Светло.
Почему так светло?
Соня открыла глаза. Картинка перед глазами слегка «плыла». Взгляду предстал очень белый потолок с солнечными квадратами. Слева обнаружилась ширма и кремовая стена за ней. Справа – окно с короткими молочными шторами. Они слегка покачивались на лёгком ветру. У окна дремала в кресле женщина, похожая на маму. Что она тут делает?
«А где я сама и что тут делаю? – подумала Соня. – Кажется, лежу в постели, но не дома. Обстановка незнакомая, матрас жёсткий, бельё слишком грубое». В нескольких метрах перед кроватью виднелась закрытая дверь. В изножье сидела на стуле девушка в белоснежном чепце и фартуке. Тоже спящая. Что за сонное царство посреди дня?
Есть тут хоть какой-нибудь цвет, кроме белого? Вот, кажется, у изголовья яркие пятна. Соня повернула голову и обнаружила тумбочку, заставленную букетами и открытками. Тёмно-красные вызывающие люпины торчали длинными «свечками». Незабудки пышным облачком окутывали низкую вазу. Рядом вздымалась большая охапка белых пионов. Впрочем, нет, уже не белых. Они пожелтели и на кончиках лепестков стали неприятно коричневыми. Как тут оказались вянущие цветы? Этот вопрос почему-то показался Софье наиболее важным. Надо непременно выяснить, почему внимательная мама не заметила засыхающие растения. А потом уже разобраться, где находится она сама, и почему все спят.
– Мам…
Голос показался сиплым и чужим. Соня закашлялась, и сиделка на стуле тут же открыла глаза и распахнула рот в изумлении.
– Очнулась барышня! Господь милосердный, Анна Петровна, она очнулась!
Загорская-старшая (а это на самом деле была она) вскочила со своего кресла и в момент оказалась возле кровати.
– Сонечка, милая, наконец-то! Я так молилась! Боже, какое счастье, ты снова с нами!
Мама плакала, обнимала лежащую дочь, целовала её руки и лицо. Да что тут происходит? Почему все так удивлены? Отчего мама заливается слезами и зовёт Соню не полным именем, как всегда?
– Я позову доктора! – сиделка выбежала из палаты, хлопнув дверью.
– Сонечка, как ты себя чувствуешь?
Лицо у мамы было очень взволнованное и уставшее. Морщинка между бровей обострилась, глаза припухли.
– Нормально, – прошептала Соня, прислушавшись к себе и не найдя очевидных причин для беспокойства.
И хотела было спросить про пионы, но дверь снова распахнулась, и в палату стремительно вошёл доктор – невысокого роста, худой, с седой бородкой и бакенбардами. Он очень ловко подхватил стул медсестры и уселся по другую сторону от кровати. Серые глаза под седыми бровями внимательно уставились на девушку.
– Ну-с, Софья Николаевна, вы очнулись. Поздравляю.
– Георгий Павлович, чудо-то какое, – мама снова прижала к губам вялую Сонину руку, и на пальцы закапало что-то горячее.
– Толика чуда вашими молитвами, Анна Петровна. А по большей части наука физиология. Я вам говорил: организм молодой, здоровый, оправится.
– Я так признательна. Вы её исцелили.
– Ну, медицина в таких случаях довольно бесполезна. У барышень, знаете ли, тонкая нервическая настройка, вот и перетянуло где-то струну. Всего лишь нужно было время на восстановление. Надеюсь, всё вернулось в норму. Но проверить, разумеется, стоит. Вы позволите, Софья Николаевна?
Соня позволила. Пока лишь ясно, что она в больнице, и с ней что-то случилось. Понять бы, что именно.
Доктор между тем достал железную лопаточку, заставил открыть рот и сказать «а-а», посветил фонариком в глаза, потрогал лоб, приложил сухие ловкие пальцы к запястью, удовлетворённо покачал головой. Потом вытащил из кармана стетоскоп.
Соня чувствовала себя куклой, которую бесцеремонно рассматривают и ощупывают со всех сторон. И молча потянула тонкое одеяло вниз. Под ним обнаружилась домашняя ночная рубашка – с кружевным воротом на завязках и вышитыми васильками. От этой внезапной родной находки почему-то стало тепло в груди, а в глазах защипало. Кажется, мамин плач заразителен.
Доктор послушал сердце и лёгкие и одобрительно кивнул:
– Что ж, на первый взгляд, телесных расстройств я не наблюдаю. Показатели укладываются в норму. Ничего не болит, не тянет, не беспокоит?
– Нет, – ответила Соня уже без всякой сиплости. Кажется, голос начинает возвращаться.
– Отлично. Давайте проверим ментальное самочувствие. Помните, как вас зовут?
– Софья Николаевна Загорская.
– А вашего отца?
– Николай Сергеевич. Он преподаёт и работает на бирже.
– Прекрасно, прекрасно. Где вы живёте?
– В Москве. Чудовской переулок, дом три.
– Кто нынче московский градоначальник?
– Николай Вадимович Русланов.
– Какой сейчас год?
– Тысяча девятьсот двадцатый.
– А число?
– Двадцать шестое мая.
Мама встревоженно взглянула на доктора. Тот успокаивающе улыбнулся Анне Петровне и снова повернулся к Соне.
– Ну, разумеется, вопрос был с подвохом. Вы ведь спали и не могли следить за временем. Что вы помните о том дне?
Что значит «о том»? Почему не об «этом»? Не о «вчерашнем» хотя бы? Сколько прошло времени? Вопросы стремительно и хаотично проносились в голове, но Соня мысленно их отодвинула и сосредоточилась на фактах:
– Мы с однокурсниками и преподавателем собрались пойти в галерею Третьяковых. Место встречи было у Храма Жизуса Чудотворца. Я помню, что одевалась, чтобы поехать туда и… всё.
Соня вдруг осознала, что совершенно не представляет, что произошло дальше. Встретились они или нет? Дошли до музея? Вместо воспоминаний в памяти чернел пустой провал. Никаких, даже смутных подробностей «того дня».
– Частичная амнезия, – резюмировал доктор. – Не редкость в таких случаях. У вас было сильное нервическое потрясение. Ох, уж эти экзамены… Неудивительно, что на солнце вы упали в обморок. Шляпки и зонтика при вас не было. Ай-яй-яй, как неосмотрительно. Результат налицо: помрачение сознания, сотрясение головы, потеря памяти.
– Боже мой, Георгий Павлович, это опасно? – Анна Петровна снова начала волноваться. – Вдруг она не только тот день забыла?
– Это мы выясним лишь после наблюдений и исследований. Но, на первый взгляд, амнезия затронула лишь кратковременный период – в частности, сам несчастный случай и предшествующие ему часы. Мозг просто попытался забыть неприятный инцидент. Такое случается. Не волнуйтесь, память восстановится. Не сразу, но со временем.
– Так какое сегодня число? – решила уточнить Соня.
– Третье июня, барышня. Вы пробыли в глубоком сне целую неделю.