Попадались деревья, густо усыпанные снизу летяжьей крупой. Конечно же, летяга прилетала сюда не однажды. Тут ее туалет! Согласитесь, любопытно: живет в лесу дикий зверек, а у него собственная уборная! И он летит в нее, как на крыльях...
Да, гладко было на бумаге... Я проходил километр за километром - и ничего! В глазах рябило от лесного мусора, от корявых и замшелых комлей. Шишки, растрепанные клестами и дятлами, огрызенные до стерженька белками или мышами. Жухлые листья, ленты желтой сухой травы, чешуйки коры. Мусор - а радует глаз! И чудо-время - весна! Ни комаров еще, ни слепней. Теплая дымка струится над нагретой землей, и странно шевелятся за ней кусты и деревья, словно отраженные в неспокойной воде.
В светлых осинниках и ольшаниках снег сошел, палый лист сохнет на солнце, скручиваясь в рулончики, свертываясь в кулечки, стискиваясь в кулачки. Лист подсох, а земля под ним еще мокрая, а проминается под ногой, как пластилин. Идешь и вдавливаешь сапогом сухие листья в сырую землю.
Лось ли пройдет, человек ли - непременно оставит следы, вдавит опавший лист в землю. Пройдут, стихнут вдалеке, а следы их вдруг зашепчутся! То лист примятый распрямится и соседний заденет, то стебелек вдавленный выпрямится. Развяжется тесемочка сухой травы, встряхнется сжатый в гармошку пучочек брусники.
Давно ушагали из лесу лось и человек, далеко где-то они уже, их уже и не слышно, а следы все шепчутся, шепчутся. Долго-долго...
А весенние бабочки! Рядом с горсткой мокрого снега - зернистого, как крупная соль, - лежит на боку лимонница. Вот так и пролежала она всю зиму под снегом, как желтый осенний лист. Теперь оттаяла, отогрелась, зашевелила лапками! Воскресение из мертвых...
Бархатная траурница парит и порхает в струях весеннего ветра. Нарядный павлиний глаз распластал на припеке яркие крылья с четырьмя удивленными и испуганными "глазами".
Ветер то нахлынет волной, то отхлынет; то обдаст тебя холодом, то потянет теплом. Вверху рокочущий гул вершин, внизу - лесная застойная тишина. И тихо. Скрипят деревья.
Каждое скрипучее дерево на свой лад скрипит. Раньше, бывало, я все ночевки свои только под скрипучими деревьями и устраивал. Услышу скрипит, тут и сбрасываю рюкзак.
Валежник собираешь, а оно скрипит, рогульки вырубаешь - скрипит, лапник стелешь - все скрипит и скрипит...
Бывает, вырастут два дерева тесно, упрутся друг в друга сучьями, одно другое отталкивает, отпихивает. А то ветер повалит одно на плечо другого - тоже скрипят. А иное дерево на вид живо-здорово, да сердцевина трухлявая: чуть ветерок - и скрипит. А это снег в дугу зимой согнул - за все лето не распрямилось. Согнулось в поклоне, голова лохматая в землю и скрипит. Особо настырно скрипят только что склонившиеся на соседей деревья; со временем они притрутся и поутихнут.
Ни рощи нет, ни бора и ни дубравы, где бы не скрипели деревья. И каждое по-особому, каждое о своем...
Когда читаешь книги о жизни леса, то представляется тебе эта жизнь невероятно богатая событиями, тревогами, трагедиями. А уж встречи - на каждому шагу! Иначе и быть не может: ведь автор не писал о скучном времени, которое тянулось между этими событиями. Бывает, все интересные встречи за всю свою жизнь автор помещает в одну тонкую книжку. Целая жизнь, которую вы перелистаете за один вечер...
Не огорчайтесь, если, придя в лес, вы не увидите за каждым кустом волка, а за каждой кочкой зайца.
Радуйтесь, если вообще их когда-то увидите. Тайны леса - не легкие тайны. Лес умеет хранить секреты.
Летяжью уборную я все же нашел! Вот так об этом записано в моем дневнике: "Прошла пора приятных весенних походов, на стражу лесных секретов поднялись неисчислимые армии комаров и слепней. Высокие травы спрятали суковатые коряги и предательские ямы. Парно, душно, пот ест глаза. Гудят комары и слепни; идешь и машешь пучком веток - паришься березовым веником... И не посмотреть толком ни под ноги, ни по сторонам.
По зарастающим вырубкам иду как по воде, разгребаю зеленые волны кустов, вдруг с головой окунаюсь в невидимые ямы-омуты.
Потянуло нагретым душным багульником - значит, близко моховое болото. Чахлые сосенки на моховых кочках в шелушках коры. Мох пружинит под ногами, как упругий матрац. Идти еще тяжелей.
Распаренный, обалдевший от солнца, с гудящим роем комаров и слепней над мокрой спиной вхожу, наконец, в прохладную тень высокого леса. Уф, хорошо!
Когда забредаешь в незнакомый уголок, всегда жадно смотришь: а кто тут живет? Парочка дроздов-белобровиков. Гнездо их на грибе-трутовике как чашечка на полочке! Птенцы так плотно вжались в гнездо, что и пальца между ними не просунуть. Теплый, пушистый, дышаший комочек.
Букаха какая-то сучит крылышками и ножками; поет, конечно, хоть уху ничего и не слышно. На ее неслышный зов прилетела вторая, волнуется, суетится. Вот еще целый мир - мир беззвучных песен. Тысячи тысяч песен звучат вокруг нас, а мы даже не знаем об этом...
В осмоленной, словно вымазанной медом дыре, выбитой в елке дятлом, копошится стройное тонкое насекомое, больше всего похожее на затянутую в блестящий костюм чемпионку по художественной гимнастике. Это наездник. Он просверлил "хвостом" кору и проткнул им в глубине вредного короеда. Как он узнал о нем через толщу дерева? Отблеск тайны, мудрости и совершенства природы сияет даже на самом крохотном живом существе. Удивительна жизнь и самой простой козявки.
Живет тут и летяга! На комле осины россыпь желтых крупинок. Теперь остается только стукнуть по дереву, как написано в книге, и из дупла выскочит глазастенькая хозяйка. А дупла нет... Ни на этой осине, ни на соседних. Вот тебе и верный рецепт и надежная примета! Где ты, летяга?
Прилетел толстый слепень, я его шлепнул - и брызнула из него на руку кровь. Значит, где-то недалеко лось лежит, это слепень у него насосался крови. Муравейник распотрошен и раскидан - кабан лежку на нем устроил. Каждый зверь себя по-своему выдает. А кто мне о летяге расскажет?
Л Е С Н Ы Е Д Н И
Поиски продолжались. Кто мне еще о летяге расскажет? Пока что летяги чаще сами рассказывали о других. Сперва заманили в лес, а потом, заметая следы, подбрасывали и показывали мне вместо себя других. Скрываясь и убегая, словно бросали подачки: пока я возился с ними, они успевали укрыться. Как охотник, удирающий от медведя: бежит и бросает ему то шапку, то рукавицы, то ремень и тужурку, пока не заскочит в свою избушку чуть ли не голяком. Я и надеялся таким способом "разоблачить" летягу, хоть то и дело отвлекался на ее "подачки". И иногда подолгу на них застревал. А это все отдаляло встречу. Но я ни мгновения не жалею. Летяга, скрываясь, увлекла в свои ночные владенья и открыла мне жизнь ночного леса. Она же ввела меня в лес дневной. В дневном лесу я уже многое знал, но лес - это такое место, в которое сколько бы ни ходил, а всегда ты там как бы внове и всегда есть что узнать. И летяга мне помогала в этом. Помогала узнать самое потаенное: о чем шепчутся листья, кто выглядывает из-за деревьев, глядя мне в спину? Все живое в лесу испытывало меня на миролюбие - друг я или враг? Все настораживалось и смолкало. Нелегко было не только что-то узнать и понять, а просто встретить какого-нибудь обитателя леса. Ведь это только в книгах о лесе не успел страницу открыть, как тут тебе волк и медведь. А в настоящем лесу и за обычной белкой ноги собьешь и все глаза проглядишь.
И я был рад, что летяга подбрасывала мне такие "подачки". Ее подачки были подарками для меня.
Как возникает желание? Наверное, от нехватки чего-то: чего-то тебе не хватает - и ты начинаешь хотеть. Но чего не хватает городскому мальчишке? У него скорей все в избытке. Все в избытке, и только одного не хватает - загадок. Он живет в разгаданном мире. Мир города выстроен из отгадок. Сперва разгадали все свойства вещей и материалов, а потом из разгадок построили город. И нет больше зарослей крапивы и лопухов, загадочных, как далекие джунгли, и нет лужи, заманчивой, как океан. Все подделка, все ненастоящее: игрушки, мероприятия, развлечения. Мир разгадан - и опускаются руки.
Взрослым проще: они-то знают, что мир не разгадан. А как быть мальчишке, которому вдалбливают другое? Ты думаешь, это чудо и тайна? Да нет же, чудес не бывает, все объясняется просто. Все описано, взвешено и измерено. И можно формулой изобразить запах цветов, осколком стекла объяснить радугу, лоскутком наэлектризованного капрона развенчать молнию. Но ведь мальчишка не формулы хочет нюхать, а живые цветы; осколки и лоскуты несоизмеримы для него с радугой и грозой. И кто сказал, что филин не леший, а сыч не домовой?
Детство кончается тогда, когда кончается удивление. Но даже чтобы кончиться, оно должно сперва в нашей жизни быть.
Летяга для меня, городского мальчишки, стала первой настоящей загадкой, и я, не раздумывая, пошел за ней в лес. И она привела меня в свой неразгаданный мир. Мир, построенный из загадок.
Мир таинственен и прекрасен. И радость неведомого захлестывает тебя. Положи руку на пульс лесных дебрей, послушай их затаенный стук. Не торопись обрывать крылья у бабочки. Береги свое удивление.
Музыка лесного и полевого дождя. Смена дня и ночи, зимы и лета. Позеленение и пожелтение леса. А голая лягушка, переживающая суровую зиму? А птицы, улетающие в неведомые земли? А тетерева и рябчики, ночующие под снегом? А летучая мышь, висящая вниз головой? А ежик, спящий полгода без просыпу? Сова, для которой темная ночь словно светлый день? Дятел, долбящий с утра и до ночи, - и хоть бы раз сотрясенье мозгов! И эта моя летяга - планирующий зверек?
Сила удивления вела меня по лесам. Вся природа вокруг, как из кубиков, была сложена из удивления и загадок. Мне пока что не охватить ее в целом, я роюсь, я вязну в частностях - но до чего же эти частности завлекательны и хороши!
Нет в лесу опасных зверей. Самый крупный зверь сейчас не страшнее запуганного мышонка. Спасибо, что хоть деревья еще не улетают от нас, подобно перепуганным птицам.
А ведь мы так друг на друга похожи! Когда мы просыпаемся, то зеваем. Зевают, просыпаясь, медведи и волки. Даже змеи, рыбы и черепахи! Продрогнув, мы торопимся к солнышку, а перегревшись, ищем тень. Точно так поступают животные.
Мы умываемся по утрам; умываются кошки и мыши, лисы и зайцы, утки и кулики. По вечерам птицы любят понежиться на заходящем солнце точь-в-точь как мы на вечерней завалинке. Кабаны и олени от гнуса вымазываются в грязи - и мы мажемся кремом "Тайга".
Во многом мы очень похожи, и нечего нам делить. Почему же нас все так боятся? Наверное, потому, что мы делим шкуры даже не убитых медведей. Потому, что все живое в лесу мы обозначили только как пух и перо. И потому, что нужны нам обитатели леса лишь пойманными и убитыми.
А почему бы не пойти в лес, как мы ходим в гости: не ради корысти, а ради общения?
Мы бродим по берегу моря, ожидая, что волны выплеснут нам Небывалое. Вот так же можно пойти и в лес - в ожидании Небывалого.
Я ничего еще толком не знаю, и глаза мои разбегаются. Но я уже чувствую: я набрел на свою тропинку. Шумный, красочный, безмерно разнообразный мир природы - это мой мир. И я иду по тропинке, не загадывая, не представляя, куда она меня приведет. И не все ли равно, раз это моя тропа?
Сейчас, через сорок лет, открывая свои мальчишечьи дневники, я переношусь в далекое прошлое. Снова в ушах лопочут мокрые листья осин. Снова шумит загадочный лес - лес моего детства. И простая тетрадь, как фантастическая "машина времени", мчит меня по волнам прошлого, шумя парусами страниц...
Когда открыто идешь по лесу - лесная жизнь останавливается. И видишь ты только то, что порождает страх. А жизнь без страха - какая она? Жизнь "сама по себе", жизнь "как всегда"?
Я должен стать вальдшнепом или козодоем: они все видят, а их не видит никто. Просто лежат на земле птичьи глаза сами по себе. И всматриваются в лесную жизнь. Жизнь без страха.
Медленно тянутся лесные дни. Но у каждого дня - свои радости. "Грачи прилетели!" "Первый грибной дождь!" "Отошли комары". "Поспела черника". "Иволга засвистела". "Первая радуга!" Уйма радостей скрыта в лесах.
Соловей поет, а вокруг все думают, думают. Сосед соловей думает: "Лучше нос к нему не совать, а то еще хвост выщиплет или в макушку клюнет". Соловьиха думает: "Раз поет - значит, место хорошее для гнезда подобрал. Не слетать ли да поглядеть?" Птицелов думает: "Ишь как поет! Пора западню готовить". Прохожий думает: "Вот и еще одна зима позади..."
А соловей поет и поет. А вокруг все думают, думают...
Год природы прямо напичкан радостями! Нескончаемая череда радостных дней. И что из того, что они повторяются. Пусть повторяются, многие мы заранее предвкушаем и ждем: долгожданные радости только дороже! Кончились майские радости - и ты начинаешь их снова ждать. Ушли летние, но они повторятся! И ты радуешься, ожидая. А дождешься - тем более радуешься. А нарадуешься - и снова ждешь...
Лесные радости не приедаются, не стареют. Мы снова и снова радуемся цветку, и весне, и пению птиц и радуемся, что можем радоваться. Чем мы отплатим природе за это?..