Рентан, вздохнув, отстранился от пациента и крепко задумался. Его мучила дилемма самого врачебно-моралистского толка из возможных. Обратившийся за помощью ладный мужик средних лет, по имени Ласлав, был здоров как бык, особенно, если бы не злоупотреблял спиртным. Впрочем, обратился он совершенно по иному, почти не связанному с вредным увлечением поводу.
Он выловил лекаря уже после того как тот, решив, что с него на сегодня хватит, закончил с обходом и возвращался в лечебницу. Миловида частенько ставила Рентана на такие «прогулки» по домам городской знати. Могла, конечно, потребовать работать прямо в клинике, как накануне, но скорее из желания повредничать.
Городские богачи, вельможи и прочие люди при власти и богатстве знали Рентана, своеобразным образом уважали и потому причиняли ему куда меньше проблем, чем его коллегам, при этом слушая его наставления относительно внимательно. Менее капризными и надоедливыми детьми в облике взрослых они от этого не становились, но по крайней мере повышался шанс исцеления. Если, конечно, болезнь вообще имелась. Что случалось далеко не каждый раз.
Ласлав выцепил Рентана на финишной прямой, почти в самых дверях лечебницы, куда тот собирался вернуться, переодеться и понемногу начать готовиться к путешествию к барону. Таких просителей, которые лезли, словно тараканы из всех щелей к лекарю, стоило тому быть узнанным, на протяжении каждого дня без исключения обращалось великое множество. Но в данном случае Рентан пройти мимо или прогнать просителя не смог и пригласил в специально предназначенную для осмотра таких визитёров каморку.
Они уже встречались, хотя Ласлав этого, конечно же, не помнил. Произошло это года три назад, поздно вечером, когда Рентан в точно такой же день, но поздно вечером, возвращался в лечебницу. Случилась банальная история: его попытались ограбить. И ограбили бы, но этому помешал здоровенный мужик, который окликнул собравшихся. Ласлав, нетвердо стоявший на ногах и вообще не понявший, что происходит, просто хотел занять пару грошей себе на добавку, но грабители этого, конечно, не знали и ретировались.
Сама причина визита не представляла из себя ничего интересного. Банальное растяжение связок кисти, вызванное чрезмерным трудом. Ласлав, стремясь заработать себе на бутылку, брался за любую работу, даже самую тяжёлую. А как это ни странно, такому здоровяку предлагали чаще всего самую тяжелейшую работу. Обо всём этом он сам рассказал Рентану, ничуть не стесняясь и не скрывая своих пристрастий, а теперь сидел, улыбаясь, и мучил лекаря одним своим видом.
Тот понимал одну очень простую вещь: уйди Ласлав от него сейчас всего лишь с растяжением, он не изменит своим привычкам. Просто не поймёт взаимосвязи. И в следующий раз явится с чем-то посерьезнее. Здоровье-то позволит ему злоупотреблять спиртным ещё долго, но не кошелёк.
Рентан не только мог, но и хотел прекратить это. Однако его совесть и банальная порядочность были против такой манипуляции, пускай и оправданной благими намерениями. Пересиливая себя, лекарь спросил с намёком:
— Ласлав, сколько вы выпили за последние десять дней?
— Да всего ничего! Только по вечерам немного! — улыбаясь во весь рот, не слишком избалованный зубами, признался мужик не без простодушной гордости. — Ну и по утрам, да и днём тоже, но чуть-чуть! Чтоб руки крепкими были и не тряслись! Мне нельзя, чтоб они, руки, тряслись — кормят они меня.
— Полагаю, в этом и есть причина боли, — выслушав всё это, резюмировал лекарь. — Не в руках, в алкоголе.
— Да как так то ж?! — изумился Ласлав. — Всегда ж пил и нормально было! Ну, не поутру конечно, но…
Насчёт «всегда» Рентан сильно сомневался, однако начал с другого конца:
— Вы ведь знаете, что Двенадцать не одобряют пагубных, чрезмерных увлечений?
Пристыженный пациент вполне ожидаемо уткнулся взглядом в пол. Он, конечно же, этого не знал, хотя бы потому что лекарь только что весьма вольно интерпретировал священные тексты.
— Где бушует страсть, там всегда упадок! — продолжил моральное давление Рентан. — И начинается упадок с самого важного, что нам дали боги — организма, нашего тела. Оно слабеет, хиреет и в конечном счёте…
Договаривать, судя по ужасу в глазах пациента, необходимости не было.
— Так… так… так стало быть нельзя мне больше к бутылке-то? — боязливо поинтересовался Ласлав и с надеждой уточнил: — Даже совсем чуть-чуть?
— Я могу лишь сделать вывод из увиденного и своего опыта: Двенадцать указали тебе, что не приемлют разгульства, — чинно, специально выражаясь как можно сложнее, сказал лекарь. — Осмелишься перечить их воле? Только помни: далее последует не отцовское замечание, строгое, но по-семейному мягкое, а гнев всемогущих, чьей воле смели перечить!
— Мой батька всегда учил — нельзя идти против богов, — хмуро припомнил Ласлав. — Так, а по праздникам? В честь Двенадцати-то можно пригубить?
— Только пригубить. Не больше того, чего требует традиция. — Ласлав тяжело вздохнул и понуро кивнул, соглашаясь с этим. — Ну а насчёт руки, — продолжил Рентан, сменивший менторский тон и высказывания на куда более простые и главное понятные выражения, — неделю держать в покое, то есть избегать труда. Продолжит болеть — сходи в баню и пропарься, но никакого алкоголя!
— Как же ж так, в баньке-то и без чарки! — изумился пациент, ещё не до конца осознавший новые реалии. — Традиция ж ведь! Дедушку Пара задобрить надобно…
— По-моему, — скептично заметил лекарь, — его задабривают тем, что загодя, ещё при протапливании, оставляют краюшку хлеба и немного спиртного, — он демонстративно вздохнул с неодобрением. — Выдумки это про алкоголь в бане! — строго сказал Рентан, поддав на всякий случай возвышенно-моралистских изречений. — Блажь и оправдания слабых духом! Пар и чистое тело — вот что тебя в бане заботить должно!
Ласлав покорно кивнул и засобирался на выход. Рентан же, чрезвычайно собой довольный, усмехнулся ему вслед и принялся собираться. Вдруг ему помешал ещё один визитёр. Неожиданный и непрошенный, но приятный.
— Узнает об этом твоём финте Миловида — три шкуры сдерет.
Рентан обернулся на голос. Не успел пациент выйти, а в дверях крохотной каморки, где из мебели была неудобная койка да два стула, уже стоял, подперев собой дверную раму, улыбающийся до самых ушей мужчина. Он пришел не один, а в компании с внушительных размеров ящиком, который, судя по всему, ещё и весил прилично.
Звали его Локто и он был лет на десять моложе Рентана. У них было много общего: оба не из Власвы, оба связали свою жизнь с помощью тем, кто в ней остро нуждался, оба обладали определённым талантом в этом. Правда вот внешность у них различалась, и сильно. Пухленький, маленький Локто едва доставал своему другу и товарищу ярко-рыжей макушкой до плеч. Компенсировал он это шириной и извечной улыбкой.
— Подслушивать разговоры пациентов — Мирослава сдерёт с тебя пять шкур, — стараясь скрыть радость от этого визита, заметил Рентан в ответ.
— Переживу, — незваный гость весело отмахнулся и поставил ящик себе в ноги. — Меня-то она любит.
— Она просто недостаточно тебя знает.
— И слава богам! Ещё чего не хватало!
Локто был владельцем крупнейшего во Власве и окрестностях алхимического магазина «Лучшая тысяча зелий Кальциниуса». Поэтому в лечебнице Эвана мелькал регулярно, будучи основным поставщиком различных медикаментов. Ни в медицине, ни в алхимии он ничего не понимал, его страстью была торговля как таковая. Локто уродился дельцом и весьма искушённым, но не лишенным, в отличие от многих других «коллег», определённых понятий чести, и что не менее важно — банальной порядочности.
Во Власве можно было легко заработать и на чём-то кроме алхимии, тем более лечебной, но Локто упрямо держался её, хотя в убыток не работал. Либо тщательно скрывал финансовые потери за регулярными, надо понимать, демонстративными обновками одежды, покупкой различного рода драгоценных безделушек и непрерывным расширением дела.
— Что привело тебя ко мне? — поинтересовался Рентан, наслаждаясь разговором.
— Не поверишь! — Локто зашёл в каморку, закрыв за собой дверь. — Дружба!
— Знаешь, для человека, зарабатывающего деньги на обмане, ты удивительно плохо врёшь, — осклабился лекарь, прекрасно зная, что если его друга и можно чем-то обидеть, то явно не словами.
Локто, крутящийся всю жизнь среди тех, кто очень много говорит и очень мало делает, как никто другой знал истинную цену любым словам.
— Не вру, а лукавлю. И вообще-то считаю это умение своим достоинством! — возразил он. — А вот ты был весьма убедителен. Умеешь ты ездить по ушам этой церковной чушью.
От такого заявления Рентан поднапрягся.
— Это не чушь.
— О да, конечно! — притворно согласился Локто.
— Что тебе-то знать о богах? — ехидно спросил лекарь. — Ты в храме-то когда последний раз был?
— Знаешь, мне как богохульнику повиднее твоего будет насчёт существования каких-то там всемогущих сущностей, — уклонился от прямого ответа делец. — Существуй они, меня б уже десятком молний ударило. Разом! А потом кирпичом добило.
— Возможно, они решили наказать тебя за грехи как-то иначе, не думал о таком? — с намёком поинтересовался Рентан.
— О да, и наказание это — полная удовольствий жизнь, — пустился в свою любимую стихию подсчётов Локто, поглаживая внушительное брюшко. — Не менее длинная, чем твоя, между прочим. Правда, я-то от своей беру всё.
— Ну моя определённо будет в конечном счёте подлиннее: я-то слежу за своими источниками удовольствия, — лекарь улыбнулся, зная, чем можно «кольнуть» друга. — Кстати, об этом: ты никак по делу? Принёс очередной букет от дамы с широким, никогда не закрывающимся сердцем?
— Нет, нет, — начал махать руками делец. — Ныне я закрыт для любви. Не сезон.
— Хм, странно, — Рентан, хорошо знавший друга, искренне удивился. — Раньше твои сезоны сменяли один другой вовсе без перерывов, порой наслаиваясь. Неужто ты ко мне за какими-то укрепляющими отварами явился?
— Я бодр и силён ничуть не меньше прежнего! Без всяких отваров! — делая вид, что оскорблен, возмутился Локто. — Многие могут тебе об этом рассказать. — Лекарь покачал головой, показывая, что не интересуется. — Нет ничего странного, мой друг. Ныне я увлекаюсь только благонравными вещами — искусством. — Он добавил полушёпотом: — Есть тут одна музичка…
— А-а-а, — сразу всё понял Рентан. — Это, конечно, проясняет дело. Высоких нравов, полагаю?
— В смысле? — не понял делец.
— Своё сердце она тебе ещё не распахнула?
— Нет… пока нет, — смутившись не вопросу, а необходимости делиться неудачей, ответил Локто. — Но я работаю над этим. Ну, ты знаешь: букеты, встречи по вечерам, обсуждение струн под сенью звёзд в компании моего обаяния и хорошего вина.
Вид у него сделался мечтательным. Чего у дельца было не отнять — человеком он был искренним. Если влюблялся, то непременно от всего сердца. В порыве чувств был готов на любые глупости. Затем, каждый раз без исключения, это проходило, сменяясь разочарованием и непременными разговорами о том, как прогнили люди вокруг, и дескать лишь один Локто среди них остался чистеньким и на белом коне. Впрочем, это его состояние также длилось не слишком долго, и всё повторялось. И так раз за разом. Рентан совсем не на пустом месте именовал данный процесс «сезонами».
— В вине, я знаю, как ты разбираешься, — припомнив множество казусов, сказал с сарказмом Рентан. — Но неужели ты покусился своим невежеством ещё и на музыкальные инструменты?
— Ну-у-у, — Локто скромно шаркнул ножкой, — барабан от клавесина отличу.
— Достойно. И это не мешает вам?
— Ну ты же знаешь, как оно бывает: большинству людей нужен не собеседник, а слушатель. А слушатель я весьма отменный.
Тут он нисколько не кривил душой и не преувеличивал. Рентан по себе знал как никто другой: если надо выговориться, то лучшего кандидата, чем Локто, в мире было не найти. На девушек это наверняка действовало с утроенной силой.
В этот момент лекарь заметил на лице друга кое-что интересное, но отнюдь не необычное:
— Я вижу у тебя царапину на лице. М-м-м-м, как будто кто-то ударил ладонью и случайно задел ногтём. Полагаю, это от того, что ты был плохим слушателем, да?
— Не удержался, — развёл руками Локто. — Она такая ладненькая, стройная — руки сами тянутся. Но это тоже показатель: ударила ладонью, не кулаком. И никуда не ушла.
— Вас определённо ждёт большое будущее. Совет вам да любовь, — с иронией пожелал Рентан. — Так чего пришёл-то? Похвастаться или позубоскалить?
— Наверное, стоило бы, но нет, — делец вдруг сделался нетипично сосредоточенным. — Дело у меня к тебе, дружеское — тут не вру и не лукавлю.
По виду Локто он и вправду был настроен настолько серьёзно, насколько вообще такой человек мог быть серьёзен.
«Что-то его тяготит», — догадался лекарь с тревогой.
— И что это?
Прямого ответа, конечно же, не последовало. Делец начал издали:
— Ты ж к господину барону сегодня едешь?
— Ну, предположим, еду. Откуда узнал?
— Не поверишь: он мне сообщил об этом.
— Ты прав, не верю.
Однако, вопреки обыкновению, у Локто имелись твёрдые, пускай и помятые доказательства, которые он незамедлительно предъявил, — письмо. Впрочем, его суть делец пересказал сам, не вынуждая собеседника вчитываться в отвратительный почерк:
— Заказал у меня целую кучу ингредиентов. Ты случайно не знаешь, зачем это всё?
— Я бы, может, и сказал бы тебе. Да со времени кончины писаря письма господина Кобыслава понимаю скорее интуитивно. Контекстуально. И это, — лекарь указал на текст письма, — разобрать не могу.
— Кхм, я тоже долго мучился, но расшифровал.
Локто перечислил заказ, оказавшийся на диво длинным. Получалось, что текст письма состоял на две трети только из перечисления ингредиентов. Список получился разнообразным и очень необычным.
— Что-то у меня есть сомнения, что это заказывал господин барон, — закончив перечислять, сообщил делец. — Серьезные сомнения.
— А я не сомневаюсь. Не он однозначно.
— Может, ты не сомневаешься так же в том, для чего ему это вот всё? — поинтересовался, не скрывая беспокойства, Локто. — Потому что моих алхимиков этот список поставил в тупик и вызвал множество споров.
— Отраву из этого можно сделать, — уклончиво ответил лекарь.
— Рентан, я тебя умоляю, отраву можно сделать и из твоей скучной рожи, было бы желание, — раздражённо заявил делец. — Можно ближе к делу?
— Можно. Я думаю, это для мага, который у него гостит. А вот зачем тому вот это вот всё сказать точно не могу. Вероятно, в качестве стимулятора или поддерживающего средства. «Стотравка» или как тут этот отвар зовётся. Ингредиенты вполне подходят.
— Хм, — призадумался с огорчением Локто и вдруг резко переменился в лице, — а я-то думал тебя удивить новостью о необычном госте господина барона.
— К делу, — напомнил Рентан и кивнул на ящик. — Ты, видимо, решил, что я нанялся тебе в курьеры и буду доставлять заказы?
— Вообще-то это подарок! — возразил делец с хитрецой. — От всей души!
— Но деньги ты за него получил, верно? — заранее зная ответ, уточнил лекарь.
Следующие слова Локто его совсем не удивили:
— Чуть-чуть. Всего лишь немногим более, чем отдал бы любой другой на его месте. Не смотри на меня так! Между прочим, учитывая наши «тёплые» отношения с ним и те его выкрутасы в прошлом — это большая такая скидка!
Глупости барона Кобыслава находили проявление в самых разных жизненных аспектах. То и дело он порывался, например, регулировать то, что ни в какой регуляции не нуждалось вовсе. Разумеется, максимально топорным и глупым способом.
Пару лет назад одним из таких начинаний стала попытка решить вопрос с тем, кому и что можно делать в баронских лесах. Начал Кобыслав лихо: записал себе все леса на своих землях с оговоркой, что если кому-то удастся доказать обратное, то так тому и быть. Лесов в баронстве имелось много, больше было только людей, живших за их счёт, и которые в один момент оказались в статусе браконьеров и воров. Это следовало из следующего уточнения, категорически запрещающего доступ к баронской собственности, в частности охоту и собирательство.
По итогу всей этой авантюры, продлившейся около полугода, в выигрыше остались лишь те, кто сумел доказать право на владение тем или иным участком леса и подзаработать на внезапно возникшем спросе. Сам Кобыслав отделался лёгким испугом, полной потерей остатков авторитета и мудрым жизненным уроком, гласящим, что любые угрозы неплохо бы чем-то подкреплять, иначе в них перестанут верить. Обычные же люди потрепали себе нервы, а потом осознали, что лесов в округе много, людей ещё больше, а барон с глупыми инициативами всего один, ведь даже его приближенные, в том числе дружина, от такого решения остались, мягко говоря, не в восторге.
— Тем не менее я не нанимался тебе в доставщики «подарков», — скривился Рентан и напомнил: — извозчики за каждый лишний килограмм дерут будто за второго пассажира!
— Денег хочешь? — проницательно поинтересовался делец.
— А ты дашь? — усомнился лекарь.
— Нет. Но груз ты всё равно повезешь. А у меня есть кое-что другое. Подарок, если тебе угодно так считать. На этот раз от меня лично и бесплатный.
Локто достал из кармана амулет в виде крошечной фигурки совы, отлитой из серебра, судя по цвету, на тоненькой невзрачной верёвочке.
— Амулет? — удивился Рентан, ожидавший много чего, но не этого.
— Не простой.
— Вижу что не простой, я спрашиваю, зачем он?
— Текст письма не одного тебя навёл на интересные мысли, — полушёпотом рассказал Локто лукаво, но выражая искреннюю тревогу. — Как и список ингредиентов. Что-то назревает, и у меня по этому поводу неприятно зудит под лопаткой.
— Могу посоветовать пиявок, — оценил интуицию друга лекарь. — Или настойку.
— Какую настойку? — заинтересовался делец, слывший большим любителем экспериментов с алкоголем.
— Любую покрепче, лишь бы ты думать о всякой чуши перестал. И волноваться попусту, — наслаждаясь реакцией, ответил Рентан. — Так что за амулет?
— Это безделушка, но полезная! — наконец сознался Локто и выдал донельзя напыщенную фразу, словно находился на сцене дешёвого театра: — мысли защищает, хранит от постороннего вторжения.
Однако лекарь уловил за этими словами юление, попытку прикрыть истину полуправдой и всякой мишурой.
— Ты ведь не получал от Кобыслава никаких приглашений — сам бы тогда отвёз. Только список ингредиентов. Но откуда-то знаешь, что там будет маг. Пора бы сознаться — полчаса уже хвостом крутишь!
— Не маг, а магичка, — кисло сознался Локто. — Это она мне доставила список и уточнила, чтобы я передал ингредиенты с тобой. По имени назвала. Как её зовут… знаешь, пускай она лучше сама представится, — вдруг он запнулся. — А ты откуда в курсе, что там будет кто-то с магическим талантом?
— Она, скорее всего, нам подкинула задачку, ещё вчера, — рассказал Рентан не юля. — Бросила на улицах своего гомункула. Очень качественного гомункула. Невероятно качественного — он почти неотличим от человека.
— Лысого мужика такого? — припомнил делец. — Она ко мне с таким заходила. Я ещё подумал, что за странный тип — я шучу, а он даже не улыбается.
— От твоих шуток в принципе мало кто улыбается, — заметил Рентан. — Чаще всего из вежливости. Или снисхождения.
— Ну не скажи, моя Соловушка… — видно уже решив, что дело решено, вернулся к прежней теме Локто.
— «Соловушка»?! — прервал его лекарь, не сумев скрыть ни удивления, ни других эмоций. — Это имя такое, что ли?
— Псевдоним. Ты имеешь что-то против?
— Вкус и чувство прекрасного. А настоящие имя у неё есть?
Подумав и видно решив, что это в любом случае ещё всплывёт, Локто сказал, заранее скорчив кислую мину:
— Рогнеда.
— Теперь понятно, почему она пользуется псевдонимом.
— Да чтоб ты понимал! — возмутился делец в сердцах.
— Хе! — многозначительно усмехнулся Рентан.
— Ну да, я и забыл, хе, — тоже хихикнул Локто. — К слову, мог бы выбрать что-нибудь местное. На — слав там, например. Рентаслав! Как звучит-то!
— Звучит так, будто я жильё сдаю, — кисло и демонстрируя, что не желает в это углубляться, отметил лекарь. — Меня устраивает моё имя.
— Не сомневаюсь, — ухмыляясь, согласился Локто. — А Рентаном-то Ниоткудашним ты доволен?
— Вполне-вполне.
— Ну-ну, — вдруг делец замер, будто заяц, увидевший притаившегося хищника. — Оу, кажется, я слышу тяжёлые шаги. По-моему, мы заговорились…
— Беги, — посоветовал Рентан, улыбаясь. — Она не гомункул, твоих шуток точно не оценит.
— Зайди ко мне, как вернёшься! Думается, что тебе будет о чём рассказать — из меня хороший слушатель! — попросил Локто и, оставив ящик, тряся пухлыми щёчками, убежал прочь, спасаясь от грозы, в этот раз принявшей вид Миловиды.
Отправляя мальчика посыльного за бричкой, Рентан искренне надеялся, что ему повезёт и приедет Римпан, хотя шансы на такое в середине дня были откровенно невелики. Поэтому, когда к лечебнице подкатила незнакомая развалюха голубого цвета, пропахшая дешёвым алкоголем и рвотой, которой правил вполне знакомый юноша, лекарь искренне и приятно удивился.
— Моя сломалась, — помогая закинуть ящик-подарок Локто, рассказал Римпан. — Отдал в ремонт, а деньги-то надо зарабатывать. Вот и одолжил.
Судя по отслаивающейся краске и скрипу, бричка была старше возницы раза эдак в два. Зато кони в этот раз явно были поспокойнее.
— Хороши, а? — Римпан аж светился самодовольством. — Пораньше встал, чтоб другие не успели, ха!
Наблюдая за молодым человеком, лекарь почти сразу же заметил, что с его левой рукой что-то не так. Увидеть, что именно, через одежду и перчатки было затруднительно, но она определённо болела и вызывала дискомфорт.
— Зажало мне её вчера, — заметив взгляд, рассказал Римпан смущённо, — аж до синевы. — Он самоуверенно отмахнулся: — Ерунда, на мне всё заживает в два счёта! Как на том псе, хе!
Рентан на это посмотрел взглядом человека, который неимоверно устал убеждать своих пациентов в необходимости лечиться до того, как всё станет неизлечимо. Но лезть не стал, ограничившись советом:
— Возьми выходной и держи её в покое.
— Да какие тут выходные! Какой покой! Знаете, сколько мне за ремонт оси надо отдать? — сплюнув, раздосадованно буркнул Римпан, закончив пристраивать ящик. — Присаживаетесь.
Разговор продолжился лишь когда бричка, скрипя казалось бы каждой своей деталью, миновала Бароновы ворота и выехала на дорогу, ведущую на север. Попутчиков у них было немного, но оно и к лучшему: ещё и манёвры данный музейный экспонат мог не выдержать. Ему и движения на весьма средней скорости вкупе с отвратным состоянием дороги хватало с лихвой.
— Какие ж выходные и покой, сами ж видите, на чём ездить приходится! — повторил Римпан с ещё большей досадой. — А у меня жена и двое малых!
Рентан невнятно дёрнул головой, то ли желая сочувственно кивнуть, но передумав, то ли отгоняя особо настырную муху. Поморщившись, он заметил:
— Всё же запускать не стоит. Продолжит болеть — зайди в лечебницу и спроси меня. Разберёмся. — Заметив укоризненный взгляд возницы, лекарь добавил: — Как минимум мазь будет не лишней.
— Знаю я эти мази! Пахнут как… как от моих коней не пахнет, а они, знаете ли, не самые ароматные!
Вот поэтому Рентан и не любил подобные разговоры. Каждый раз было одно и то же, вплоть до отдельных фраз. Причём убеждать каждого «бегуна от лечения» приходилось отнюдь не шаблонными фразами. Тут-то как раз требовался именно персональный подход. По иному просто не получалось — люди на любые шаблонные фразы про необходимость лечения реагировали немногим лучше, чем на прямые оскорбления.
— Та-а-к чего к барону-то едете? Случилось с ним чего? — спросил возница, не меньше собеседника желая сменить тему разговора. — Если не секрет, конечно.
Подумав немного и рассудив, что погоду нынче из-за туч и тумана иначе как скверной назвать сложно, а пейзаж из-за этого и наступающей осени особенно уныл, лекарь не стал уклоняться от ответа:
— С отцом его, мудрым Яреком, беда. Сам господин Кобыслав здоровьем обладает чрезмерным.
— Так божий помазанник же, — нашёлся Римпан. — Благословлен, стало быть.
— Хе, ну да, — усмехнулся Рентан, хорошо знавший, что из себя на деле представляет барон, и вдруг осознал, что это хорошая возможность расспросить о других гостях. — Ты, кстати, не знаешь, возили кого в замок недавно? Нездешних.
Возница призадумался, да надолго, лишь когда бричка подскочила на подвергнувшимся камне, непонятно как при этом не развалившись на куски, он неуверенно уточнил:
— Нездешних? Говорили вроде про такое. Про гостей в смысле. Но никто их не видел. Только карету, дорогую, очень дивную — вот её видели. И в городе и подле него несколько раз на этой неделе. — Римпан, смущаясь, добавил шёпотом: — Представляете, она сама по себе двигалась. Без коней!
— Магическая, — кивнул лекарь и уточнил: — ты её, выходит, видел?
— А то! — возница поднял руки. — Оттудова у меня и перчатки эти! Бросили из окна, будто ненужные! Новенькие!
— Кто-то гостит у господина барона. Кто-то очень необычный.
Тем временем они миновали ту самую развилку, одна из дорог которой вела в сторону Воронова. Деревенька от этого места находилась далековато, почти в полутора часах езды, но Рентану всё равно показалось, что он видит столб дыма на горизонте.
— А вы слышали про хомункулуса? — немного погодя, опять же шёпотом, будто их кто-то мог подслушать, поинтересовался возница. — Про человека, который не человек? Дескать в городе пара таких бродит. Выглядят…
— Точь-в-точь как мы, — закончил за него лекарь и дабы пресечь дальнейшие расспросы соврал: — чушь это. Гомункула спутать с человеком сложно, почти невозможно. Как нельзя спутать тебя с конём или меня со скальпелем. Понимаешь?
— Ну-у-у, да, — Римпан неуверенно кивнул. — А разве это не богохульство?
— Ещё какое, — согласился Рентан. — Но магам Двенадцать не указ. Они сами по себе.
— Как же ж так? — искренне изумился возница. — Разве…
— Да вот так, — перебил лекарь. — Как есть. Сначала они — магические ордена — возвысились над простым людом. Затем над королями. Теперь и на богов смеют поплёвывать.
— И им за это ничего не будет? — с надеждой спросил Римпан.
— Будет. Непременно будет, — уверенный в собственной правоте поделился своими мыслями Рентан. — Не знаю от кого: от таких, как мы с тобой, или от кого благородного, а может, и Двенадцать вмешаются, но кара обрушится на головы богохульников. Это неизбежно. Вспомни Вороново.
Поежившись от очевидно не самых приятных воспоминаний, возница задал очень неожиданный вопрос:
— Так вы, стало быть, тоже их не любите, магов-то?
— Тебя это удивляет?
— Ну, эм, немного. Просто вы, кажется, выше этого, что ли.
Рентан прекрасно понял, что скрывается за этими словами. Это был не столько комплимент, сколько неумело замаскированная констатация того факта, что Римпан не считает себя равным по статусу и положению своему пассажиру. С точки зрения возницы, лекарь находился в иерархии к магам ближе, чем к нему, а значит, мог не разделять «чаянья просто люда».
— Я имел опыт общения с несколькими магами. Настоящими магами, не послушниками или аколитами, а теми, кто по полному праву носит этот титул. И поэтому хорошо знаю, что они из себя представляют.
— И какие они, настоящие маги?
Этот вопрос был вполне ожидаем. Во Власве, разумеется, как и везде жили люди, наделенные магическим даром. Но исключительно самоучки, причём не самые одаренные. Ни магических орденов, ни их представителей в городе на регулярной основе никогда не было, лишь редкие проезжие, либо «рекрутёры»: охотники, иногда в буквальном смысле, на детей и подростков, которые демонстрировали наличие дара.
— Эти, хм, люди так верят в свои способности, что давно перестали считать себя равными нам с тобой, — осторожно подбирая выражения, рассказал Рентан. — Понимаешь, что это значит?
— Высокомерные они, стало быть? — растерянно предположил Римпан.
Это предположение лекарю не слишком понравилось. Оно являлось правильным по форме, но абсолютно неверным по сути, а значит, с точки зрения Рентана, было вдвойне опаснее любого просто неправильного ответа.
— Они высокомерны, но высокомерием страдают многие. Однако не всем даны силы, способные заставить их думать, что они что-то большее, чем есть на самом деле. Если говорить коротко и просто: маги отрицают мораль, а следом за ней всякий закон — человеческий и божий.
— То есть мы для них, как скот, что ли? — помолчав немного и явно не до конца поняв сказанное, спросил возница.
А вот это сравнение лекарю понравилось куда больше предыдущего.
— Хорошая аналогия, — кивнул Рентан. — Конечно, они не все такие. Но большинство.
Конечно же, только на этом вопросы у Римпана не закончились. Скорее начались, ведь теперь он был худо-бедно посвящён в тему.
— А правда, что маги бессмертны?
— В том смысле, что их нельзя убить? Нет, неправда. Это возможно и случается куда чаще, чем самим магам хотелось бы. Но вот как избежать старения и угасания тела они знают.
— Вот же ж суки! — возница выразительно сплюнул.
Правда, как показалось лекарю, зависти в этом восклицании и жесте было куда больше ненависти.
— Столько получили, а закон нашенский не блюдут, и в богов нашенских не верят! — продолжил причитать распалившийся Римпан.
— А вот тут ты не совсем прав, — сообщил ему Рентан. — В Двенадцать они не просто верят, они твёрдо уверены в их существовании.
— Так а как так? Ведь получается, что они больше нашего знают и всё такое!
— И в этом-то проблема! — лекарь многозначительно усмехнулся. — Боги — это что-то не поддающееся познанию, лежащее за пределами человеческого восприятия, а если это не так, то это никакие не боги. — Заметив полное непонимание на лице собеседника, он добавил более понятный пример: — Маги считают, что не всё то злато, что блестит.
Дорога тем временем приобрела заметный уклон вверх — верный признак того, что до цели их путешествия, замка Лиственница, осталось меньше половины пути. То и дело меж холмов и оврагов поодаль от дороги мелькала речка Власва. В этот день, хотя вряд ли он сильно отличался от других, она была настолько перегружена грузовыми лоханями, баржами и лодками, что издали куда сильнее напоминала оживлённый тракт, нежели та полупустая дорога, по которой путешествовали Рентан и Римпан. Заторы, особенно близ мостов и крутых поворотов реки, и сопутствовавший им шум с руганью — в наличии.
Имелись здесь и какие-то поселения, чаще всего тоже кормящиеся за счёт речки, точнее тех, кто по ней путешествовал. Но неизменно находились и те, кто пытался пересилить ужасный ландшафт, плохую почву и скверный климат. Такие деревушки больше напоминали военные форты — плотно сбитые кучкой строения, окружённые частоколом. Последний нужен был, разумеется, для защиты, но совсем не от двуногих хищников.
Бандитов здесь видели редко, а вот дикое зверьё, оголодавшее до такой степени, что покидало свои леса, в окрестных лесах имелось в избытке.
— Говорят, здесь сокровища есть! — заскучав от тишины, рассказал Римпан. — Ну или шахты старые, ещё времён Империи. Правда, где вход никто не знает.
— Шахты, здесь? Близ реки и болот? — усомнился Рентан, тоже бывший не прочь разбавить поездку беседой. — Они и сезона не проработают — затопит.
— Ну-у-у, я в этом не разбираюсь, — несколько обиженно протянул возница. — Моё дело другое. — Вдруг он, заметив холм, спросил с оживлением: — А про курганы слышали? Вроде раскопали такой один недавно. Это точно было! А где один курган, там и другие…
— Не надейся на этом разбогатеть, — буркнул лекарь, морщась не то от раздражения, не то от порыва холодного ветра.
— Чего это? Думаете, отберут?
— Отберут точно. Но даже если нет — это злато уже не нашего мира, а загробного. Живому оно счастья принести не может.
— Так это ж курганы еретиков! — сообщил Римпан, довольный тем, что он в коем-то веке знает больше собеседника. — Значит, Двенадцать не при делах!
— Неужели ещё одни поклонники Отвергнутого? — искренне удивился Рентан.
Секты Тринадцатого, Отвергнутого, или как они там себя сами называли, не были какой-то редкостью, особенно в дремучих местах, отдалённых от крупных городов. Но ни одна из них не процветала настолько, чтобы оставить после себя целые курганы. Куда чаще от них оставались пепелища и ямы с трупами.
— Не-е-ет! — продолжая упиваться гордостью за себя, сообщил возница. — Говорили, что внутри нашли знаки Триединства! А стало быть, это…
— Верующие в Трёх, — пытаясь скрыть свою озадаченность за зевком и почёсыванием волос, закончил за него лекарь. — Не ожидал услышать про них так далеко на севере. Только ты ошибаешься.
— Разве? В чём? Курган тот недалеко, можно и…
— Не нужно, господин барон ждёт. Дело в другом. Триединники никакие не еретики. Церковь Двенадцати и Охотники их не преследуют, хотя и строительство храмов не дозволяют.
— Оу, а это как так-то? — Римпан в это мгновение был одной большой озадаченностью, принявшей человеческий облик. — Они ж в других богов верят, и ритуалы тоже иные!
— Ты ошибаешься. Они верят в Двенадцать и даже соблюдают некоторые наши традиции.
— А в чём тогда дело?
Перед тем как пуститься в рассказ, Рентан тяжело вздохнул и даже отхлебнул разведенного в воде вина — объяснение предстояло быть долгим и запутанным.
— Разница в том, что для них Двенадцать — это старые боги, которые сами предсказали свой конец. Это называется пророчеством о Трёх. Триединники считают, что однажды старые боги отойдут на покой, и на их место встанут трое новых: Бард, Воин и Торговец. Поэтому-то они и соблюдают наши ритуалы, прекрасно осознавая, кто сейчас властвует над миром, и ожидая, когда их покровители явятся. Считается, что, дескать, Трое будут родом не из Эндрии.
— Ох, как же ж это у них всё путанно-то! — массируя лоб, словно тот болел, замети Римпан.
— Не без этого, — согласился Рентан уклончиво.
С его точки зрения, сторонники Триединства как раз всё излишне упрощали, сводя понятные лишь богам процессы к простой пересменке.
— Вы сказали, что так далеко на севере о них не слышно, стало быть, триединники на юге где-то обитают?
— Как видишь, их курганы есть и здесь. Но вообще да, больше всего верующих в Трёх на юге, в краю песка, ветра и странных, горбатых лошадей — Сунде. — Подумав, Рентан добавил: — Полагаю, что тот курган, о котором ты мне рассказал, принадлежал какому-то магу.
— А и верно! — вспомнил возница, улыбаясь. — Я слышал что-то такое! — Осознав, что это значит, он замолк на мгновение, а затем уточнил: — Так, стало быть, и среди магов есть эти триединники-то?
— За всех не скажу, но их там явно больше, чем поклонников Двенадцати. Триединство очень, как бы сказать, подвижная вера. Маги считают, что Трое будут никем иным, как возвысившимися людьми, точнее…
На этом Рентан прервался, заметив религиозный ужас на лице собеседника. Римпана можно было понять: за такие речи Охотники отправляли на костёр почти без размышлений. Одно дело — верить в некие божественные процессы, смену эпох, и совсем другое — признать одних богов людьми, пускай и наделённых экстраординарным даром. Это равносильно покушению и на остальных, а такое прощать было никак нельзя.
Вдруг до лекаря доползла запоздалая мысль. Он, как верный приверженец своей профессии, давно привык искать взаимосвязь во всём. В конце концов человеческое тело ничто иное, как очень сложная система, и понять его, не разобравшись, как она работает, попросту невозможно. И вот, рассказывая про Триединство, он чуть не упустил важную деталь.
— Когда, говоришь, нашли курган? И кому достались сокровища?
— Барону, кому ж ещё! — мгновенно ответил Римпан. — А нашли, хм, да по весне и нашли, как снег прошлогодний сошёл! А к лету раскопали, стало быть.
Рентан кивнул, присоединяя это к прочим сведениям. Загадочный и неожиданный визит некоего могучего мага переставал быть таким уж загадочным и неожиданным. А ведь он ещё даже не успел попасть к барону, чей замок, а вернее его силуэт, только-только показался вдалеке, на самом краю горизонта.