— Тронулись?
Тогда Леля успокоилась, и стихла, и как бы пришла в обычное состояние свое. Она раскрыла записную книжку и назвала следующий адрес.
— Знаю, ты же мне говорила, — сказал дядя Гриша. — Между прочим, когда моя Надя…
Леля уже не слушала, что говорил дядя Гриша, потому что она знала заранее, о чем он.
Пока они выезжали из лабиринта двора, затем за ворота, на улицу и дальше по знакомому маршруту в следующие ворота и опять налево, направо, направо, налево к очередному нужному подъезду, она все думала: что же произошло?
Минуту назад она готова была сказать, крикнуть дяде Грише:
— А я…
Но она не сказала, и правильно не сказала, а что же все-таки произошло? Может, и ничего?
Спросила вдруг:
— Дядя Гриша, а сколько вам лет?
— Сто, — буркнул дядя Гриша. — А что ты спрашиваешь?
— Нет, в самом деле?
— Много, сорок четвертый разменял.
— А он молодой, — неожиданно сказала Леля.
— Кто «он»?
— Так, — спохватилась она. — Никто…
— Счастливый, — сказал дядя Гриша. — Еще хлебнет горя! Все впереди!
Нет, в самом деле, если думать спокойно, то ничего особенного.
Просто Леля поднялась на четвертый этаж в двести седьмую квартиру, которую не любила заранее. Она, эта квартира, как раз из тех, которые подводят даже после предварительных телефонных звонков. И здесь не раз было так, а кому охота таскать зазря вверх-вниз пачку белья, тяжелую пачку, а потом опять приезжать, искать клиента. И главное: сами вызывают, а дома не оказываются. Ну ладно с чистым. А грязное? Сами хотели сдать. И вот и не сдали. Придется еще раз вызывать ее, а у Лели и так полно работы. Как же ее фамилия, старушки такой? Леля перебирала в памяти знакомые фамилии и уже нажала кнопку звонка, когда вспомнила: Никандрова.
Она еще как-то о чем-то с ней говорила.
Но на сей раз ей открыла дверь не старушка.
— Из прачечной, — бросила Леля по привычке и прошла в квартиру, знакомую, обычную, однокомнатную, каких много. И эту она помнила и потому пронесла сверток прямо в комнату и положила на диван. — Здравствуйте! Вот! Грязное будете сдавать?
Она удивилась, что ее встретил мужчина, которого она никогда не видела, и как-то неловко захлопотал вокруг нее, долго извинялся за свой вид и почти растерянно сказал о грязном:
— Вообще-то надо бы, но, понимаете… Надо было собрать заранее, а я…
Он сразу понравился ей, и не как-нибудь там, как мужчина, а как человек. Застенчивый такой и симпатичный. И чуть неухоженный, грустный. И дома у него все было не прибрано, что она заметила сразу, и вообще что-то не то и не так было во всем, и она, ничего не зная, взялась ему помогать.
Они собрали вместе белье, и она пришила недостающие метки, перед чем он долго искал иголку и нитки, пересчитала все, связала и стала выписывать квитанцию.
Ей хотелось спросить, где старушка Никандрова, и вообще что и кто он, и почему он дома, а женщин в квартире нет, но Леля постеснялась и спросила:
— Фамилия ваша тоже — Никандров?
— Никандров, — сказал он покорно.
— Инициалы?
— Ка Эс, Константин Сергеевич. А так просто — Костя. Не для квитанции.
Леля улыбнулась, не выдержала:
— Но вы же старше меня! И потом, я спрашиваю для квитанции!
Она сама удивилась своей игривости и вспыхнула, напустила на себя серьезность.
— Мне мама о вас говорила, — продолжал он. — Вот, говорит, если бы ты писатель был, а не циркач, то написал бы о такой девушке. Ведь вы та самая Леля?
— Леля, — удивилась она. — А почему та самая?
— Мама говорила, что вы очень внимательная и еще, простите, красивая. Вы уж только извините меня, пожалуйста. Столько хлопот вам…
— А я вас раньше не встречала, — призналась Леля, хотя это было смешно говорить.
— Мы ж все время на гастролях, — сказал он. — Дома как гости. И когда это случилось, я в Сибири был на гастролях. Красноярск, Омск, Иркутск, Улан-Удэ, Новосибирск…
— В Сибири? — переспросила она.
И все! Ничего особенного. Он даже конфетку ей не предложил, как другие, или яблоко, апельсин, но что-то произошло, она чувствовала это, и была в ней радость, был восторг и щемящее сердце чувство ожидания. А может, это она придумала?.. Дядя Гриша что-то закончил говорить, когда они подъехали к нужной двери, но и сейчас, когда она бегала по разным квартирам, и до вечера она думала почему-то о двести седьмой и, закончив работу, дома думала о ней.
Утром Леля пришла на работу.
— Леля? Что с тобой?
— А? Почему, тетя Паша?
— Лелечка! Ты вроде помолодела сегодня! Красавица!
— Что вы, тетя Дуся!
— Лель! Ты что?
— Ничего.
— Радость какая?