Между Сарой и ее матерью, до ее замужества с Коти, всегда существовала полная откровенность; поэтому Сара ответила ей по-английски:
— Пожалуйста, отошлите прочь вашу горничную, напоминающую театры варьете, мама, и расскажите мне толком, что, в сущности, случилось.
— Ах ты, неверующая! — весело засмеялась леди Диана. — Как будто мать, даже такого сорта, как я, не может случайно почувствовать желание видеть своего единственного ребенка без каких-либо низменных мотивов, лежащих в основе такого естественного побуждения.
Сара засмеялась, нагнулась к матери и поцеловала ее. Игривая горничная прошла через комнату в ботинках с чрезвычайно высокими каблуками, что давало возможность видеть ее очень тонкие, обутые в шелковые чулки, лодыжки, и, остановившись у двери, сказала по-французски:
— Ну, а теперь?
Леди Диана как-то боязливо взглянула на нее и, сверкнув глазами, беспомощно потянулась за своим портсигаром. Он был сплетен из соломы, но в углу была ее монограмма, украшенная бриллиантами. Увидев, что портсигар был пуст, она принялась искать другие папиросы, но, заметив, наконец, открытый ящик с папиросами своей дочери, она взяла оттуда папироску, закурила ее и, развалившись на софе среди множества разноцветных подушек, вздохнула с облегчением.
— Ах, все это проклятые деньга! — сказала она наконец, искусно выпуская изо рта колечки дыма. Ее большие, красивые глаза были опущены и темные ресницы выделялись на ее белой коже. Губы у нее были полуоткрыты, и в общем она представляла очень привлекательную картину.
— Да, ты действительно прекрасна, мать, — спокойно ответила Сара. — Но продолжай дальше.
— Я не могу. Я должна была остановиться здесь, чтобы поправиться, — возразила леди Диана. — Правда теперь высказана. Ты знаешь уже худшее.
— Я знаю только то, что обычно случается с тобой, — с горечью заметила Сара.
Коти назначил прекрасную субсидию ее матери, когда женился на Саре, и затем два раза уплачивал ее долги. Когда он заболел, Сара несколько раз давала матери большие суммы и теперь она отлично знала, что ей и впредь придется это делать.
Слегка пожимая плечами, она прошлась по комнате. Она была голодна, и это внезапно заставило ее устыдиться за недостаток гостеприимства.
— Ты, должно быть, голодна? — сказала она с сокрушением. — Я сейчас позвоню, чтобы подали завтрак.
— О, я уже сделала это, — возразила леди Диана, — но они чего-то медлят. Я думаю, это оттого, что в доме нет мужчины. Слуги очень распускаются, когда нет хозяина, разве ты не замечала этого? Не знаю отчего это, ведь женщины и вполовину не производят такой суматохи, как мужчины. Адам и Ева правы, я думаю... Кстати, скажи, как чувствует себя бедный, дорогой Коти. Удивительно, как он держится... и, я думаю, еще продержится. Я пойду и взгляну на него сейчас же.
Сара густо покраснела.
— Пожалуйста, не надо, мама. Притом же Коти не принадлежит к числу предметов, которые выставляют на выставках.
— Но он мог бы быть выставлен, бедняга, хотя бы за всю ту пользу, которую он приносит тебе или кому-нибудь другому, — ответила задумчиво леди Диана.
Сара взглянула на нее. Она знала, что сердиться на мать было бы бесполезно, — она ничего не замечала; даже если бы ее дочь умерла, она едва ли обратила бы на это внимание. Для нее имело значение только то, что задевало ее чувство или ее благосостояние. Коти же не задевал ни того, ни другого, с тех пор как перед своим последним ударом он дал Саре полномочия распоряжаться его доходами, как она захочет.
— Во всяком случае, — продолжала леди Диана своим нежным голосом, слегка растягивая слова, — во всяком случае, я привезла сюда кое-кого, кто тебя может развлечь. Угадай, с кем я приехала на моторе. Мы неожиданно встретились на пароходе. Я вдруг увидела лимузин, дожидающийся в Булони, и... Шарля Кэртона.
Она наблюдала Сару с улыбкой в глазах. Сара только небрежно повторила это имя.
— Шарль? Вот удивительно!
— Я ему сказала все, конечно, — смело заявила леди Диана. — Ты знаешь, ведь он непременно хотел приехать сюда. Я сказала ему, что это бессмысленно, что ты вышла замуж и простила ему и что он должен вести себя разумно, явиться с визитом и больше ничего.
— А что же он сказал? — спросила Сара. — Я не могу представить себе его, несмотря на твое живописное описание, каким-то кающимся грешником.
— О, он послал тебе записку, разве ты не знаешь? Это обычная вещь — и он явится сам, днем.
— К кому же он придет, к тебе или ко мне? — наивно спросила Сара.
— Ко мне, внешним образом, а в действительности к тебе. Ты — его прежняя любовь, которая сделалась прекрасной принцессой и ничего не потеряла в его глазах от такой перемены (если Шарль таков, каким я считаю его). Я уверена, что все мужчины таковы.
— А зачем он сюда приехал? — спросила Сара, рассматривая набалдашник своего хлыстика для верховой езды.
— Какое-то дело в суде, как мне кажется. Его деньги помещены здесь, как ты знаешь. Он ведь француз на самом деле, хотя об этом всегда забывается, так как, в сущности, он такой англичанин! Итак, он сюда приехал и останется здесь еще некоторое время. Это дело, связанное с завещанием его отца. Его увезла на квартиру его сестра Корнелия, по дороге в Пасси.
— Значит, он останется здесь на время сезона?
— О да... Сара!
— Что?
Глаза леди Дианы улыбались, и у нее появилось такое выражение, как будто она собиралась сказать что-то такое, что забавляло ее, но относительно чего она в то же время чувствовала некоторое сомнение. Но дверь открылась, и вошла Гак, в сопровождении лакея, внесшего завтрак.
Леди Диана ласково взглянула на нее.
— Подумайте только, Гак, мистер Кэртон здесь! — сказала она. — Он придет сегодня сделать визит ее сиятельству.
Гак ответила на улыбку леди Дианы, насмешливо фыркнув, но соблюдая в то же время правила вежливости.
— Гм! — сказала она, выказывая самый поверхностный интерес. — Это развлечет мисс Сару. Мне очень грустно видеть вас до такой степени утомленной, миледи, — прибавила она, и, прежде чем леди Диана могла что-нибудь возразить, она шепнула что-то своей госпоже и увела ее из комнаты.
Тихо, но со страстью Гак умоляла:
— Я бы не захотела его видеть... не захотела бы!..
Она знала, что выстрадала Сара из-за этого человека, хотя Сара никому не поверяла этого.
Но Гак слыхала заглушенные рыдания, наблюдала горе ее ночей и следила за негодяем, причинившим его.
— Если она поймает меня врасплох, то я сумею отомстить, — говорила себе Гак, решая не щадить леди Диану и рисуя себе с удовольствием борьбу с ней.
Гак прекрасно понимала истинную причину внезапного появления леди Дианы и мирилась с этим, как с неизбежным злом, хотя и негодовала на это. Но венцом этого было, что она собиралась снова ввести в жизнь ее возлюбленной госпожи человека, который обманул ее и разрушил ее счастье, и это приводило Гак в неистовую ярость.
После того как она одела Сару и увидела, что она сошла вниз к завтраку, Гак вернулась в комнату леди Дианы.
Леди Диана доставила ей удовольствие, возобновив атаку.
— Гак, неужели вы в самом деле могли думать, что я не вернусь? — спросила леди Диана.
Гак, зная, что она имеет дело с тайным врагом, не постеснялась пустить в ход хитрость. Она стала внимательно всматриваться в лицо леди Дианы, тщательно исследуя его. Окончив свой осмотр, она сказала:
— Избегайте каких бы то ни было волнений, миледи, не то вы причините себе большой вред. Ничто так не вредит чертам лица, как утомление. Я не стану говорить вам, что вы еще можете обратить на себя внимание, если только вы не утомлены. Но переезд по каналу должен повлиять на цвет лица кого угодно... Ваши волосы имеют другой цвет, миледи. Может быть, это так изменяет ваше лицо. Притом же сегодня свежо, а вы ехали на моторе. Это всегда отзывается дурно на лице и придает ему осунувшийся вид. Но, во всяком случае, я уверена, что вы можете выглядеть еще очень хорошо. Что же касается перемен, то я думаю, что мистер Кэртон найдет большую перемену в мисс Саре. Вы, вероятно, читали, что она считается красавицей, миледи? Я сейчас же сказала себе, что вам это должно понравиться. Читая это, вы будете вспоминать статьи, написанные о вас несколько лет тому назад...
Легкая краска показалась на лице леди Дианы, но быстро исчезла. Леди Диана весело отпустила Гак и снова залегла на мягких подушках.
До этого момента она не думала о том, что Шарль Кэртон может найти большую перемену в Саре. Между тем это правда; перемена была большая, — Сара стала красавицей, и он, конечно, увидит это.