Сава
На меня уставились четыре пары ошарашенных глаз. Кира еще и ротик свой сладкий сложила в буковку «о».
Соблазняет, зараза мелкая.
Игорь улыбается, Роман явно в шоке. А генерал даже прыснул от смеха, но тут же спрятался за старательным покашливанием. Именно из-за него Кира наконец приходит в себя.
— Что ты несешь? — возмущенно шипит моя Малышка.
— А что такого? Или ты что думала, отымеешь меня, а потом свалишь в закат с моим ребенком в животе? — отвечаю я холодно. — А как же мои чувства? Что прикажешь делать с моральной травмой, которую ты мне оставила? — гну я свое. — Нет, я требую возмещения ущерба. Я всегда был человеком чести и всегда держал свое слово, но ты и это у меня отняла. И тебе все еще мало? — выпаливаю я на одном дыхании. — Ты не посмеешь никуда отсюда деться, пока не сделаешь меня снова честным человеком, — ставлю я последнюю точку.
— Ты сошел с ума? Совсем крыша поехала? — взрывается Кира через несколько минут звенящей тишины после моего монолога. — Ты себя хоть слышишь? Я тебе ничего не сделала.
— А как же мое доброе имя? И моя поруганная честь?
— Я тебя сейчас просто придушу, — она делает шаг ко мне, но я отступаю. Еще рано.
— Это только отяготит твою вину, — бросаю я, уворачиваясь от ее рывка в мою сторону. Бьет Малышка больно, лучше не попадаться под ее кулачок. Но сейчас она еще и беременна и, похоже, не до конца осознает этот факт. Потому что она продолжает повторять свои попытки.
— С меня достаточно этого фарса, — воздерживается она от следующего броска, наконец поняв всю тщетность своих стараний. — Я ухожу. Это просто смешно.
— Я разве сказал что-то веселое или комичное? — не отступаю я, делая шаг к ней, заставляя смотреть мне в глаза. — Ели бы на моем месте была ты, то мы бы уже расписывались в ближайшем загсе под дулом твоего деда.
— И не только его, — вставляет Роман.
— Вот именно, — поддакиваю я. — А когда дело касается меня, значит, можно вот так использовать, как одноразовый презерватив, и просто выбросить?
— Деда, мы уходим, — бросает Кира, не сводя с меня своих колдовских глаз. — А ты прекращай уже, понятно? Никто тебя не использовал.
— Прости, Кира, но я на данный момент с ним согласен, — вдруг выдает Лебедев, заставляя Киру перевести внимание с меня на него.
— Что? — такого предательства она явно не ожидала.
— Он прав. Если бы он сделал то, в чем тебя обвиняет, вы бы уже были женаты, иначе я бы отстрелил ему яйца.
— Ты не можешь говорить это всерьез? — наконец осознав, что горячо любимый родственник ей не поможет, Кира оглядывается на моего бывшего начальника: — Роман?
— Прости, милая, — пожимает тот плечами.
— Вы сговорились, да? Точно! Ничего у вас не получится, ясно вам? Разыграли тут целый спектакль. Голливуд по вам всем плачет, а меня увольте. С меня хватит, — зло тараторит Кира, пытаясь обуться.
— Генерал, я думаю, у вас найдутся знакомые в загсе? — спрашиваю я Лебедева, не отрывая взгляда от Малышки, которая вот-вот вспыхнет от ярости, как настоящий факел. — Не терпится снова стать честным и достойным уважения человеком, — не скрываю я улыбки.
— Я тебя удавлю, — Кира, забыв своем желании обуться, делает новый выпад чтобы меня достать, но в этот раз я ловлю ее на лету и, повернув спиной к себе, фиксирую ее руки и вжимаю в свою грудь. Так, чтобы она не смогла причинить себе вред. Да и мне тоже.
— Ну так что? — спрашиваю я генерала, игнорируя возмущенное пыхтение Малышки и ее попыткименя ударить ногой или укусить.
— Документы будут готовы в течение пары часов, — бросает генерал, проследив за нашими с его внучкой манипуляциями. Усмехнувшись, он направляется на выход.
— Что ты делаешь?! — орет Кира, уже не сдерживаясь. — Да вы издеваетесь. Деда? Не смей меня с ним бросать. И помогать ему тоже не смей. Дедушка, я серьезно. Я больше никогда с тобой не заговорю, — угрожает Кира, но Лебедев уже вытолкал Игоря и Романа за дверь.
— Я в этом сомневаюсь, — оглядывается он на нас. — Береги ее, — приказ и просьба в одном.
— Всенепременно, — отвечаю я, — как только она вернет мне мою честь.
Расплывшись в улыбке, генерал подмигивает и уходит.
— Ну, конечно. Я же для тебя никто, — кричит Малышка. — Наконец-то сможешь выдохнуть спокойно. Избавишься от такой обузы. Ты только и мечтал отмахнуться от мен… — затыкаю моей девочке рот ладонью. Сейчас в гневе скажет много чего лишнего, а потом будет переживать из-за этого.
Поднимаю ее и несу в постель.
Она что-то злобно мычит в мою руку, но отпускаю я ее только после того, как насильно укладываю нас на кровать.
— Я тебя ненавижу, — шепчет она, как только я убираю руку с ее рта. Переворачиваю ее на спину и склоняюсь над ней. Моя Малышка обижена и очень зла. Обвожу ее губки большим пальцем.
— А я тебя люблю, — целую. Несмотря ни на что, она тут же раскрывается для меня позволяя углубить поцелуй.
— Ауч, — распахиваю глаза и встречаюсь с ее злым взглядом.
Она укусила меня за язык, и мало этого, так еще и продолжает сжимать свои зубки. Вот же злюка. Накрываю ладонью ее между ног, специально целясь в ее волшебную кнопочку.
— Ах, — Кира тут же забывает обо мне и выгибается. — Мерзавец, — стонет она, пытаясь сжать ноги.
— Конечно, — соглашаюсь я, целуя ее в подставленную для меня шею, — но я твой мерзавец, Малышка.
Только я уже собрался перейти к более близкому контакту с моей любимой, но злобно пыхтящей Малышкой, как ее урчащий от голода живот заставил меня остановиться.
Ну я и идиот. Похоже, мне все мозги спермой залило от долгого воздержания. Ни о чем, кроме ее тела и сладких стонов, думать не могу.
Вжавшись носом в ее висок, начинаю смеяться.
— Это не смешно, — рычит Кира, пытаясь оттащить от себя мою ладонь.
— Да это я над собой смеюсь, — объясняю я. — Пойдем завтракать, а?
Кира на секунду замирает и смущенно отводит взгляд.
— Убери руку, — требует она, и я нехотя, но подчиняюсь, напоследок мазнув по ее чувствительному местечку.
Едва сдерживаю стон. Она уже готова, судя по жару и влаге, что я ощущаю. Я от нее просто дурею.
Малышка закусывает нижнюю губку, похоже мучаясь так же, как и я. Это хоть немного, но помогает мне смириться с тем, что секса сейчас не будет. Ключевое слово «сейчас».
Быстро поднимаюсь и под ошарашенным взглядом Киры беру ее на руки.
— Не брыкаешься? — не могу удержать свое удивление. Я-то ждал новой волны ярости, а она как кроткий ягненочек. Только я вот прекрасно знаю свою Малышку, у этого ангелочка припрятаны пара рожек и хвост дьяволенка.
— Это ты виноват в том, что я до сих пор здесь, так что носи, корми, холь и лелей, — отвечает Кира сухо. — Когда-нибудь ты устанешь, — бормочет она едва слышным шёпотом себе под нос.
Моя упертая Малышка.
— Готов всегда быть твоим носильщиком, если ты останешься такой, как сейчас, — предлагаю я, сажая ее на стул. — Сиди, я приготовлю. Яичницу?
Кира кивает. Она продолжает смотреть на меня нечитабельным взглядом, пока я достаю нужные продукты и стараюсь для нее.
— Ты же понимаешь, что у нас ничего не получится? — говорит она, когда я, накрыв на стол, сажусь напротив нее.
— Я отвечу тебе после завтрака, — предлагаю я компромисс.
— Я знаю, что ты мне ответишь, — злится Кира. — Ты просто упертый осел, — грубит она, но все-таки подтягивает к себе тарелку и приступает к еде. — Не могу поверить в то, что ты разыграл весь этот фарс, — бормочет она с набитым ртом. — А дедушка? Предатель. Я ему это еще припомню, — угрожает Малышка. — Давай доедим и приберемся здесь, а то перед Игорем стыдно, приютил нас, а мы ему такой бедлам оставим, и поедем отсюда по домам, хорошо? Забудем все это как страшный сон, — продолжает Кира, а я начинаю злиться.
Когда она уже перестанет быть такой упрямой. Я шучу? Устраиваю фарс?
Она что, реально думает, что я вот так ее отпущу?
«Малышка должна поесть». «Если откроешь рот, она останется голодной назло тебе».
Несмотря на все увещевания, мой гнев набирает обороты. Малышка еще не понимает, что никуда ей от меня не деться. Так, мне сейчас нужно выиграть время. Уверен, генерал не подведет и документы будут здесь в ближайшие часы, а до этого нужно Киру отвлечь. А там она все подпишет, и мы выйдем из этого дома уже женатой парой.
Она сказала убраться? А чем черт не шутит.
— Хорошо, я все уберу, если ты будешь паинькой, посидишь спокойно в кресле и попьешь чайку, хорошо? — предлагаю я сразу после завтрака, чтобы она не успела опомниться и передумать. — Я тебе заварю.
— Хорошо, соглашается Кира, и я отношу ее в гостиную, сажаю на диван и приношу чай туда же.
— Если что, сможешь вытянуть ноги, — объясняю ей свой выбор, хотя она и не возмущается.
— Так, ты говори что куда, а я буду выполнять, — предлагаю я. — Что мне делать?
— Нужно снять белье с кровати, — говорит Кира, отпивая из чашки и прикрывая от наслаждения глаза. — А ты, оказывается, умеешь заваривать чай.
— Сколько удивления! — возмущаюсь я. — Немножечко уважения, я не только это умею. Что делать с бельем? В шкаф?
— Нет, конечно, его нужно постирать, — заявляет Малышка, — оно же грязное, — качает она головой. — Давай я, — вскакивает в мгновение ока с дивана.
— Сидеть, — требую я, указывая на нее пальцем. — Мы же договорились.
— Хорошо, — соглашается Кира, садясь обратно.
— Это я потом… — кидаю грязное белье на пол. — А сейчас?
Я знаю, что должен сделать, но для того, чтобы выиграть немного времени, спрашиваю и переспрашиваю каждый свой следующий шаг.
В голову приходит мысль, что от этой игры может быть и другой плюс.
— Нужно отнести кровать наверх, — говорит Кира, ерзая на диване, будто не находя себе места. — Игорь поставил её здесь ради меня.
— Хорошо, — киваю я, прежде чем поднять кровать.
— Что ты делаешь? — возмущается Кира.
— Ты же сказала отнести это в спальню, — делаю недоуменное лицо.
— Для этого нужно же сначала матрас убрать, разобрать кровать и наверху её собрать обратно, и только потом уже отнести матрас и заправить его свежим постельным бельем, — тараторит Кира. — Так же можно и спину подорвать, совсем глупый, что ли?
Прикусываю щеку изнутри, чтобы не улыбнуться. У моей Малышки доброе сердце.
Да мне вообще не внапряг отнести все наверх одним заходом, но раз она сама предлагает мне способ тянуть время, то кто я такой, чтобы отказываться.
— Ты за меня переживаешь? — играю бровями, делая шаг к ней.
— Совсем, что ли? Вот еще, — закатывает Кира глаза. — Я за собственность Игоря переживаю. Уронишь еще, — вещает эта невозможная, попивая свой чаек.
— Жестокая женщина, разбила мне сердце, и хоть бы хны, — бормочу я так, чтобы она все прекрасно слышала.
— Оно слишком глубоко, отсель не видать, не то что достать, — парирует Малышка, вроде бы не обращая на меня внимания. Но жилка на ее шейке уже сообщила мне своим трепетом, что мои слова достигли цели.
«Какая же ты еще маленькая и наивненькая».
Несмотря на предательство и боль, что ей причинили, моя Малышка сохранила в себе возможность верить людям и любить.
Когда-то давно в одной книжке, названия которой я не запомнил, я прочитал одну теорию. Мол, если человек однажды полюбил, то его сердце навсегда запомнит, каково это. И в будущем оно сможет быстрее и легче поддаться этому чувству снова, чем то, которое никогда не знало любви.
От этих мыслей портится настроение. Получается, Кира действительно любила Новикова? Нет. Бред. Она только моя и только меня любит.
А любит ли?
Разве она хоть раз призналась мне в своих чувствах? Только и твердит, что мы не подходим друг другу и что она хочет уйти.
Мне кажется, что в моем мире отключили свет — вот как я себя чувствую.
Оглядываюсь на Малышку, которая даже не подозревает о моих мучениях.
Любит ли она меня?