Вечером, за столом, дед объявил:
— Завтра с утра искупаемся и с ходу — на Малахов курган. Оттуда в панораму. Успеем, так и на Сапун-гору съездим.
— О господи! — всплеснула руками бабушка. Она выглядела моложе ленинградской бабушки. Наверно, потому, что жила у Чёрного моря. — Дай детям отогреться после того Севера. Повидают они ещё твою панораму и диораму!
О чём шла речь, Серёжка не мог понять.
Дед отставил чашку и запетушился:
— А что? И мои! На одной дед мой запечатлён, на другой я сам с боевыми товарищами!
— Как прилетит кто, так он сразу в музей тащит, — с укоризной произнесла бабушка.
— А как же! Не в Ялту прибыли. В Севастополь! Человек должен в Севастополе первым долгом героям поклониться!
И на другой день Серёжка отправился с дедом в город. Сперва зашли в кондитерскую, накупили конфет. Потом, прямо на улице, выпили лимонад.
Дед предлагал кислое молоко, но Серёжка отказался. Молоко и на Севере есть, а лимонада там не бывает. В Севастополе лимонад продавали на каждом шагу. А молока — хоть залейся!
Сколько же надо коров, чтобы на всех молока хватило! А доить? Целая армия нужна… Да, на севастопольских коров бутербродов не напасёшься…
— О чём задумался? — прервал Серёжкины размышления дед. — Или жарко стало? Отвык от солнца.
От солнца он отвык, и от больших деревьев отвык, и от многолюдных улиц. Только не хотелось признаваться.
— Ни о чём.
— Тоже дело.
Прошлись по аллеям, по тенистому бульвару, задержались у набережной, где из воды поднималась мраморная колонна. На вершине её орёл держал бронзовый венок.
— Из Херсонеса, — тоном знатока определил Серёжка.
Колонна была не из древнего города. Она называлась — Памятник затопленным кораблям. В прошлом веке русские моряки специально потопили свои корабли при входе в бухту, чтобы ни один фрегат — ни английский, ни французский, ни турецкий — не смог проникнуть в Севастополь.
— Корабли как люди, — сказал дед, — погибают, но не сдаются.
И предложил:
— Пошли к троллейбусу. На Малахов курган поедем.
То, что Малахов курган оказался в городе, не удивило. На Дальнем Востоке сами города в кольце сопок; а «сопка» и «курган» почти одно и тоже, просто слова разные.
На плоской вершине, у старой крепостной башни, пылал Вечный огонь. Не в наземной чаше, а на макушке факельной колонны. Огненное знамя трепетало над Малаховым курганом, над братской могилой нескольких поколений бессмертных героев.
Николай Петрович глядел куда-то вдаль. Серёжка тоже глянул, и сердце его вспорхнуло к горлу. На высоком холме стоял удивительный дом. Издали — точь-в-точь огромный шлем с шишкой, Живая Голова из пушкинской сказки!
— То и есть наша «Панорама обороны Севастополя 1854–1855 годов», — пояснил дед. — Мы и туда съездим.
Весь вечер дед просидел на скамеечке под зелёной кровлей винограда и мурлыкал под нос фронтовые песни. Серёжка возился в огороде, лепил из земли старинные пушечные ядра. Ему помогал соседский Женька, тот, что ловил с братом мидии на жаркое.
— Теперь давай играть в тир, — предложил Женька.
Поставили на заборе банку из-под консервов и открыли по ней прицельный огонь земляными ядрами.
Позвали спать. Серёжка попросил разрешения расстрелять весь боевой запас.
— Быстро только, — уступила мама.
А отец сказал:
— Лучше в тир завтра съездим.
— В настоящий? — обрадовался Серёжка.
— В настоящий, — подтвердил отец.
Тир помещался в деревянном сарае-навесе. В нём стреляли из настоящего оружия, но без пороха, сжатым воздухом.
Духовые ружья заряжались маленькими свинцовыми пульками. Две копейки штука.
В глубине тира стояли раскрашенные железные мишени: тигры, волки, медведи. Были там и смешные клоуны: попадёшь в чёрный кружок над колпаком, клоун задрыгает ногами-руками. Угодишь в мельницу — завертятся крылья.
Перед барьером толпилось много любителей стрелкового спорта.
Хлопали выстрелы, падали волки, тигры, медведи, дрыгался клоун, вертелись пропеллеры мельницы.
Когда дошла очередь до Серёжки, все цели были повержены.
— Одну минуточку, мужчины! — остерегающе поднял руку толстый человек в тюбетейке, начальник тира. — Опустите оружие, будьте осторожны. Даже незаряженное ружьё стреляет раз в год абсолютно самостоятельно!
Говоря всё это, начальник тира прошёл к железным мишеням и стал оживлять их. Поднялся на задние лапы медведь, оскалился полосатый тигр, клоун выставил над колпаком чёрный кружок.
Тигры и волки вроде фашистов. Их не жалко. Но как можно стрелять в весёлого клоуна!
В тире было мужское царство. Серёжка не осмелился громко заступиться за клоуна. Он потянул отца за руку и шепнул в самое ухо:
— Клоуна не надо.
— Понял, — тоже шёпотом ответил отец и спросил на весь тир: — А круглые мишени есть?
Начальник тира отозвался высоким голосом:
— Только на приз, мужчина! Аккорд — пять выстрелов — двадцать копеек. Выбили пятьдесят очков — бесплатный аккорд. Выбили меньше пятидесяти — больше сорока семи — на премию две пульки.
— Согласен, — улыбнулся отец и подмигнул Серёжке.