— Я опять пройду парком, — крикнул им Жюльен, застопорив под тем самым вязом, где они ждали полчаса тому назад. Его шаги скоро замерли в отдалении.
— Перейдем в тень, — предложил Колен.
Гиз рассеянно повиновался. Он буквально валился с ног от усталости; последние недели были сплошным нервным напряжением, упорной борьбой против течения, а этот прощальный день казался ему ужасным кошмаром.
Она так-таки и не призналась ни в чем Жюльену; и конечно, не сделает этого теперь, в последнюю минуту.
Гиз нервно прогуливался взад и вперед около железной калитки. Дом был совсем близко; крытая терраса виднелась как на ладони, и на нее выходили открытые окна какой-то комнаты. Клумбы ярко окрашенных бегоний арками и полумесяцами пестрели среди подстриженного газона; тенистая площадка пряталась в тени гигантских каштанов.
Всюду царила мертвая тишина; никого не было видно; сад дремал под палящими лучами солнца.
Колен тоже расхаживал взад и вперед, заглядывая повсюду и разговаривая сам с собой, по своему обыкновению.
Гиза раздражало его любопытство: любопытные люди всегда казались ему существами низшей породы.
ГЛАВА XVII
Я всегда забываю закрывать окна, когда остаюсь один дома.
Рабиндранат Тагор
Мир страстей исполнен трагедий.
Стендаль
Шарля никто не встретил; он оставил свой мотор в аллее, проник в замок через зимний сад и остановился на пороге прохладной, пропитанной запахом духов гостиной.
Сара лежала на кушетке; она и не спала, и не рыдала вслух, как другие женщины, но слезы градом струились по ее лицу и падали на ее руки.
Шарль был потрясен красотой этого горя, беспомощностью и красотой самой Сары.
Но именно эта беспомощность возбудила его чувственную страсть, потому что женская слабость всегда действует на низменные инстинкты мужчины.
Он на цыпочках подкрался к кушетке и, прежде чем Сара успела опомниться, схватил ее в свои объятия, приник к ее лицу своим искаженным страстью лицом.
— Вы воображаете, что отделаетесь так дешево? — шептал он прерывающимся голосом. — Что можно брать, ничего не давая взамен? Я имел полное право рассказать обо всем Гизу, но я пожалел вас. А вы совсем не жалеете меня! Я так мало заслужил ваше доверие, что вы даже не сочли нужным сообщить мне о вашей помолвке! Как вы жестоко обманули меня! Боже мой!
Он трясся, как в лихорадке, хватая ее за плечи и злобно усмехаясь. Сара побледнела от ненависти и отвращения, но она была бессильна вырваться из его стальных объятий.
— Сара, Сара, — шептал он, — я хочу вас, вы моя! Моя страсть делает вас моею! Вспомните наши ласки... в течение стольких месяцев вы позволяли мне надеяться, завлекали меня и вели свою хитрую игру... Я не хочу слышать о дружбе, спокойной, чистой дружбе... Дружба между нами после таких поцелуев! Дайте мне опять ваши губы, Сара, поцелуйте меня еще раз.
— Нет, — прошептала Сара, — лучше умереть!
— Вы думаете о его поцелуях! Что, если я расскажу ему о наших?
— Подлец!