Тело прилипло к спасительному рельсу: ни назад, ни вперёд.
— Эх ты! — выкрикнул Олег и перебрался через овраг по тропке. Держась одной рукой за Чёртов мостик, он помог Серёжке возвратиться на безопасный берег.
— Трус! — процедил сквозь зубы Олег и сплюнул.
Серёжка, сгорбившись от позора и унижения, поплёлся домой. Вдогонку ещё раз полетело:
— Трус!
Отец лежал на диване и читал газету. Серёжка долго ходил туда-сюда мимо отца, не решаясь заговорить о том, что заставило страдать его весь день.
Наконец отец обратил на него внимание:
— Что-нибудь произошло, Серёга?
Серёжка мотнул головой и остановился перед диваном.
— Рассказывай. — Отец отложил газету и спустил на пол ноги.
— Я спросить хочу, — глядя на свои туфли, тихо сказал Серёжка.
— Спрашивай.
— Вот… если человек… трус, так он уже навсегда такой?
— А что случилось? — настойчиво повторил отец и усадил Серёжку рядом с собой.
Пришлось открыться.
— Вот оно что! — протянул отец и заходил по комнате.
Не очень приятно узнать, что твой сын трусишка.
В роду Мамонтовых трусов не было. Серёжка своими глазами видел в Севастополе героев-предков.
В панораме вкруговую, а в диораме в полкруга разворачивалась настоящая битва. Трудно было отличить, где пушки настоящие, а где нарисованные на полотне.
Прапрадед был изображен в «Панораме обороны Севастополя 1854–1855 годов».
«Видишь, в центре, на белом коне, генерал Хрулёв? — громко шептал дед Николай Петрович. — А поближе генерала, вон, с усами, с ружьём! То и есть твой прапрадед».
Со всех сторон окружали генерала на белом коне солдаты, все усатые и все с винтовками.
В другом здании, где диорама, на картине «Штурм Сапун-горы 7 мая 1944 года» Серёжка сам отыскал деда Николая Петровича. Дед, ещё молодой и без усов, бежал с автоматом в атаку. Над его каской летели огненные стрелы «катюш». И уже пылало над Сапун-горой знамя победы.
И у такого прапрадеда, у такого деда такой… Серёжка, низко опустив голову, ждал приговора.
— Собирайся, — приказал отец и сам быстро оделся. — Мы прогуляемся, — предупредил он маму.
Когда Серёжка проходил мимо крыльца Олега, тот скороговоркой спросил:
— Ты куда, Мамонт?
Серёжка промолчал. Он и сам не знал, куда ведёт его отец.
За телевизионной вышкой Серёжка понял куда. К Чёртову мостику. От волнения вспотели ладошки.
— Здесь?
— Ага, — внезапно осипшим голосом подтвердил Серёжка.
Отец докурил папиросу, огляделся: нет ли посторонних? Вокруг не было ни единой души.
Не говоря ни слова, отец быстро прошёл по рельсу туда и обратно.
— Становись, — приказал, — и не бойся. Я снизу страховать буду. Вперёд, Серёга!
И Серёжка пошёл вперёд.
Уверенно, как по бревну в спортивном городке. Туда прошёл. Обратно. Идти было спокойно: внизу, готовый в любое мгновение поймать его, двигался отец.
— Молодец, — похвалил он и весело подмигнул.
Серёжка, не в силах больше сдерживать радость, рассмеялся.
— Всего делов! — сказал отец. — Думаешь, никто никогда не боится? Все чего-то боятся. Только смелые люди пересиливают страх, а трусливых страх на лопатки укладывает.
— Я теперь смелый? Навсегда?
— Теперь смелый. Сейчас. А как дальше будет, от тебя самого зависит.
— Я и дальше смелым буду, — решительно заверил Серёжка.
— Тогда сам пройди. Без страховки.
Сердце сразу сжалось в комочек, но Серёжка переборол страх и, молча кивнув, шагнул к Чёртову мостику.
— Погоди, — остановил отец. — Ну-ка, приведи сюда Олега. Только быстро.
— Есть! — по-военному крикнул Серёжка и помчался к дому.
— Что? Чего? — допытывался дорогой Олег, но Серёжка не отвечал ему.
Увидев Серёжкиного отца, Олег смутился и стал робко оправдываться:
— Я не заставлял. Он сам.