Наше появление в таверне ни для кого не стало неожиданностью. Бербо — город небольшой, а его пригород и того меньше. Не удивительно, что слухи тут разносятся со скоростью лесного пожара.
— Эфа, привет. Как дела? Ты к нам надолго? — неслось со всех сторон, пока мы с приятелями осматривались, оценивая обстановку.
Одноглазый Эрвин — владелец этого заведения, вышел встречать нас лично. В том, что он искренне рад меня видеть, я даже не сомневалась, ведь каждый мой приезд приносил ему кучу денег.
— Эфа, ящерка моя желтоглазая, — прогудел хозяин таверны густым басом, заключая меня в медвежьи объятия, — ты где так долго пропадала?
Будь мои рёбра менее крепкими, они неминуемо превратились бы в труху под давлением его искренней радости. Этот громила так и не научился соизмерять свои силы с возможностями окружающих его людей. Мне несказанно повезло, что стопроцентным человеком я давно не являлась. Ещё бы длину ног нарастить, а то надоело болтаться между полом и потолком, пока Эрвин самозабвенно наминает мои бока своими ручищами.
— Ну хватит меня тискать, Эрвин, сейчас же отпусти, а то укушу, — произнесла я по возможности грозно и для наглядности продемонстрировала ему острые клыки.
— Ох, детка, ты когда-нибудь уморишь меня своими шуточками, — здоровенный двухметровый мужик в центнер весом расхохотался прямо над моим ухом, отчего я на миг оглохла. — Ты бы лучше не хвасталась своими молочными зубками, дорогая. Народ в таверне бывает разный, не ровен час нарвёшься на какого-нибудь мага, охочего до таких диковинок, как ты, моя юркая змейка.
Я громко фыркнула и, ловко извернувшись, выскользнула-таки из удушающих объятий здоровяка. Его смех вдруг оборвался, а густые брови сдвинулись к переносице.
— Эти двое досаждают тебе, малышка?
Я растерянно оглянулась и увидела стоящих за моей спиной Руди и Шарка. Их лица были напряжены, они явно готовились броситься на мою защиту, но вовремя остановились, поняв, что никто не собирается меня убивать.
— Успокойся, Эрвин, они со мной, — поспешила я с ответом.
С этого громилы станется накинуться на моих приятелей с кулаками. Против него одного они бы несомненно выстояли, но тут присутствовало ещё десятка три желающих набить моим недоброжелателям морду. А это уже совсем другой расклад. К счастью, моего слова оказалось достаточно, чтобы все успокоились.
Да и сам хозяин таверны сразу же потерял интерес к моему сопровождению и задал свой обычный вопрос:
— Ты как, Эфа, сильно голодна? Созывать народ на представление уже сейчас, или сначала велеть подавать ужин?
Созывать народ он собрался, ага. Да все кто хотел прийти, давно уже собрались и ждали только моего появления.
Хитрюга Эрвин заранее знал, что я ему отвечу, но неизменно проявлял заботу о моём самочувствии. Это было приятно, и я не стала обманывать его ожидания.
— Сперва представление, Эрвин, еда — после, — выдала я свой обычный ответ, а потом добавила: — Но это касается только меня. Руди и Шарка нужно накормить прямо сейчас.
Эрвин довольно заулыбался. Наверняка уже подсчитывал в уме прибыль, которую он получит за сегодняшний вечер. Народу собралось немало. Все сидячие места в таверне были заняты. И только мой столик у окна пустовал. К нему мы и направились. Парни хранили молчание. Они вообще не любили трепаться попусту. Опасности никакой нет, еду сейчас принесут, а всё непонятное скоро прояснится само собой.
Я сбросила сумку на ближайший табурет и с удовольствием потянулась. Нельзя сказать, что дорога давалась мне тяжело, усталости я почти не ощущала, но от долгого сидения в седле затекали все мышцы. Хотелось размяться, выполнить несколько упражнений на гибкость, но не делать же это при всех, тем более, что в мои планы не входило провоцировать местных мужчин на всякие непристойности. Пришлось довольствоваться малым. Я несколько раз крутанула руками вперёд, потом назад, изображая ветряную мельницу, повертела головой в одну сторону, потом в другую и на этом моя подготовка к вечернему представлению была завершена.
Из дорожной сумки я извлекла двенадцать метательных ножей. Их гладкие рукояти идеально ложились в мою ладонь. Любовно проведя кончиками пальцев по острым лезвиям, как всегда ощутила ответную дрожь закалённого металла. Сегодня моей напарницей в представлении выступала Маришка — девица бойкая и непоседливая. Как человек она мне даже нравилась, но как мишень — вызывала глухое раздражение, а всё потому, что не могла стоять смирно. Её постоянно тянуло то нос почесать, то косу на спину перебросить, то подмигнуть кому-то из зрителей.
И всё же именно с этой шустрой девицей мне чаще всего приходилось иметь дело. Она была старшей в семье и не упускала ни единой возможности подработать, чтобы помочь родителям и скопить денег на приданое.
Мне хватило одного взгляда на Маришку, чтобы настроение окончательно испортилось. Если она и дальше будет так вертеться, то может остаться без глаза или без уха, это уж как повезёт. И тогда приданое ей уже не понадобится. Вряд ли кто-то захочет взять в жёны кривую или безухую девицу. Даже старина Эрвин, хоть он и сам одноглазый. А ведь Маришка имела на него виды. Да и он поглядывал на неё благосклонно. Глядишь, и поженятся осенью, если сегодня ничего не случится.
Пришлось приблизиться к девушке вплотную и, глядя в её расширившиеся от ужаса глаза, прошипеть:
— Сссзамри на месссте, вертихвоссстка, и не дыши, не то мои ножи проткнут тебя нассскосссзь.
Эффект превзошёл все мои ожидания. Маришка застыла соляным столбом и, кажется, даже забыла, как дышать. Я решила, что за пару минут ничего страшного с ней не случится и, удовлетворённо кивнув своим мыслям, отправилась на позицию.
От стены, где стояла Маришка, до входа в таверну было ровно тридцать шагов. Я заняла своё место и приготовилась метать ножи в намеченную жертву. Эрвин запер дверь на щеколду, чтобы никто случайный не вошёл во время представления, и кивнул Раймоне — второй подавальщице, чтобы та собрала деньги с посетителей.
Раймона быстро пробежалась между столами с оловянной кружкой в руках, куда зрители охотно кидали по серебряку за возможность пощекотать себе нервы.
Маришка по-прежнему не дышала, я же, напротив, вздохнула с облегчением. А затем резко, без предупреждения, один за другим метнула в беззащитную девушку все двенадцать ножей.
Народ в зале сперва замер и онемел, затем дружно охнул, а потом разразился восторженными криками и аплодисментами. Я тоже была довольна. Вопреки моим опасениям, ножи не принесли девушке никакого физического вреда, воткнувшись в деревянную стену позади живой мишени и обрисовав её силуэт. Всё было кончено в считанные секунды. Можно было и расслабиться, вот только Маришка, вопреки обыкновению, осталась стоять на месте, неподвижная словно статуя, с побелевшим лицом и посиневшими губами.
По моей спине пробежал холодок дурного предчувствия. Я постаралась не паниковать и неспешно направилась к девушке. Привычным движением вынула из стены ножи, попутно ещё раз пересчитав их и убедившись в том, что ни один из них не стал причиной странного состояния Маришки. Я понять не могла, что с ней случилось, но что-то явно было не так.
Никто ничего не заметил. Люди принялись активно обсуждать увиденное, более не обращая внимания ни на меня, ни на девушку, изображавшую жертву. Подавальщицы шустро засновали между столами, разнося еду и напитки. Я же на негнущихся ногах приблизилась к застывшей в оцепенении девушке и провела ладонью у неё перед глазами. Веки Маришки не дрогнули, и сама она не шевельнулась, не сделав даже малейшей попытки отстраниться. Такое поведение выглядело, мягко говоря, ненормальным. Я заглянула в её округлившиеся от ужаса глаза и мгновенно ощутила, как проваливаюсь в их бездонную глубину. Чужое сознание обрушилось на меня подобно урагану: захватило в плен, закружило в водовороте эмоций, сковало страхом и отчаянием.
Я отчётливо понимала, что это не мои чувства, не мои ощущения, но всё равно боялась. Понимала, что это не мои лёгкие горят огнём от нехватки кислорода, не моё сердце бьётся настолько часто, что каждый удар может стать последним, и всё равно холодела от страха. А вслед за страхом во мне всколыхнулась злость, ожидаемо выводя на поверхность мою вторую сущность.
Я со всей силы тряхнула Маришку за плечи и зло прошипела, неотрывно глядя ей в глаза:
— Отомри, бессстолочь, хватит исссзображать исссз сссебя иссстукана. Прикассзываю, дышшши.
Маришка вдруг дёрнулась, судорожно вздохнула, тут же захлебнулась воздухом, закашлялась и, согнувшись пополам, рухнула на пол. По её щекам потекли крупные слёзы. Она забилась в истерике, привлекая к себе внимание всех присутствующих.
Народ заволновался. Отчего-то все решили, что девушка всё же получила ранение, которое никто из них сразу не заметил, и, скорее всего, смертельное. Иначе с чего бы ей кулем валяться на грязном полу?
Эрвин подскочил к нам одним из первых. Осмотрел Маришку с ног до головы, но следов крови не обнаружил и, кажется, растерялся, не найдя подтверждения своим опасениям. Сзади на него напирали любопытные, того и гляди сядут на шею. Пришлось Эрвину их осадить.
— А ну разойдись по местам, кому говорю, — рявкнул он грозно. — Не на что тут глазеть. Обморочных девиц никогда не видели, что ли?
Люди враз отступили, но рассаживаться по местам не торопились, продолжая топтаться неподалёку. Им хотелось знать, чем всё кончится.
Видя такое безобразие, Эрвин только рукой махнул — не драться же со всеми, да и не до того ему теперь. В первую очередь нужно решить, что делать с Маришкой. Посылать ли за лекарем? Кто знает, вдруг это не простой обморок?
— Крови нигде не видно, не похоже, что она ранена, — бормотал Эрвин себе под нос, в который раз осматривая Маришку с ног до головы.
Он выглядел собранным и деловитым, как никогда. Глядя на его уверенные движения, слыша его неторопливую речь, никто не заподозрил бы неладное. Я бы тоже поверила в эту показную невозмутимость, если бы не видела его лица. В его чертах отражалось всё что угодно — страх, непонимание, тревога, но вот спокойствия там не было и в помине.
Подхватив девушку на руки, Эрвин понёс её наверх. Я понуро поплелась следом, точно зная, что меня ожидает нелёгкий разговор.
Второй этаж был полностью хозяйским. Посторонние туда не допускались, ведь Эрвин держал таверну, а не постоялый двор. Хотя, все знали, что при острой необходимости любой желающий может провести ночь у него на сеновале, не заплатив за это даже медяка.
Для меня Эрвин решил сделать исключение и то лишь после того, как мои визиты стали приносить ему прибыль. Так что я прекрасно ориентировалась в его доме и не могла не отметить той странности, что хозяин таверны отнёс Маришку в свою спальню, а не уложил её в одной из свободных комнат, которых тут насчитывалось целых пять штук.
Эрвин делал вид, что не замечает моего молчаливого неодобрения. Он вообще старался меня не замечать, сосредоточившись на укладывании пострадавшей в постель. Действовал он ловко, но в то же время очень осторожно. Девушка, пригревшись в его объятиях, окончательно успокоилась и теперь мирно спала, лишь изредка всхлипывая во сне, как это делают малые дети.
Эрвин долго смотрел на Маришку. Вдалеке от людских взглядов он позволил себе расслабиться: плечи его опустились, спина ссутулилась. Мужчина с силой растёр лицо ладонями и наконец повернулся ко мне.
Я невольно отступила к двери. Просто не ожидала увидеть его таким — усталым и измученным до крайности. Мне показалось, что переживания состарили Эрвина на добрый десяток лет. Даже стало жаль его, но всего лишь на мгновенье, а потом я вспомнила, где мы находимся, и гневно зашипела:
— Ах ты, мерсссзкий греховодник. Сссобласссзнил бедную девушшшку, сссзараза, а женитьссся и не думаешшшь?
Эрвин, видимо, не ожидал такого напора с моей стороны, посмотрел на меня растерянно и обиженно буркнул в ответ:
— Чего это сразу греховодник? Я уже и разрешение на брак в храме выправил, и платье Маришке купил. Свадьба через неделю.
Тут он снова глянул на, как выяснилось, невесту и окончательно погрустнел.
— Только Маришка вот что-то прихворала, даже не знаю, сумеет ли оправиться к сроку.
А до меня вдруг дошло, что Эрвин даже не думает ни в чём меня обвинять. Он вообще никак не связывает всё случившееся со мной. Да и с чего бы ему так думать? Ведь до сегодняшнего дня ничего подобного не случалось.
Это был мой шанс выкрутиться из неприятной ситуации с минимальными потерями. Пусть это было не совсем честно с моей стороны, но не признаваться же Эрвину в том, что мне каким то чудом дважды удалось воздействовать на сознание его невесты? За такое он точно попытается свернуть мне шею и будет прав. Я бы тоже никому не спустила подобного беззакония в отношении своих близких.
— А может она того? Ждёт ребёночка? — спросила я осторожно и посмотрела в расширившийся от удивления глаз Эрвина самым невинным взглядом из всех возможных.
Мужчина схватился рукой за сердце и начал оседать на пол. К счастью, позади него стояла кровать, и вышло так, что он просто присел возле неё, облокотившись спиной о перину. Да и сознание не потерял окончательно, просто слегка ошалел от такой радостной новости, вот и не устоял на ногах.
Тяжело вздохнув, я полезла во внутренний карман курточки за небольшим пузырьком с нюхательной солью, который всегда держала при себе во время выступлений. Даже странно, что сегодня не пришлось никого приводить в чувство. Впрочем, о чём это я? Один полуобморочный всё-таки нуждался в моей помощи.
Мысленно усмехнувшись, я решительно сунула открытый пузырёк Эрвину под нос. Он ожидаемо дёрнулся, скорчил недовольную гримасу и вроде бы очухался, да видно не до конца, так как слабая попытка встать на ноги, успехом так и не увенчалась.
— Сиди уж, — похлопала я его по плечу, — другой то раз можешь свалиться не так удачно.
Эрвин, как ни странно, меня послушался. По крайней мере, он больше не рвался изображать из себя героя. И когда в дверь постучали, открывать пришлось мне.
Седой дядечка с козлиной бородкой и проницательным взглядом прозрачно-голубых глаз наверняка и был тем самым лекарем, за которым послали некоторое время назад. В общем и целом он производил благоприятное впечатление:
опрятный вид, подтянутая фигура, отсутствие надменности и высокомерия на лице, свойственные людям его возраста и профессии, когда все окружающие
представляются либо детьми неразумными, либо совершеннейшими бездарями.
Я молча посторонилась, пропуская его в комнату, но сама уходить не торопилась. Мало ли какая помощь может здесь понадобиться. От Эрвина сейчас толку всё равно никакого, а все остальные заняты внизу — в таверне сегодня полно посетителей. Вот и выходит, что из подручных остаюсь только я.
— Ну-с, дорогие мои, что тут у вас случилось? Кто больной? — задал вопрос лекарь, переводя взгляд с Маришки на Эрвина.
Меня он в расчёт не брал, так как я, в отличие от этих двоих, уверенно держалась на ногах, а, значит, была ему неинтересна.
Лекарь хмурился, не понимая, зачем нужно было вытаскивать его из-за стола, лишая возможности спокойно поужинать в кругу семьи, если тут никто не собирается умирать сию же минуту?
Совершенно очевидно, что девушка, лежащая в постели, крепко спит, при этом безмятежно улыбаясь во сне, как может улыбаться только здоровый человек.
Мужчина, примостившийся возле её кровати, хоть и выглядит неважно, но тоже явно не торопится отправляться к праотцам.
На странную девицу в мужской одежде, открывшую ему дверь, он даже смотреть не стал. У этой точно со здоровьем проблем нет. Его многолетний опыт и небольшой целительский дар позволяли ему безошибочно определять состояние здоровья пациентов.
Лекарь тяжело вздохнул и всё-таки решил приступить к осмотру. Пусть в его услугах тут нет нужды, но не возвращаться же домой с пустыми карманами. Жене к зиме шубу обещал справить, да и внукам гостинцев надо бы послать.
— Невеста моя прихворала, — вдруг выдал слабым голосом одноглазый мужчина и махнул рукой себе за спину. Это простое движение далось ему с большим трудом. Лекарь, видя такое безобразие, недовольно причмокнул губами, он не любил ошибаться в диагнозах. А с этим бедолагой что-то явно было не так. Скорее всего ничего страшного, но теперь осмотр точно не будет пустой тратой времени. Бывали в его практике случаи, когда серьёзная хворь прикидывалась лёгким недомоганием.
Лекарь ухватил предполагаемого больного за запястье и посчитал пульс. Сердце в груди мужчины билось ровно и гулко, будто удары молота по наковальне, да и аура сияла чистым радужным светом.
Здоров, как бык — подтвердил свои догадки лекарь. Только нервный какой-то. С чего бы это? Неужто за невесту так переживает?
— Вы, батенька, чрезвычайно легкомысленно относитесь к своему здоровью, — заметил лекарь ворчливо, собираясь отыграться на мнимом больном за причинённое беспокойство, и продолжил нравоучительно: — Наверняка потребляете много жирной пищи, да и от хмельного не отказываетесь. Я ведь прав?
Мнимый больной непонимающе моргнул единственным глазом.
Лекарь, не дожидаясь ответа, раскрыл свой чемоданчик и извлёк из него писчие принадлежности и бутыль с мутноватой жидкостью.
— Вот вам мои рекомендации, милейший, — не глядя на пациента, лекарь принялся быстро записывать всё, что говорил. — Станете принимать это лекарство по три глотка перед едой. Жирное и копчёное отныне для вас под запретом, а так же сладкое и мучное. Исполните всё в точности, как я сказал и, глядишь, доживёте до старости.
Эрвин и до того бывший бледным, теперь и вовсе стал белее снега. Задышал как-то рвано, тяжело. Я даже испугалась, что мой компаньон скончается сию же минуту, так и не сделав Маришку честной женщиной. И вовсе не потому, что смертельно болен, любое тяжкое недомогание я бы почуяла сразу. Причиной его безвременной кончины станет мнительность и излишняя доверчивость к таким вот проходимцам вроде этого лекаря.
Не спорю, Эрвину не помешает немного поумерить свой аппетит, но ведь можно сказать об этом как-то по-другому, не запугивая его до полусмерти.
Лекарь, видимо, тоже понял, что слегка переборщил и сгустил краски сильнее необходимого. Он слегка нахмурился, затем, отложил писчее перо в сторону и снова полез в свой чемоданчик, на этот раз извлекая из него флакончик с нюхательной солью, который я опознала сразу. Оказалось, Эрвин тоже хорошо запомнил, как он выглядит, и поспешил увернуться от руки лекаря, сующего ему под нос отвратительно пахнущую жидкость.
— Уберите это от меня, — закричал он в лицо лекаря и замахал руками для пущей убедительности.
Старик нахмурился, осуждающе покачал головой и добавил в список рекомендаций полный отказ от спиртного.
Честно признаюсь, после такого я его даже зауважала — невиданной храбрости человек. Запретить Эрвину выпивать, отважится далеко не каждый.
Маришку лекарь осматривал мельком. По крайней мере, мне так показалось. Он провёл над её телом ладонями несколько раз, немного задержавшись в районе живота. Похмурился, покусал губы и уверенно заявил:
— Беременность, две недели. Больше ничего сказать не могу. Срок слишком мал, чтобы определить пол ребёнка или увидеть отклонения в его развитии. Навещу вас, пожалуй, через месяц. А на сегодня всё. Будьте добры рассчитаться за мои услуги.
Эрвин, только начавший приходить в себя и даже почти вставший на ноги, вновь рухнул на пол.
— Экий вы, батенька, нервный, — покачал головой лекарь и снова полез в свой саквояж.