Глава 25
Под руку подвернулась ваза, ее постигла та же участь, что и разбитые часы, разлетевшийся вдребезги графин, перекошенный теперь стул. Дэррек крушил все, до чего удавалось добраться, крушил так, как месяц тому рушил свою жизнь.
Как он мог? Как он мог быть таким слепым?! Как он мог поверить в эту ересь? Почему не спросил у нее? Кулак врезался в бетонную стену, оставляя на ней кровавый след стертых костяшек. Что сделал с ней? Своими руками, вот этими руками.
А сегодня… А что он наговорил ей сегодня? В стену снова полетел хрусталь.
Сейчас он готов был разнести дом по кирпичику, разбить кулаки в кровь, расшибить голову, убить себя собственными руками, осознавая, что наделал, и не имея возможности ничего изменить. Перед глазами стояло ее лицо, все в слезах, когда она пыталась отвернуться. «Не надо», а он… черт его побери. Лучше б она не знала, так был бы хоть шанс, что он еще может что-то изменить, но не теперь.
Герцогиня Мэйденстер сидела в гостиной их городского дома, держа в объятьях обычно отказывающуюся от всякой ласки дочку. С завидной периодичностью тишину разрывали звуки крушений, творящихся на втором этаже.
— Мама, что с Риком? — каждый раз, когда в его комнате что-то разлеталось от удара об стену, женщин пробивала мелкая дрожь, они лишь молились, чтобы это поскорее закончилось.
— Не знаю, доченька, не знаю…
За то, что этот вечер закончился не так трагично, как мог, Анна благодарила Дамиана. Именно он заставил привлекающего слишком много внимания друга покинуть зал, не утруждая себя церемониальными прощаниями с радушными хозяевами. Что это было бы абсурдно — понимали все.
Когда мужчины вышли на улицу, еще одна карета поворачивала на смежную улицу. Дэррек попытался высвободить руку, но друг держал крепко.
— Не сейчас, — ни он не сможет сказать то, что хочет, ни она не сможет его выслушать.
Тот согласно кивнул. Не противился и когда Дамиан открыл перед ним двери его экипажа, пообещав позаботиться о маме и сестре. На всякий случай он запретил кучеру останавливаться, пока они не доберутся до городской резиденции его светлости. Возможно, ему лучше было бы поехать с другом, но еще были дела, которые следовало уладить здесь. Например, ответить на пару-тройку одинаковых вопросов «что произошло?» так, чтобы сплетни, которые обязательно появятся уже завтра, если не успеют сегодня, были хоть немного приемлемы.
Всему виной старая вражда его светлости и Винсента. Никаких женщин, обычная вспышка старых воспоминаний, обоюдная неприязнь и все. А он, к своему стыду, не смог сдержать их до того, как случилась драка. Лучше так, чем чтобы все попытались вспомнить, с чего же все началось. Тогда полет фантазии уже не остановить.
Вернувшись в зал, он первым делом подошел к герцогине, которая пребывала все в таком же ступоре.
— Я распорядился через полчаса подать карету. Найдите Мэган и Розу, если, конечно, она не найдет себе более достойную компанию.
Герцогиня кивнула, получив конкретное распоряжение.
— Ты объяснишь, что тут произошло?
— По дороге, — он снова надел на лицо очаровательную улыбку, правда теперь слегка пострадавшую из-за раны на губе, а потом пошел навстречу жаждущей подробностей толпы.
Через полчаса, как он и обещал, вчетвером они сидели в карете, которой предстояло первым делом завезти мисс Смитт, благо, обитавшую не в их имении, что сильно радовало герцогиню.
Роза не промолвила ни слова, собираясь выяснить все лично с мужчиной, из-за которого ей пришлось менять все планы на вечер. А они были грандиозные! Когда, как не сегодня, можно было наконец-то любыми способами добиться от него предложения руки и сердца? Но все пошло не так с самого начала. Он злился, не обращал внимания ни на заигрывания, ни на обиды, ни на попытки проявить нежность. В конце концов, Роза бросила свои чаянья, ожидая, когда он Дэррек сам вспомнит о том, что пришел не один. А когда вспомнит, она надеялась показать, насколько же глубоко он ее обидел. И как сложно будет вымолить ее прощение. Но когда герцог вернулся весь в крови, он снова разрушил ее планы. Не держись Роза за него так крепко, посчитала бы это последней каплей, но слишком много времени на него потратила, чтобы теперь терять.
Когда Дамиан вернулся в карету, проводив мисс Смитт до дверей ее дома, Мэгги спокойно спала, устроившись на плече матери. Бедная девочка… Не так должен был выглядеть ее первый бал.
— Теперь я готова слушать.
Дамиан посмотрел на сладко спящую Мэган, собираясь с мыслями.
— По сути, ведь я и сам ничего не знаю… — из всего услышанного сегодня он смог сделать какие-то свои выводы, но они не были ни подтверждены, ни опровергнуты непосредственными участниками. — Вы ведь знаете, что этим летом у Дэррека, целых два месяца гостили молодые люди и девушки? Не думаю, что стоит скрывать, инициатором этого был я, и мои причины просты — я собирался заполучить поддержку их высокопоставленных родственников, сыграв значительную роль в их судьбах.
— Сводничество.
— Да, — как бы он ни пытался красиво обойти это слово, суть-то оставалась та же.
— И что, Дэррек на это согласился? — она посмотрела в окно. Неужели им до сих пор нечем себя занять, кроме как подобными глупостями?
— Он не знал моих мотивов или делал вид, что не знал. Но выбор ему не предоставлялся, он проиграл спор, и это было его наказание.
— Сказать, что я думаю по поводу подобных забав? — Анна сверкнула глазами, гневаясь и на Дамиана и на собственного сына, но только ее мнения никто не спрашивал, и, возможно, зря.
— Не стоит. — Дамиан усмехнулся. Он еще с детства помнил, как она отчитывала их со старшим другом. Помнил, что герцогиня умеет делать это очень хорошо. — Сначала Дэррек относился к этому очень скептично, он планировал просто терпеть в своем доме их присутствие, а всю организацию и реализацию своих планов я должен был взять на себя. Я так и делал, но искренне надеялся, что рано или поздно он тоже обратит внимание на одну из присутствующих. Не стоит думать, что и в отношениях с ним я хотел извлечь для себя выгоду. Я желал ему счастья, а в его нынешней пассии этого счастья не наблюдается.
С этим герцогиня поспорить не могла.
— И что, у вас получилось?
— Нет. Точнее совсем не так, как я представлял себе это. Он заинтересовался одной из дам. Или теперь я начинаю думать, что всего лишь сделал вид. Ее зовут Соня, сегодня она была среди гостей. Вы ее видели, она…
— Это не важно, — она хотела услышать от него как можно больше до того, как они окажутся дома, там это будет сделать намного сложнее.
— Да, не важно. Он проводил с девушкой много времени, честно, я сам считал, что это как минимум — увлечение, а как максимум — начало чувства. Но все сложилось не так, как я думал. В один из дней по дому прошел слух, что он или она, в зависимости от версии, решили прекратить их отношения, которых, в общем-то, и не было. Девочке шестнадцать, какие между ними могут быть отношения? Но это я понимаю сейчас, а не тогда. Я спрашивал о причине, но вразумительного ответа не получил.
— А при чем здесь эта Майя?
— До сегодня я понятия не имел, при чем здесь она, знал лишь, что она сестра Сони, которая сначала так резко привлекла его внимание, а потом так же его лишилась. Не подумал о том, почему одну из гостей могли переселить в смежные с его покоями, не подумал, почему он просил за ней присматривать, когда отлучался к вам, не подумал, почему ему так важно было знать, правда ли между ней и Винсентом начался роман. А оказалось, именно над этим нужно было думать. Как девочка-анибальт стала его любовницей, меня можете не спрашивать. Но я знаю, что было потом. В тот же день, когда он уехал, случился несчастный случай, Витор серьезно пострадал, об этом знали только трое. Я, Майя и Соня. Рассказывать мы никому не могли, и всю неделю, пока Дэррека не было, провели у больного. Понятно, что это не могло пройти мимо обсуждений гостей. Вот только они истолковали все совсем не так. По дому пошел слух, что Майя все это время провела в его страстных объятьях, а Соня в муках от унижения, доставленного сестрой, у себя в комнате. Они не знали об этом. Слишком было мало времени вникать в подобный бред. А я знал и не разубеждал, ведь не мог предоставить взамен ничего более вразумительного. В этом моя и только моя вина, это я понимаю. Вот только я понятия не имел, во что это выльется. Если ему так дорога была Майя, зачем он уехал за неделю до их отъезда? Неужели не мог перенести? — Дамиан хотел задать этот вопрос Дэрреку, вот только такой возможности ему не представилось.
— Он ездил за обручальным кольцом, — герцогиня погладила по голове шевельнувшуюся во сне дочь. В смотрящих на нее мужских глазах родилось понимание.
— О Ях, я ведь даже понятия не имел… — Дамиан смахнул со лба лезущую в глаза челку. — Когда он вернулся, ему первым делом поведали сплетню. Я даже не попытался этому помешать. Рассуждая, что чем меньше буду оказывать сопротивления, тем быстрее она забудется, среди множества других, не менее скандальных. Уже позже, когда пытался узнать что-то у меня, он говорил и о предательстве связанном с Витором. Но я и подумать не мог, что причиной тому она! Я не знаю, что он сделал такого, за что она его теперь не простит. Но в том состоянии, в котором он пребывал — способен был на многое. И, черт возьми, единственным человеком, которому он мог мстить за все неслучившееся, была Майя. Витор уехал еще в ночь накануне его возвращения, я — в тот же вечер. А она, она лишь на следующее утро. И почему-то я уверен, что в ту ночь она расплачивалась за то, чего не совершала.
— Но ведь вы друзья! Как ты мог не замечать, что между ними что-то происходит?! — герцогиня повысила голос, но спохватившись, что может разбудить спящую, снова перешла на шепот.
— Они делали все, чтобы это осталось тайной. И им это удалось. Ни единая душа не сможет сказать, что подозревала подобное.
— Причиной всему — ваши недомолвки! Бедная девочка, — герцогиня покачала головой, погрузившись в свои печальные мысли.
Она ждала, что сын со дня на день сообщит о помолвке, но вместо этого он перестал отвечать на письма вообще. Не выдержав, Анна отправилась его навестить. В таком плачевном состоянии ее сын еще не был никогда. Спросить, что же произошло — герцогиня не осмелилась. А когда на горизонте снова замаячила Роза, смирилась, что узнать ей, видимо, не суждено. Но сегодня… Сегодня она поняла, сколько зла и вреда могут нести их недомолвки. Ее, Дамиана, Дэррека, этой девочки, всех.
Слушая, как ее сын разносит дом, она снова и снова возвращалась мыслями к тому разговору, и снова перед глазами вставало лицо сына, устремленное взглядом на ту, которая удалялась не только из зала, но и из его жизни, лицо этой самой Майи, взволнованное, когда она пришла просить помощи Дамиана.
Углубившись в размышления, она не сразу заметила, что звуки из спальни больше не доносятся, все стихло. И вот от этой тишины стало еще страшнее.
— Отправляйся спать, Мэган, утро вечера мудренее, — как бы скептически Мэгги ни относилась к возможности заснуть после такого вечера, перечить маме не стала.
Сама Анна встала вслед за дочерью, прошла по комнате несколько метров, остановилась, наполнив легкие воздухом, и продолжила свой путь к двери. Пока не передумала, пока не побоялась.
Она вошла без стука. Дэррек сидел на полу, рядом стояла уже почти пустая бутылка. Делая несколько шагов в его сторону, Анна чувствовала, как под ногами хрустит стекло. Творившейся в комнате хаос, сложно было описать, но сейчас это не имело никакого значения. Она подошла к кровати, села. Положила руку сыну на плечо, опасаясь одного — что он сбросит ее, как отказывался уже не раз от ее помощи. Но этого не случилось, он заговорил:
— Мама, ты не представляешь, что я наделал… — обычно такой уверенный, властный голос сейчас звучал совсем не так.
— Представляю, — она сильнее сжала руку.
— Я своими руками, вот этими руками убил ее, вырвал сердце, — Дэррек посмотрел на свои ладони, будто видел их впервые. — Она меня ненавидит. И я себя ненавижу, — он отшвырнул пустой стакан, снова прозвучал привычный уже звон разбившегося стекла. Герцогиня вздрогнула, но руку не убрала.
— Ты сам все сломал, — он стиснул кулаки. — Но только ты можешь все починить.
Она ждала, что он ей не поверит, так и случилось, наверное, впервые за весь вечер по комнате разнесся раскат злого смеха. Смеялся он не над ней, над собой.
— Мама, я изнасиловал женщину, которая меня любила только за то, что поверил глупым сплетням. Она сможет это простить? — когда он произнес слова вслух, сделанное показалось ему еще более ужасным.
— Она тебя любит…
— Она не может любить такое чудовище. Не она.
— Она тебя любит. Иначе не сбежала бы. Иначе мстила, а она не может, потому что любит, — герцогиня искренне верила в то, что говорила. Полагаясь скорей на интуицию, чем на доводы разума.
— Нет. — Дэррек мотнул головой, не допуская даже мысли, что мамины слова могут нести хоть зерно истины.
— Да. Сынок, поверь, она женщина, она умеет прощать. Это будет сложно. Неимоверно сложно, но ты должен попытаться. Не для себя. Для нее. Ты сможешь сделать ее счастливой. Только ты сможешь, — она наклонилась, поцеловала его в макушку, как делала в детстве, перед сном.
— Я даже не смогу подойти к ней. Она этого не выдержит.
И пусть его слова звучали никак не оптимистично — Анна ликовала, кажется, стену сломать оказалось не так сложно.
— Ты не сможешь подойти сегодня, завтра, может через неделю. Но не вечно. Когда ты окажешься рядом, она будет готова прощать, если увидит, что такой боли ты ей больше не доставишь. А ты не имеешь права ее еще раз предать. Ты должен вымолить то, что сам же попытался снести под основание. Поверь, женщины не ломаются, мы не отказываемся от любви, мы просто храним ее так глубоко, чтобы в следующих раз добраться до нее было сложнее. Она закрылась, а ты должен сделать так, чтобы не побоялась открыться, снова. И это будет твой последний шанс, в следующий раз она уже вряд ли сама сможет найти, как глубоко спрятала свою любовь к тебе.
Ему не нужны были больше ее слова. Все, что могла, она сказала, вот только предстояли еще и действия. Ее самостоятельный мальчик впервые нуждался в ее помощи, и Анна собиралась сделать все, чтобы он ее получил, она отблагодарит его за то, что когда-то он взял на себя так много.
*****
Новый день принес лишь еще больше вопросов.
Вечером Соня не решилась побеспокоить сестру, хотя желание поделиться своей радостью не давало думать ни о чем, кроме того, что завтра они с Витором объявят о своей помолвке. Не решилась она не потому, что не была уверена в реакции Майи. В том, что она будет искренне рада, девушка не сомневалась, беспокоило ее другое. Сообщив подобное, уехать на следующий день не удастся. Ни ей самой, ни родителям, а значит и Майе придется пробыть в городе дольше, чем она планировала. Опять ее доброй старшей сестре приходится отказываться от своих желаний ради желаний своих близких.
Когда девушка постучалась в смежную с ее комнатой спальню, Майя уже не спала.
— Войдите, — Майя сидела за столом, держа в руках ручку. Видимо, что-то писала.
— Это я. Доброе утро, — еще до того, как Соня подошла ближе, исписанный листочек скрылся в одном из ящиков. Значит, писала что-то не предназначенное для чужих глаз.
— Доброе утро, — сестра тепло улыбнулась.
— Сегодня вечером нас пригласили на ужин к Винсентам. — Соня решила подойти издалека. Хоть ее перестал мучить страх, что сестра так же, как она, неравнодушна к теперь уже ее жениху, рассказывать о помолвке даже ей было почему-то неудобно.
— Я знаю…
— И за ужином Витор сообщит одну новость…
— Я знаю, — улыбка сестры стала чуть шире.
— Как? — Соня округлила глаза, неужели все уже знают?
— Большей сплетницей чем ты, моя дорогая, оказался… — Майя приложила палец к губам, делая вид, что пытается что-то вспомнить. — Как бы его назвать… Возможно… Твой жених?
Соня подлетела к сестре, схватила за руку, поднимая со стула, а потом крепко-крепко обняла.
— Только это секрет, понимаешь? — она на секунду ослабила хват и снова сжала своими тоненькими, но такими сильными ручками.
— Понимаю. Я очень рада за вас. — Майя погладила сестру по голове. — Вы будете счастливы. Я в этом уверена.
— Правда? — Соня посмотрела ей в глаза, ища подтверждения слов.
— Правда. Вы будете самыми счастливыми на земле.
— Ох, Майя, мне кажется, я его люблю. По-настоящему, сильно люблю. Не потому, что виновата перед ним. Хотя и виновата, и буду всю жизнь это помнить. Но я не жалею, я люблю. Ты представляешь? — Соня захихикала, будто сказала только что несусветную глупость.
— Представляю. Очень хорошо представляю. И он тебя любит. И докажет, что ты перед ним не виновата, — зная Витора, Майя была уверена — он сможет сделать это намного быстрее, чем «вся жизнь».
— Сегодня мы сообщим о помолвке. Сначала он поговорит с папой, а потом, на ужине, уже скажем всем остальным. Представить сложно, что все это правда…
— Правда. — Майя высвободилась из объятий, прошла к окну, чтобы его открыть. — Вы простите меня, если я не буду с вами вечером? — наверное, впервые она просила о таком, чувствуя себя полнейшей эгоисткой, и обидься на нее Соня, посчитала это ее законным правом.
Но ее выдержки вряд ли хватило бы на очередную встречу с этим человеком. Так она думала еще до вчерашних событий, а после не могла даже представить, что с ней случится, увидь она Дэррека вновь.
Соня подошла к сестре, смотрящей куда-то вдаль, обняла сзади, положив подбородок на хрупкое плечо:
— Это ты прости, что из-за меня придется задержаться. Я знаю, что ни одни человек больше не может так искренне радоваться за нас, и мне не важно, что об этом будем знать лишь мы.
— Глупости. Вот увидишь, когда Витор сообщит о вашей помолвке, все будут рады. И просить прощения не за что, ведь нужно и мне хотя бы раз в три года проводить неделю другую здесь.
В комнате на несколько минут повисла тишина размышлений. Каждой было о чем подумать.
— Ты знаешь, что вчера произошло, на открытии? — Соня почувствовала, что Майя напряглась.
— О чем ты? — Соня с родителями вернулись не намного позже ее самой. Возможно, на час или полтора. Хотя обычно открытия длятся до утра.
— Была драка. Между герцогом Мэйденстером и Витором, так говорят, Витор мне ничего не объяснил.
— Глупости. Какая драка? Тем более при чем тут может быть Витор?
— Их вид красноречиво говорил, что они либо дрались, либо спасали ребенка об разъяренного буйвола. Буйволов в имении не наблюдалось.
— А что сказал Витор? — Майю пробил холодок, нужно быть полной дурой, чтоб надеяться, что все останется незамеченным, но в глубине души она верила, что последствия будут не столь плачевны, какими когда-то они стали для нее из-за одной глупой сплетни.
— Ничего. Сказал, что объяснит потом. А я не знаю, хочу ли слышать это объяснение.
— Почему? — неужели сестра о чем-то догадывается?
— Я боюсь, что это как-то связано со мной. Не хочу, чтобы он снова пострадал из-за меня. Странно… Еще два месяца тому я была бы счастлива узнать, что его светлость дрался к кем бы то ни было во имя меня. А сегодня я искренне хочу верить, что это не так. И сам герцог тут ни при чем. Я волнуюсь за другого. А ведь ты предупреждала. Ты очень хорошо меня знаешь, наверное, даже лучше меня самой…
*****
Когда Витор снова появился в их доме, Соня ждала его в холле, прохаживая взад-вперед, на все вопросы мамы, что она там забыла, девушка лишь рассеяно улыбалась. Она еле сдержалась, чтобы не помчаться открывать двери, когда прозвучала трель звонка.
Он был как всегда элегантен, гладко выбрит, только багровый след на скуле напоминал о событиях вчерашнего вечера. Обменявшись с Соней взглядами, он сказал ей одними губами, что любит, и отправился в кабинет отца.
Граф был обескуражен такому повороту событий. Он почему-то считал, что Витор скорее подходит Майе, и не потому, что они оба анибальты, а потому, что старшая его дочь более покладистая, мягкая, созревшая для взрослых отношений, а младшая совсем ребенок, в голове которого забавы, но никак не дом и семья.
Как бы ни были выгодны ему возможные партии дочек, он был благодарен Яху, что может отказать практически любому жениху, если он не придется по душе дочери. Он сделал бы так и сейчас, если приглашенная в кабинет Соня не сказала, обращаясь скорее к окну за его спиной, что любит того, кто пришел просить ее руки.
А когда новоиспеченные жених с невестой покинули комнату, граф понял, как стремительно меняется жизнь. Думал ли он еще весной, что выдаст замуж одну из дочерей, что у него скоро родится еще один ребенок, что его старшая Майя решит учиться? Конечно, нет. Но судьба не спрашивает о его планах, строя их на свой манер.
Этим вечером свет сотрясла еще одна новость, затмившая, и даже слегка объясняющая вчерашние события. Младший сын председателя Палаты графа Винсента, Витор, сделал публичное предложение младшей дочери графа Дивьер, Соне. Завсегдатаи светских событий предположили, что это хорошее начало сезона, который готовит им еще много сюрпризов. Некоторые свидетели предложения лишь растерянно переводили взгляды с лиц друг друга, как бы спрашивая: «а как же..?»
*****
В тот момент, когда их отец поздравлял теперь уже практически родственника, отца Витора, с предстоящим событием, Майя пробовала звучание клавиш их с Соней любимого рояля. Звонкого, с чистым звуком.
Когда сегодня утром Соня зашла к ней в комнату, она была занята важным, но совершенно бестолковым делом. Писала письмо, которое никогда не отправит. Адресатом был его светлость, герцог Мэйденстер. Говорят ведь, что если хочешь что-то отпустить, стоит написать это на бумаге и сжечь. Она написала:
«Я пишу вам потому, что лично сказать все это не решусь никогда. Да и случая такого не представится, во всяком случае, я на это уповаю.
Вы никогда не узнаете, как больно смогли сделать. Даже не знаю когда больнее. Наверное, вчера, когда я узнала всю правду. Вам следует собой гордиться, вы совершенствуетесь в этом искусстве.
Вы никогда не узнаете, что я пережила за время, после возвращения домой. Хотя ведь и узнавать-то нечего. Я пыталась бороться за себя, с вами. Когда-то вы сказали, что не отдадите никому, даже самой себе. Пока что это свое обещание вы держите, хотя это и не стоит вам никаких усилий.
Вы никогда не узнаете, что за месть я придумала. А даже если узнаете, не поймете, что это месть.
Вы никогда не узнаете, что я вас любила, и, раз уж бумаге можно доверять, люблю даже сейчас. После того, как узнала. Я не прощаю, вы не нуждаетесь в прощении, я не клянусь помнить обиду всю жизнь, эта боль — следствие моего самого большого счастья, которое приготовила жизнь. Я не жалею, что у нас был тот месяц моего счастья, чем бы это ни было для вас».
Она написала это утром, закончила лишь когда сестра отправилась на свой пост в холле. Вот только сжечь почему-то не смогла. Рука не поднялась. Послание отправилось туда же, где до сих пор лежал сложенный портрет и запонка. Последние напоминания, что это все произошло с ней по-настоящему, а не только в фантазиях, хороших снах и кошмарах.
Свою роль письмо сыграло, ей стало легче. Ей стало все равно. А вчера казалось, что это невозможно. С каждым днем она все больше убеждалась в том, что нет предела, который невозможно было бы пережить, или он просто еще не настал… А что будет, когда настанет?
В комнату, в которой царило такое желанное уединение, вошел дворецкий:
— Леди Майя, там посетитель.
— Извинитесь, скажите, что граф в отъезде, — она нажала еще на одну черную клавишу, создавая странную мелодию. Весь день в доме не закрывались двери, приносили карточки, букеты, некоторые друзья приезжали приветствовать отца лично. Именно поэтому Майя никак не ожидала, что посетитель сможет так ее удивить.
— Это посетитель к вам, — дворецкий учтиво склонил голову, ожидая подтверждения приказа.
Майя встала, закрыла крышку рояля.
— Проводите, — еще до того, как она оправилась от удивления и вспомнила, что может спросить, кто же это, дворецкий скрылся. Но кто? Витор сейчас вряд ли бросил бы все и приехал сюда. Возможно, Дамиан? Ведь он говорил об экскурсии. Хотя сомнительно — после всего, что узнал, он вряд ли даже посмотрит в ее сторону. Ее размышления прервал звук вновь открывшейся двери.
В комнату вошла женщина. Не составило особого труда вспомнить, что вчера она была среди гостей, и, если Майя не ошибалась, это никто иной как вдовствующая герцогиня Мэйденстер.
— Добрый вечер, Майя, — женщина провела взглядом удаляющегося дворецкого. И только когда он плотно закрыл за собой дверь, вновь повернулась к растерянной девушке. Протянула руку. Чуть помешкав, ее пожали холодные белые пальцы.
— Добрый вечер. Простите, я не знаю…
— Называй меня Анна. Можешь леди Анна, если тебе так будет удобней.
— Прошу, — Майя указала на кресло. Сама тоже проследовав за гостьей, устроилась напротив. Пытаясь как-то сгладить молчаливую неловкость, Майя предложила чаю. Хотя в голове крутилась целая куча вопросов, главный из которых: что эта женщина тут делает?
— Нет, благодарю. Я пришла поговорить.
— О чем?
— Я сейчас все объясню, только прошу, выслушайте до конца, если захотите — я сразу же уйду. Вчера вечером вы с моим сыном, герцогом Мэйденстером… — она запнулась, — Дэрреком, кое-что произошло…
— Простите, но меня не касается что-либо связанное с вашим сыном, — это все-таки герцогиня. Неужели недостаточно было поглумиться над ней его руками, нужно еще и ее участие? Майя вскочила с кресла.
— Майя, пожалуйста, всего лишь выслушать, — тон гостьи был спокойный, не требовательный, просящий, но что-то заставило девушку остановиться. Может быть отсутствие высокомерия, к которому она успела привыкнуть, общаясь с людьми, подобными этой женщине? Или то, что в голосе правда слышалась просьба?
Майя посмотрела на женщину, покачала головой, но все же села назад. Проси ее хоть сам дьявол залезть в колет, она, наверное, и тому не смогла бы отказать.
— Я знаю о том, что между вами произошло…
Майя втупилась взглядом в стену. Значит все уже в курсе, о том, до чего она опустилась. С жестокой иронией девушка подумала, что нужно отыскать одну из прошлых любовниц его светлости и узнать, что же бывает после. После того, как тебя отбросили, как ненужную вещь и посвятили весь мир в то, что ты этой самой вещью была.
— Я вас не осуждаю, не нужно стыдиться.
Майя посмотрела на герцогиню, выражая недоверие ее словам. Если не этого стыдиться, то чего же тогда? На незаданный вопрос женщина ответила, даже чуть улыбнувшись:
— Я хорошо знаю своего сына, если он пожелал заполучить что-то, никто в мире его не остановит. Такая уж у него натура. Это касается всего, и женщин в том числе.
— Неужели вы хотели помочь мне справиться с угрызениями совести? — девушка пока что не понимала, к чему ведется весь этот разговор, хотя одна догадка у нее была — они, наверное, все еще боялись, что она попытается устроить скандал.
— Не только, но, надеюсь, в этом я тоже смогу помочь, — за те несколько минут, что Анна провела в обществе девочки, она поняла, что этот ребенок располагает к себе. Не потому, что прилагает к этому усилий. Услышав, о чем они собираются говорить, Майя даже ни разу не улыбнулась, но все же подкупала своей искренностью и наивностью. — Он совершил ужасную ошибку, я не собираюсь его оправдывать.
Не желая погружаться в воспоминания еще раз, Майя попыталась опередить ее предложение, закрыть тему раз и навсегда и вернуться к жизни, которую уж вряд ли когда-то придется назвать спокойной.
— Я не собираюсь устраивать скандалов, претендовать ни на возмещение, ни, тем более, на абсурдный брак, чтобы не упасть в глазах общественности. Мне совершенно все равно, будут ли судачить о моей персоне, как о странной прихоти его светлости. Если он желает этого избежать — можете быть уверены, я угрозы не представляю, от меня никто ничего не узнает, — хотя бы потому, что подобного удара по собственным родителям не перенесла бы уже она.
— Майя, вы все неправильно поняли, — герцогиня взяла в свои теплые ладони ее ледяную руку. — Его не волнуют сплетни, возникни они, задача бы значительно упростилась, — что может быть легче, чем устройство воссоединения оскандалившейся пары? — Я пришла сказать совсем о другом, — она выдержала паузу, раздумывая, как бы сообщить то, что хотела, не ошарашив при этом, но не придумав ничего, сказала как есть. — Он любит вас.
Майя чувствовала себя человеком, который стоит лицом к картине и на ней изображен квадрат, она его отчетливо видела, каждую линию, каждый угол, его цвет, была уверена, что перед тобой квадрат. А человек, стоящий спиной к картине, будто пытался доказать ей, что перед ней круг, он совершенно уверен, что круг, описывает как этот круг выглядит. Вот только Майя продолжала видеть квадрат.
Девушка рассмеялась, только не от радости, от абсурдности происходящего.
— Почему ты смеешься? — ее светлость же, казалось, совершенно растерялась.
— Простите, но с чего вы взяли? — Майе даже пришлось вытереть слезы, выступившие на глазах, от смеха. — Я еще поверю, что его светлость почувствовал муки совести, хотя вряд ли муки, скорее укол, узнав, что… Как бы выразиться, был однажды слишком груб, не имея для этого оснований. Я поверю, что вы взяли на себя ответственность за сына, чтобы извиниться передо мной за этот маленький инцидент, — мысленно она добавила, что он был настолько маленьким, что не давал ей спать ночами и дышать днями, — несомненно, приму ваши извинения, ведь даже не будь их, я в них не нуждалась бы, слишком мелка провинность его светлости. Но, простите, то, что вы сказали, — повторять фразу Майя не хотела сознательно, боясь, что прилипнет к ее мыслям, — это абсурд.
— Он сделал тебе больно…
— Нисколько. — Майя не собиралась открывать душу ни перед кем, а тем более той, кто потом поедет и доложит его светлости, как настроена «небольшая оплошность», или как еще обычно называют подобных ей?
— Очень больно…
— Простите, я не вижу смысла продолжать наш разговор, — Майя встала, направляясь к двери. Осознавая, что то, что она делает — ужасно, почти выгоняет из дома женщину, годящуюся ей в матери да еще и выше по статусу.
Герцогиня тоже встала, прошла к открытой двери, вот только вместо того, чтобы покинуть комнату, закрыла ее.
— Я уйду, но сначала расскажу одну историю.
Майя не возражала, но и желанием слушать не горела.
— В шестнадцать я уже знала, как сложится моя судьба, у меня был жених, тогда я была уверена — любимый. Родители неустанно убеждающие, что так оно и есть и ждет нас впереди лишь счастье, и я верила. Но однажды, в военное время, в наше имение приехал погостить знатный гость, сын герцога. До моей свадьбы оставался какой-то месяц, я летала над землей, мечтая о грядущем событии и примеряя платье. О том, что в доме кто-то гостит, я вспоминала, лишь встречая незнакомца в коридорах или столовой. Что я о нем думала? А ровным счетом ничего. Разве могу я думать о мужчинах, когда за поворотом меня ждет суженый, обещающий дарить нежные прикосновения и целомудренные поцелуи? Так было ровно до того момента, как все не перевернулось с ног на голову. Однажды отец вызвал меня к себе, сообщая, что наши планы слегка меняются. Неужели свадьбу опять придется перенести? Нет. Свадьба произойдет по расписанию. Изменится жених. Незнакомец, который раньше не занимал в моих мыслях места больше, чем шторы в гостиной, вдруг стал самым ненавистным врагом, считающим, что имеет право распоряжаться моей судьбой. Вылетев из кабинета отца, я пошла на поиски жениха, который любил, которого любила. Вот только застала я его собирающим вещи. Для меня не составило труда спланировать наш побег, тайную свадьбу, жизнь затворников, зато в любви и согласии. Но вот только он, тот, который клялся в вечной преданности, сказал, что мы должны покориться. Вот так просто, только потому, что кто-то что-то решил, мы должны покориться. Но если сдался он, это не значит, что сдалась я. Именно это я и заявила новоявленному жениху, который, как оказалось, не просто предмет мебели, а в сущности, человек, который, как оказалось, решает мою судьбу. Первым, что я сказала ему, было предупреждение, что я никогда его не полюблю, что решись он на брак, его жизнь превратится в ад. В ответ он лишь сказал, что его ад станет моим раем. Странное утверждение, но вспоминая сейчас тот разговор, у меня по спине идут мурашки. Это был герцог Мэйденстер, отец Дэррека. Я ненавидела его таким, как себе представляла. Властным, пожелавшим заполучить себе игрушку в моем лице и искалечившим мне при этом жизнь. Вот так просто. Потому, что он так пожелал. На протяжении оставшегося до свадьбы времени я делала все, чтобы он пожалел о своем решении. Чтоб пожалел до того, как станет поздно. Но день свадьбы настал. Под пристальным взглядом отца я ответила ненавистному человеку «да», но не сдалась. Продолжала изо дня в день доказывать ему, что он совершил огромную ошибку. Впервые он сказал мне, что любит после свадьбы, перенеся через порог нашей спальни. А знаешь, что сделала я? Рассмеялась, как ты сейчас, просто потому, что не поверила. Он не стал меня переубеждать, пытаться заставить принять его слова так, как положено, просто перестал их произносить. Больше ни разу в жизни я не слышала от него этих слов, даже тогда, когда осознала, что его ад все-таки стал моим раем, когда сама призналась в любви, получила в ответ лишь улыбку. Мне было чертовски обидно, до слез. Но я вспомнила, как когда-то отреагировала сама и поняла, что это не самая жестокая месть с его стороны. Ты не представляешь, сколько лет я ждала, чтобы он повторил свое признание. Больше двадцати. Мы двадцать лет жили, зная, что любим, но никогда не говоря. Во второй раз он признался перед смертью, уезжая охотиться, и знаешь что? Я ненавижу эти слова и не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку. Когда Дэррек придет к тебе, когда перестанет ненавидеть себя так, как ненавидит сейчас, не совершай ошибки. Отбрось гордыню и свой страх. Он похож на отца как две капли. Если в первый раз все разрушил он, во второй разрушить можешь ты. Поверь, то счастье, которое ты можешь испытать, несравнимо с горем, которое познала. Как бы сложно ни было снова поверить, попытайся. Не веришь словам — слушай сердце.
— Зачем вы говорите это мне? — женщина явно переоценила ее роль в жизни своего сына.
— Поверь, жить без любви слишком сложно, даже тогда, когда тот, кого любишь, уже не ходит по земле. А когда он живет, дышит, заводит семью и детей — это просто невыносимо. Я не желаю такой участи ни тебе, ни своему сыну. Помни, выбор за тобой, но рассмейся ты ему в лицо, мои двадцать лет без слов любви будут сказкой по сравнению с твоими годами наедине с собой или с другим мужчиной. Не бойся, у тебя есть достаточно времени для размышлений.
Проведя по белой как мел щеке, герцогиня вышла из комнаты. Впервые она делилась историей своего счастья и горя с посторонним человеком, с человеком вообще. Никто не знал того, что она рассказала девочке. А сделала она это потому, что слишком та была похожа на нее тридцать пять лет тому, а в том, что Дэррек снова появится в ее жизни, она не сомневалась, даже больше — собиралась сама приложить к этому все усилия.
После ухода ее светлости Майя еще долго стояла на том же месте, пытаясь понять, что же это было. Хоть сама герцогиня вызывала если не желание верить, то хотя бы доверять, но сами ее слова звучали для Майи абсурдно. Возможно, она просто была не готова это слышать, но будет ли она готова хоть когда-то?
*****
Родители с Соней вернулись поздним вечером. Вышедшая им навстречу Майя моментально утонула в потоке хлынувшей на нее информации. Помолвка состоялась, для родителей жениха это стало настоящей новостью, хотя и очень приятной. Они познакомились со своими будущими родственниками поближе, и это очень милые люди. Конечно, отец был знаком с ними и раньше, но и понятия не имел, что когда-то все сложится таким образом. Начиная с завтрашнего дня им с мамой придется каждый день встречаться с графиней Винсент, чтобы уладить все вопросы, а потом продолжить планировать уже дома.
— Майя, это всего лишь две недели. А потом мы вернемся домой все вместе. Ты не против? — таким просящим взглядом на нее взирали и мама и сестра, что отказать было бы преступлением.
— Конечно, нет, ведь вам нужна будет помощь.
Получив положительный ответ, они продолжили щебетать о том, сколько же всего предстоит сделать. Где будет проходить свадьба? Соня хотела бы, чтобы у них дома. Она мечтала об этом с детства, если Витор не будет настаивать на другом, это было бы замечательно. Платье, они будут выбирать уже дома. Сейчас им нужно составить список гостей. И дата. Нужно определиться с датой. Скорее всего, это будет последняя суббота октября. Тянуть до снега нельзя, а времени для подготовки осталось так мало.
К наблюдавшей за этой активной деятельностью Майе подошел папа, обнял за талию.
— Майя, приходили посетители? — ему доложил о приезде герцогини дворецкий, сказать, что он удивился — не сказать ничего.
— Да, — Майя улыбнулась отцу. — Приезжала герцогиня Мэйденстер. Когда мы с Соней гостили у герцога, я рисовала его портрет. Герцогине он понравился, она спросила, не могу ли я сделать такой и для нее, — еще одна ложь, которых будет сотня.
— И что ты ответила?
— Я сказала, что, к сожалению, сейчас не рисую.
— Почему? — граф чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть лицо дочери. Он действительно больше не видел ее с карандашом в руках, и если раньше списывал это на то, что ей добавилось забот с объездом территорий, то теперь у него зародилось сомненья.
— Переросла детскую забаву, да и только, — это была уже почти правда. Каждый раз, когда Майя брала в руки карандаш, на бумаге почему-то норовило появиться одно и то же лицо, а избежать этого она могла лишь перестав рисовать вообще.
*****
Покинув дом графа, Анна вновь отправилась реализовать задуманное. Управляющий делами семьи ждал ее в своей конторе.
— Анна… — он взял в свои руки протянутую ладонь, поцеловал. Долгие годы они с ее мужем были скорее друзьями, чем наемным работником и работодателем. Сейчас, когда он был уже глубоко стар, передав все дела сыну, лишь изредка и лишь для нее лично брался за некоторые поручения.
— Освальд. Я хотела попросить тебя об одолжении.
Они устроились на диване, расплывающийся в улыбке помощник старого Освальда подал им чай в нежных фарфоровых чашечках и удалился.
— Любой каприз, девочка, — странно, но даже по прошествии тридцати пяти лет знакомства, она оставалась для него той юной девушкой, которую когда-то с ним познакомил покойный ныне муж Анны.
— Я хочу купить особняк.
— Ты хочешь, чтобы я подобрал подходящий вариант? — он собрался вставать, чтобы взять из ящика хранящиеся там газетные вырезки, сообщающие о предстоящих аукционах.
— Нет, — она придержала его за руку, не давая подняться. — Я знаю, какой конкретно дом я хочу. Тебе только нужно оформить все это поскорей и отправить туда кого-то, чтобы навели порядок. Крайний срок — три недели. В средствах ты не ограничен.
— К чему такая спешка, Анна? — обычно рассудительная герцогиня, сейчас, казалось, утратила всякое терпение и поступала как сумасбродная девица, желающая получить что-то любой ценой.
— Я просто очень хочу внуков, Освальд, — она рассмеялась сама, а потом к ее смеху присоединился и седовласый друг, даже не зная еще, что же задумала упрямица.
*****
Дэррек узнал адрес их городского дома еще раньше матери. Знал и то, что в этот самый момент там она была одна, так как на другом конце столицы ее сестра с другом сообщали о предстоящей помолвке. Но вместо того, чтобы сорваться туда, он сидел у себя в кабинете.
Он боялся, что попадись сейчас ей на глаза, испортит все еще больше. Хотя куда уж больше? У него было достаточно времени, чтоб все обдумать и принять решение. Мама права, он не может ее упустить. Слишком явно теперь понимает, как сильно любит и как сильно виноват. Но вот с чего начать — Дэррек не знал. Явись он сегодня к ней на порог, какой реакции стоит ждать? Какие слова говорить? Та ракушка, в которую она закрывалась когда-то, всего лишь яичная скорлупа, по сравнению с бетонной стеной, которая стоит между ними теперь.
Утром он заезжал к Дамиану, чтобы просить прощения у него. Перед другом он был виноват. Вот только если тот сначала послал его куда подальше, а потом сказал, что скучал. То с Майей все не получится так просто. Слишком глубоко он всадил занозу в сердце, которое только открылось для любви. Не таясь, он рассказал другу все, что мог. И хоть делал это скорее, чтобы в сотый раз понять, насколько он был ничтожен, неожиданно получил от друга заверения, что он попытается помочь.
— В чем?
— Вернуть все на свои места. Тебе давно пора было жениться, но, видимо, она долго росла. Главное, не подпускай к ней Розу.
Дамиан был как всегда прав. Зная свою любовницу, меньше всего Дэррек хотел, чтобы она оказалась на опасном расстоянии от Майи. В этот раз не было ни слез, ни истерик, ни заверений в вечной любви. Она, видимо, просто не поверила, что больше действительно никогда ничего не будет.
— Что на этот раз?
— То же, что было вчера, неделю назад, месяц, год. Я не дам тебе того, что хочешь ты, а ты не дашь нужного мне.
— И что же тебе нужно? — смотрящая до этого в зеркало Роза повернула голову к мужчине, сохраняя все то же равнодушное выражение. — Точнее кто? Подожди, не отвечай, я попробую угадать, — она сделала вид, что усиленно думает. — Как же ее… совсем вылетело из головы, — почесала кончик носа, пытаясь вспомнить. — Вот! Голубка? — из ее уст это прозвучало будто оскорбление.
— Не твое дело, — она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что тему лучше не развивать. Она не собирается бросаться в ноги, умолять о том, чтобы он передумал. В этом не было смысла, и на него это не подействовало бы. Но и ждать сложа руки, она не собиралась. Благо, у Розы были свои каналы, через которые она могла и разузнать что нужно, и сделать так, чтобы отвадить от него другую хищницу. Потому спокойно отпустила. Вроде бы как отпустила…
Оставив женщину наедине со своими мыслями, Дэррек вернулся домой. Удерживая себя от желания развернуть экипаж в сторону поместья Дивьеров.
Сегодня у герцогини выдался удачный день. Брокеру не доставило особых сложностей узнать, есть ли неподалеку от фамильного имения Дивьер выставленный на продажу дом. Такой имелся. И вот уже несколько месяцев ждал нового хозяина. Отправив вместе с Освальдом телеграмму владельцам, которые по не менее счастливой случайности квартировались в столице, она была уверена, что получит ответ как можно скорее. Так и случилось. Двумя часами позже бывший владелец появился у них на пороге, чтобы торжественно ударить по рукам, благодаря за щедрую цену. Единственный минус — два месяца дом стоял диким, без любого ухода, так что теперь следовало потратить время на его восстановление.
— Сынок, мы должны поговорить, — она вошла в кабинет, продолжавший хранить скорее отцовский след, чем след сына. Он бывал тут не так часто, предпочитая проводить время в разъездах, чем останавливаться на одном месте. Типичное холостяцкое поведение, когда ты не привязан ни к людям, ни к дому. Хотя было и место, которое больше других заслуживало называться домом. Особняк, который он покинул через неделю после отбытия гостей.
— О чем? — Анна с облегчением отметила, что выглядит он уже намного лучше, чем вчера ночью, когда ей даже казалось, что из той пучины ужаса его вытащить не удастся.
— Я купила новое имение. Мне нужно, чтобы ты занялся ним.
Дэррек усмехнулся. Более оригинального способа отвлечь его от грустных мыслей мама придумать не могла.
— Ты думаешь, сейчас это уместно? — он не собирался этим заниматься, благо, у него есть много тех, кому можно поручить подобные глупости.
— Это уместно лишь сейчас, — твердый, упрямый тон, который так часто копировала Мэгги, демонстрируя, что от желаемого не отступит.
— Хорошо, — Дэррек капитулировал. — Что это за поместье? Когда ты там была? Что там за производство? Чем я должен заняться.
— Понятия не имею, — Анна расплылась в улыбке, увидев, как забавно вытянулось лицо сына.
— И как прикажешь это понимать? — он растерялся.
— Очень просто, сынок. Я была сегодня у Дивьеров, говорила с Майей…
— При чем здесь Майя? — он был потрясен еще больше. Его мама, герцогиня-затворница, отправилась на встречу с ней, в то время как он на это так и не осмелился.
— При том. Не перебивай меня, тогда все поймешь, — дождавшись, пока сын кивнет, она продолжила. — Я видела Майю. Она очень светлая девушка, и ты поступил как последний подонок. Жаль, что отца уже нет в живых, и он не сможет поддать тебе за это хорошенько. Но надеюсь, собственная совесть тебя уже достаточно наказала. Но я не об этом. Ее обида сейчас слишком велика, она не подпустит тебя даже на десять метров. А если попытаешься подойти — просто напросто еще раз докажешь ей, что она не зря считает тебя самодуром, которого интересуют только его желания. Но… ты уверен, что хорошо меня слышишь?
Она дождалась еще одного кивка, в темных глазах снова плескалось отчаянье вперемешку с надеждой. И она не собиралась его подводить.
— Любить она тебя не перестала.
— Она это сказала? — если это так, неужели судьба и правда дает им еще один шанс?
— Нет. Скажи она это, я бы засомневалась в ее искренности. Но я знаю, что любит. И знаю, что когда-то простит. Но ты не можешь допустить, чтобы она простила лишь из-за того, что время лечит. Ты сам должен излечить ее от оставленных тобой же ран. Вернуть доверие, вымолить прощение, разбить страхи и отчаянье. А теперь о доме. Тебе придется поехать туда уже завтра. Работы предстоят немалые. А так, как я хочу побывать там не позже, чем через несколько месяцев, ты должен ими заняться.
— Но ты ведь только что сказала, что… — Анна закатила глаза. Неужели любовь действительно делает людей глупцами? Если да, она желает сына побольше глупости.
— Я ведь просила — не перебивай. Так вот, ты займешься домом. Я купила его потому, что в этой герцогстве открываются отличные виды, ты таких точно не видел, и я тоже. А еще там живут замечательные люди. По соседству семья графа, у которого две замечательные дочки. С одной я знакома лично, думаю, вторая ничем не уступает своей старшей сестре. Как же их зовут? Ях, дай памяти. Вспомнила, Майя и Соня.
Он считал, что удивить его уже невозможно, столько он видел всего в жизни. Но маме удалось. Не то, что удивить, а просто ошарашить. Впервые за долгие годы она взяла бразды правления в свои руки и сделала все настолько лучше, чем сделал бы он сам, что впору посыпать голову пеплом.
— Мама, но как? Зачем?
— Ей нужно время без тебя. Пока она здесь, пусть насладится этим покоем. Если ты останешься, только все испортишь. Но уже там ты получишь намного больше шансов попытаться все исправить. Вместо слов ты должен доказывать ото дня в день, что больше никогда ты не сделаешь ей больно.
Столько мыслей сразу пронеслись одна за другой. Что это глупость, единственный шанс, лучший выход, худшее решение. И так по кругу, до бесконечности. Но, черт возьми, лучше он бы не придумал. То, что сам Дэррек считал концом, может стать началом. И вести себя нужно так, как в начале. У них все было неправильно, теперь есть шанс исправить это.