- Спасибо. Отдохнула. – плещущим из меня ядом можно было бы потравить несколько городов. – Ноги моей в этом людском клоповнике с агрессивными малолетками больше не будет.
Вася обиделся. Это было видно по его лицу. Я так же смотрю на жизнь, как он на меня сейчас. А еще я так смотрю на мать… Все-таки, как мы похожи с ней, хоть я её и ненавижу.
Не смотря на обиду, он не ответил на мой выпад такой же злостью и не отказался подвести. Хотя так и не принял душ.
Садилась в машину я всё в таком же раздражении. То, что на мой выпад не ответили, раздражало еще сильнее. Хотелось его довести, чтобы кричать на него имело смысл. Мол, ты тоже хорош. И я наехала на него, что он ездит без прав. Хотя давно надо было просто отказаться ездить с таким человеком, но я оказалась слаба до комфортного времяпровождения вдали от толпы.
- Вообще-то с правами.
- Поддельными. Ну, конечно. Как я могла забыть.
- Это ты так решила, я подобного не говорил. – слова парня звучали так холодно, что у меня начали коченеть руки. Я спрятала их в рукава и нахохлилась как замерзший цыпленок. Вася включил печку.
Нет, ну как можно быть таким? Даже не поскандалить. А мне итак не с кем больше. Ни скандалить, ни вообще общаться. Удивительно, но именно с ним мне впервые удалось ощутить свою нужность. Почувствовала себя полноценной ячейкой общества, а не мусором сбоку. Он и эти парни из его команды, они стали мгновенно мне близки. И я не считала себя изгоем. Глаза защипало, и я с силой прикусила губу.
Когда Вася все-таки не выдержит моего характера и выгонит, я буду наблюдать за их командой на всех матчах. И мысленно поддерживать. Потому что они мне подарили это чувство – Общности и Нужности. Эти странные молодые парнишки с кучей психологических проблем, что даже я курю в сторонке.
Всю поездку я пыталась отвлечь себя от непролитых слез и постоянно критически отзывалась о решении Васи привезти меня сюда. И меня в этот момент не волновало, что я сама согласилась. Я была зла. Парень терпел.
Даже я сама себя бы уже наверно заткнула. Но для меня действительно было важно быть вовремя на занятиях. И пугало то, что сейчас ожидало. Меня трясло в буквальном смысле. Ладошки, замерзшие пару минут назад, уже были мокрые от страха.
К 9 часам Вася подъехал к метро, но не открыл двери, я только безнадежно дергала ручку. Дрожащие и мокрые руки соскальзывали. Так что будь даже она открытой – я бы не сразу вышла.
- Вначале успокойся, а потом выбегай.
- Тебе легко говорить успокойся, а мне сейчас в метро ехать. В толпе.
Я закрыла руками заслезившиеся глаза и застонала. Еще и ему показала свою слабость.
Машина тронулась.
- Эй ты куда? – это я уже выкрикнула и кинулась руками хватать руль. Машина слегка дернулась, и Вася сорвался.
- Ты угробить нас хочешь? Чего за руль хватаешься, психушка? Успокоилась и села ровно. Мне итак нелегко и твои закидоны выслушивать, и рулить одной рукой. – Выдохнув, Вася продолжил голосом спокойнее, - Проблема в метро? Я просто довезу тебя до вуза. Где он находится-то?
- Это МГУ, - сказала я, отвернувшись от него, и смотря в окно. Глаза застилала пелена. Опозориться окончательно, повернувшись к нему, я не хотела. Как же задевает его это «психушка». Будто бы я сама выбирала себе такое прошлое.
Мне нужно было успокоиться, и я себе мысленно говорила: «Давай, Настя, проработай ситуацию». Думать о прошлом я не могла и всегда откидывала его, надеясь забыть. Но будущее-то в моих руках. Как там по Адамсу? Это мой выбор как пользоваться тем, что дано. Мои родители определяют далеко не всё. А слезы потекли сильнее, перед глазами стояла мама и держала в руках телефон. Через стекло от меня. Тюремное. Слезы лились уже потоком.
Я старалась дышать тихо и не всхлипывать. Все силы тратила именно на это. Только бы не заметил.
Когда мы прибыли к вузу и машина остановилась, я даже не заметила этого. Сейчас в моих воспоминаниях было, как отчим откидывает меня, и я ударяюсь головой. Казалось, моя восьмилетняя отроду черепушка раскололась в тот момент. Запах крови. Не моей, а маминой. И пары перегара, разнесшиеся по коридорчику квартиры. Липкая кровь на моей голове, которой я коснулась пальцами. Но отчим не успокоился.
Моего плеча коснулись. Всё еще в плену воспоминаний, я развернулась и попыталась отбиться. Вася не пострадал только за счет того, что я была пристегнута. Я даже не кричала, просто испуганно сипела.
Говорила же себе: «Не вспоминать». Когда поняла, кто тронул и где я, отстегнула ремень, вышла из машины и побежала к вузу, на ходу вытирая дорожки слез. К позору позднего прихода прибавится еще и мое покрытое красными пятнами лицо. И лучше не думать, что обо мне подумает Вася. Как там говорила Скарлетт? Я подумаю об этом завтра.
Обо всем, кроме родителей.
Стоя в университетском туалете и освежая горящее лицо холодной водой, я пыталась успокоиться и возвращала себе ясность мыслей. Я не перестану быть живой из-за родителей. Я есть. Здесь и сейчас. Из зеркала напротив на меня смотрела растрепанная девушка, в глазах которой постепенно растворялся испуг. Я осознанно вводила себя в состояние спокойствия и надежды на лучшее. Получалось.
Я здесь и Сейчас. Хммм… без денег, телефона, ключей и вообще хоть чего-либо... Я порылась в карманах куртки и нашла только парочку чеков и 12 рублей. Что ж, я могу купить чупа-чупс. И больше ничего, за столько денег даже веревку не купить, чтобы повеситься. Могу попробовать удавиться чупа-чупсом. У меня будет самый зефирный, тьфу ты чупачупсный некролог.
Глава 5. Cooldown
[1] (CD, КД) — время, за которое перезаряжается та или иная способность героя.
Мысли о том, что же мне дальше делать, скрасили мой вход в аудиторию. В лекционный зал я заходила в расстроенных чувствах и просто не обращала внимания как на меня смотрят, заходящую по середине лекции без единой сумки, папки или ноутбука. А, может, даже меня не заметили. Я бы не удивилась. Маленькая, серенькая, необщительная. Невидимка. Я пыталась слушать лектора, но, если бездумно записывать я умела, то бездумно запоминать - нет. Мысли постоянно соскакивали на то как мне пережить этот день, а точнее эту ночь. Вариантов пока не было. Васи дома не будет – у него еще минимум несколько дней активных занятий. Насколько я помню их график, на сегодня у них всё забито до полуночи. А если учесть знакомство с психологом, то присутствие Васи точно обязательно. Он, наверно, обо мне даже не вспомнит. А если и мелькнет мысль, то решит, что я уехала обиженная в квартиру. Вряд ли он догадается, что ни ключей, ни мобильного, ни денег у меня сейчас нет. Ключи и деньги в сумке, которая в квартире. Мобильный где-то в комнате пансиона. Эту ночь мне провести нужно как-то самой. Мда, беда.
Я опять постаралась прислушаться к лектору, не зря же я приехала и подверглась этому испытанию. А подумать и поныть о том, как все плохо я еще успею. Насладиться прелестями своей недожизни тоже. Лектор говорил нудно и откровенную чепуху, эти даты и устаревшие исследования были мне совершенно не нужны. Я снова и снова скатывалась на мысли о том, что мне делать и боролась с пробирающейся к слезным железам жалостью к себе. Только в этот раз я побеждала, видимо, наревелась за эти дни на годы вперед. Ведь я себе позволяла это редко…раньше. Как легко стать плаксой, если есть кому пожалеть.
Итак, способы добраться до дома без денег у меня появились. Это было реально сделать – как пешком, так и зайцем. Первое – долго, второе означает быть близко к кому-то незнакомому. И все это ради Васиной закрытой квартиры, которую я не смогу открыть. Больше мне было не к кому идти в этом городе. К бывшей хозяйке? Хаха, смешно. Только к маме. В свою квартиру.
Ни за что.
Я уже решила для себя этот вопрос, лучше уж смерть. Нет, не лучше. Что я вообще себе надумала? Уже давно не подросток, а все кичусь детскими принципами. Я же стараюсь уйти от мыслей и поведения неблагополучного подростка. Я-то уже взрослая. Наверно. В любом случае, пора брать ответственность за свою жизнь, а не скидывать ее на мать, с которой я 9 лет её тюремного заключения не общалась вообще.
Даже если я пойду к матери, то это будет даже дольше, чем до Васиного дома.
Лекция закончилась, а на следующую я не пошла, потому что поняла - ничего не буду слышать из того, что говорят. Первый мой прогул. Пора идти к матери, нужно сделать первые шаги пока решимость не ушла. В метро я ехать не хотела, страх только помешает мне добраться до бабушкиной квартиры. Вся решимость исчезнет в толпе. Да и зайцем ездить я еще не пробовала.
А пройтись пешком полезно, и будет у меня несколько часов, чтобы себя подготовить к встрече с матерью. Не заблужусь я точно – расположение бабушкиной квартиры знала прекрасно и не раз каталась на велосипеде до МГУ, веря, что буду тут учиться. Мечты сбываются. Надо было о большем мечтать.
Первые двадцать минут идти было очень холодно и хотелось есть. Но монотонные шаги и ритм города меня согрели. А мысли о еде заменялись мыслями о матери. У нас не сложились отношения с самого детства. Наверно, даже вылезла я из нее в качестве протеста находиться с ней так близко. Я ее не понимала, ни ее выбор, ни ее жертвенность. Хотя. Как же мы похожи. Я сейчас ведь как раз близка к этому жертвенному состоянию. У меня мама виновата, проводящие собеседования виноваты, Вася виноват. Все виноваты, а я сама тут умная и замечательная. Как бы с этим я не боролась, все равно к тому же и возвращаюсь. Но будем надеяться… Нет, я всё сделаю, чтобы мои попытки увенчались успехом. Быть как мать, я не хочу. Мой ребенок не должен такое видеть. Или уж пусть лучше его никогда не будет.
Я потрясла головой. Осторожнее со своими желаниями, они имеют особенность сбываться. Просто я не умею мечтать и не умею желать. Наверно, потому и возвращаюсь к тем же проблемам.
Постепенно пейзажи менялись, все больше я наблюдала высоких жилых домов и детских площадок. Девятиэтажка, которую я сейчас проходила была стара, но прекрасна своими воспоминаниями. В одном из таких домов я жила с бабушкой пять лет. А потом еще пять лет в другой девятиэтажке. В квартире с ужасными воспоминаниями. Бабушка предварительно сделала ремонт, чтобы ничего не напоминало о событиях. Почему они так и не продали квартиру, в которой убили моего отчима? А потом вернулась из тюрьмы мама.
Казалось, что бабушка только её и ждала. Всё хотела увидеть свою дочь дома. Свободную и улыбающуюся. Увидела. И умерла. От счастья, наверно. От свершившейся цели. Предательница, бросила меня с ней. Я шлепнула себя ладонью по губам, пытаясь их сдержать. Как будто эти слова я сказала, а не подумала. Хлопок был сильный, и губы и подбородок обожгло. Слёзы полились из глаз. Это от хлопка, а не от того, что я так и не научилась жить без бабушки.
А сейчас это уже не место тепла с легким старушечьим запахом. Это нора одной доброй, но ядовитой змеи. Нора, которая принадлежит мне, ведь бабушка оставила завещание с моим именем.
Москву я любила за её равнодушие. Никто не будет вмешиваться, почему это я всех шарахаюсь, не завожу друзей и в мои девятнадцать у меня ни разу не было парня. По крайней мере, малознакомым личностям будет все равно. А хорошо знакомых у меня нет. Хуже моей ситуации было только объяснять эту ситуацию. Ведь это стыдно и противно. Как если бы кто-то спросил про мои испражнения. Но люди, не испытав сами, этого не поймут. «Почему это так стыдно? Почему не изменила все еще ситуацию в лучшую сторону? Почему не пересиливаю себя? Почему все мои попытки проваливаются с треском, почему…почему…» Как замечательно, что эти вопросы задаю только я сама. Вот и Васе не смогла сказать. А мама знает.
Мне нужно всего лишь переночевать. Всего лишь, черт возьми, переночевать.
Ключ от этой квартиры у меня есть, но он, конечно, остался в сумке. Я не хотела звонить в домофон, поэтому дождалась пока кто-то выйдет и стала подниматься в стареньком и таком знакомо лифте. Весь потолок был обклеен жвачками. Бабушка шутила, что если одну отклеить, то лифт полетит вниз. Я хихикала, но хватала её за руку, если она делала вид, что собирается одну из них отлепить.
Я позвонила в звонок. Мама сразу открыла дверь. Ничему жизнь ее не учит. На пороге стояла ОНА. Похожи ли мы с ней? Совершенно разные. Никто бы не заподозрил во мне её дочь, а в ней мою маму. Она была невозможна в своей красоте. Не смотря на 9 лет тюрьмы, избиения мужа и все другие горести, что она пережила, она сохранила красоту и улыбку. Бесит.
Ее внешность казалось нереальной, как из магического мира. Столько в ней было несостыковок. Светлые волосы, которые принимали за крашенные. Ведь брови, ресницы и глаза у нее были черными. И если брови отливали коричневым, то глаза были настолько черны, что казались сплошным зрачком. Как будто она находилась в постоянном возбуждении или под наркотиком.
Еще более невероятен был ее взгляд – душевный и нежный. Взгляд самого доброго человека на свете. Никто бы не поверил, что она может убить. Я бы тоже не поверила. Но я нашла для себя объяснение - убийство тоже было из-за её доброты.
Само это убийство я прекрасно понимала. Это единственное, что я понимала в своей матери.