Ксюша.
Последующие несколько дней мы провели, практически не выходя из палаты. Моника очень изменилась. Стала замкнутой, задумчивой, слишком спокойной для ребенка. Она могла долгое время сидеть и смотреть в одну точку, находясь в своих мыслях. Доктор Петрова предупреждала, что такое возможно, ведь даже вообразить страшно, что пережила на Земле моя малышка. Посттравматический синдром. Возможно, когда-нибудь она будет готова рассказать мне о своих злоключениях, а пока я стараюсь не давить на нее. Лишь отвлекаю от ее грустных мыслей.
Все эти дни Моника старалась не отходить от меня. Помогала с Софией и пыталась вызнать, когда же всё-таки разбудят Марка от медицинского сна. Все чаще она смотрела на меня таким взглядом, что сердце мое просто разрывалось. Я старалась как можно чаще обнимать ее и говорить ласковые слова. Сможет ли она оправиться? Ведь то, что у нее повышенная регенерация не означает, что и душа исцеляется быстрее.
Вот и сейчас Моника уже минут десять сидела на кушетке и монотонно болтала ногой, а мыслями была где-то глубоко внутри себя.
— Моника, что с тобой? — не выдержала я. — Ты сегодня какая-то задумчивая? Малышка дёрнулась, словно проснулась от глубокого сна, прерывисто вздохнула и тихо спросила:
— Мам, почему вы меня не искали? Почему вы бросили меня? От ее слов я лишилась дара речи. Так и стояла, вытаращив глаза на дочь.
— Не понимаю. Ты вроде была рада меня увидеть? — по-своему истолковала мое молчание она. — Так почему ТАМ не искали меня? Ведь я была совсем рядом. А вы просто ушли. Я вам не нужна? Я могу уйти к тете Уле!
— Что? Какая тетя Уля? — очнулась я. — Никуда я тебя не отпущу! Мы искали тебя! Искали, Моника! Папа сразу же вернулся за тобой! И потом тоже искали! Но, наверное, не там. Я… Мы… Да мы с ума чуть не сошли, когда думали, что навсегда потеряли тебя!
Моника стояла, опустив голову. Складывалось впечатление, что она не верит мне.
— Моника? — ласково позвала ее. — Моника, доченька, ты что, не веришь мне?
— Я не… Я не знаю. — тихо прошептала она. — Я схожу до столовой. Принесу нам что-нибудь поесть — Я пойду с тобой! — категорично заявила я ей. — Я не оставлю тебя больше одну никогда!
— Мам, я сама! — отмахнулась она. — Хочу одна побыть.
И с этими словами Моника вышла из палаты, оставив меня в полном недоумении. Что мне теперь делать? Как все это разгребать одной? Как мне объяснить ей, что ее не бросили? В смятении я металась по палате из угла в угол, пока на планшет не пришел вызов.
— Андрей? — удивилась я. — Что-то случилось? От Лёши есть новости?
— Ну почему сразу что-то случилось? — улыбается друг, но мне он почему-то кажется встревоженным. — Все в порядке. От Алексея, конечно, нет вестей, но ты же сама понимаешь… Там не до звонков родным. Я позвонил просто, спросить, как ваши дела? Как дети?
— Все хорошо. — заторможенно отвечаю ему, а сама вытаращив глаза пялюсь на лист бумаги, что мне показывает Андрей. — Дети поправляются. Ну, насколько это возможно. Скоро переедем в жилой отсек. Как ты? Как дети?
— Ой, у нас тоже все отлично. — говорит он, а сам качает головой и прикладывает палец к губам. — Надюша совсем к рукам привыкла, теперь целыми днями приходится ее на руках носить. Алан в лаборатории с Ульяной пропадает. Ты, кстати, давно ее видела? Вам бы пообщаться!
— А, да? Да! Давно пора. Как раз хотела попросить ее, чтобы она нас поскорее выписала. Все равно Марку уже лучше не будет, а поддерживающую терапию можно и у нас проводить.
— Это отличная идея!!! — показал большой палец вверх Андрей. — Ну, ладно. Мне пора кормить Надюшу. Будьте осторожны и звоните мне почаще!
Андрей отключился, а я ещё с минуту сидела и смотрела в пустой экран. Что значит Моника в опасности? Куда я ее должна спрятать? Что он имел в виду, когда показал мне лист с этой записью? Боже! Моника ушла в столовую!
Не теряя ни секунды, я открыла дверь палаты и нос к носу столкнулась с вооруженными людьми. И, что самое странное, они не выглядели как военные.
— Лаврентьева Ксения Андреевна? — спросил один из них.
— Д-да. — кивнула я.
— Нам нужна ваша дочь, Моника Алексеевна. Где она?
— Зачем? Что случилось? — начала задавать вопросы я, чтобы дать себе время подумать. — Никаких вопросов. Нам приказано сопроводить ее в лабораторию.
— Но ее уже забрали! — соврала я, молясь, чтобы Моника подольше задержалась в столовой. — Буквально минут пятнадцать назад!
— Что? — удивился мужчина. — Нам не сообщили!
— Ну, наверное, ошибка какая-то вышла. Но Моники здесь нет!
— Отойдите от двери. Мы должны осмотреть палату. — и меня грубо вытолкали в коридор. — Что вы творите? — возмутилась я. — Там же больные дети! Вам нельзя туда!
Но меня никто и не слушал. Быстро осмотрев палату, а также туалет с ванной комнатой, мужчины, ничего не объясняя, ушли.
А я стояла в коридоре и ничего не понимала. Зачем им моя дочь? Это то, о чём предупреждал Андрей? Нужно найти Монику немедленно!
— Мама? — Моника стояла возле меня и обеспокоенно топталась с ноги на ногу. — Кто это был?
— Моника! — Я схватила дочку и затащила в палату. — С тобой все в порядке?
— Да-да, все хорошо. Кто были эти люди? И зачем им я?
— Ты все слышала?
— Я уже подходила к палате, когда ты открыла дверь. Я все видела, поэтому свернула и зашла в одну из соседних палат. Там и переждала. И ты не представляешь кого я там встретила!
— Это все потом, Моника! Нам срочно нужно встретиться с Ульяной Михайловной. Здесь я тебя оставить не могу, так что пойдешь со мной.
— Мы прячемся от этих людей?
— Да, Моника, мы прячемся от этих людей и как только они поймут, что я соврала, то вернутся в палату, поэтому ты идёшь со мной!
— А если они встретятся нам в коридоре?
Моника была права. Со мной ей идти было тоже не безопасно. Где же мне ее спрятать? И главное как? Как можно спрятать человека на станции?
— Мам, а может я пережду в той палате, где пряталась? Там ведь…
— Не может быть и речи! С чужими людьми я тебя не оставлю!
— Но там ведь…
— Моника! Пожалуйста, дай мне подумать! Мне нужно тебя спрятать, чтобы выяснить, что хотят от тебя эти люди, понимаешь?
— Понимаю, мама. — дочка взяла меня за руку и отвела на кушетку. — Но, если ты меня выслушаешь, то и думать не нужно будет! В той палате, где я пряталась, лежит тётя Лена. Она спит ещё, но я ведь все равно могу там посидеть. А если спросят, то скажу, что она моя родственница. Все равно проверять никто не будет.
— Подожди. Какая тётя Лена? Лена? ЛЕНА?
— Да, мам. Тётя Лена. — улыбалась дочка. — Она лежит в двух палатах от нас. Пойдем покажу? Мы быстро перебежали из нашей палаты в одну из соседних, и я обомлела. На медицинском ложе, вся подключенная к проводам и приборам, лежала моя подруга Ленка. Все ещё погруженная в медицинский сон. Наверняка ее совсем недавно привезли после криоразморозки. Но это была она! Моя Ленка! Живая!
Подумать только, ведь я ни разу не попыталась узнать жива она или нет. После нашего последнего разговора, я была уверена, что она погибла. Но она здесь.
Несколько минут смотрела на нее и улыбалась. Все-таки так здорово найти в этом хаосе хоть кого-то из прошлой, счастливой жизни.
— Моника, ты права. Тебе лучше побыть здесь. Никуда не уходи, а если зайдут медсестры, то скажи, что это твоя любимая тётя и ты за нее очень переживаешь. И слёзно попроси побыть здесь.
— Не переживай, мам. Все будет в порядке! Только… — Моника на мгновение опустила глаза, но потом все же продолжила. — Только возвращайся поскорее, ладно?
— Хорошо, доченька!
Я вышла из палаты и начала оглядываться во все стороны, но в коридоре было совсем пусто. Дошла до сестринского поста, постоянно ощущая, будто кто-то следит за мной.
— Добрый день! Вы не подскажете, где я могу найти Ульяну Михайловну? — спросила я у дежурной медсестры.
— А что случилось? С детьми что-то? Я сейчас вызову дежурного врача! — засуетилась она.
— Нет-нет, что вы! С детьми все хорошо. Это личный вопрос. Мне очень нужно с ней увидеться!
— Но Ульяна Михайловна сейчас работает только в лабораториях. К ней нельзя! Она не принимает!
— Вы поймите, она сама мне сказала обращаться к ней в любое время! Она не будет сердиться!
— Да при чем тут сердиться? Вас просто не пустят в лаборатории! Это просто невозможно!
— Ну что же делать? — не унималась я. — Может вы ей позвоните и скажете, что ее ищу я? Скажите, что Лаврентьева хочет с ней связаться.
— Да что же вы никак не поймёте? — негодовала медсестра. — Ульяна Михайловна сейчас очень важным делом занята! Ей не до вас! Прекратите считать себя центром вселенной!
— Но поймите…
— Ничего я понимать не буду и Ульяну Михайловну тревожить не стану! Вернитесь в свою палату!
— Спасибо, Лиза, за то, что так рьяно защищаешь меня. — Ульяна Михайловна подошла незаметно.
— Но все же в следующий раз, если меня будет кто-то настойчиво разыскивать, сообщи мне. Ксения Андреевна, пройдёмте в мой кабинет. Нам действительно есть, что обсудить.
— Но как же… Да, Ульяна Михайловна, я поняла вас. — удручённо ответила медсестра. Ульяна взяла меня под руку и быстро повела к своему кабинету и, как только за нами закрылась дверь, сразу же накинулась на меня с вопросами:
— Андрей предупредил вас? С Моникой все в порядке? Она одна осталась в палате? Нужно было привести ее сюда!
— Ульяна, тише! Дай мне ответить!
— Да, прости. Просто Алана мы не уберегли, я не переживу если и Монику потеряю! Я так ее полюбила!
— Постой! В каком смысле не уберегли Алана? Что с ним?
— Его забрали люди Багровича. Они, конечно, все отрицают, но кроме них больше некому. За Аланом пришли и сказали, что от меня. Сказали, что отведут его в лабораторию, но он пропал и найти я его не могу!
— Что значит не можешь? Куда пропал? Как может пропасть ребенок на космической станции? Нужно обыскать здесь всё! А Моника, зачем им Моника?
— Я полагаю, что дело в их мутациях. Сейчас на станции черти что творится. Главный вроде бы Багрович, но на деле какие-то фанатики, которые считают случившееся на Земле карой небесной. Я боюсь, что могло случиться самое страшное! Я боюсь, что они могли убить Алана! Ульяна закрыла лицо руками и разрыдалась.
— Это я виновата! — сквозь слезы причитала она. — Я так хотела найти лекарство, что раскрыла способности Моники и Алана. Думаю, именно из-за этого на них началась охота.
— Почему ты так считаешь?
— Багрович запросил способ обнаружения людей с подобными мутациями. Сказал, что вакциной и лекарством теперь займётся его команда, а наша цель выявление этих людей. Мы тормозим работу как можем, но и в нашей команде есть "крысы", которые докладывают Багровичу. — Ульяна, что же нам делать?
— Нужно спрятать Монику! — вмиг стала собранной она. — Я проверила, Марк и София не обладают такими особенностями. Им ничего не грозит. А вот ты и Моника…
— Я?
— Я сама удивилась. Обычно у взрослых людей не бывает мутаций. Да и, строго говоря, у уже родившихся тоже, ведь мутации возникают внутриутробно. Но, если с детьми все проще — вы могли просто не успеть обнаружить особенности, то с тобой все действительно странно. Скажи, ты не замечала за собой ничего странного?
— Я? Нет. — быстро ответила я и поспешила перевести разговор на другую тему. — Ты говоришь, что Монику нужно спрятать. Но как? Куда? Здесь же найти ее проще простого!
— Я думала об этом… — замялась Ульяна. — И мне на ум приходит только одна идея… Но она вам не понравится!
— Говори, что за идея! Если она поможет защитить Монику, то это хорошая идея!
— Ксюша, нам нужно снова заморозить Монику!
— Что?
— Подумай сама! В любом отсеке, где бы ты её ни спрятала, ее могут найти! К тому же питание строго ограничено и тебя сразу заподозрят, если ты будешь брать порцию и на Монику. Им просто стоит за тобой проследить и все! А на криоскладе ее никто не будет искать! Я проведу заморозку лично и никто ничего не узнает. Спрячу ее так, что никто не найдет! А потом… Потом мы что-нибудь придумаем!
Я долго молчала. Подвергать дочь повторной заморозке я не хотела, но другого выхода не видела. Это действительно был хороший план. Криосклад огромный. Там до сих пор находится огромное количество замороженных людей и спрятать там одного ребенка было проще простого!
Ксюша, я обещаю, она выдержит! Я не берусь это гарантировать с другими людьми, но Моника особенная! Ее регенерация защитит ее!
— Похоже это и правда единственный вариант спрятать ее, но мне нужно поговорить с ней.
— Где она? — забеспокоилась Ульяна. — Неужели ты оставила ее одну в палате?
— Нет, конечно! — возмутилась я. — К нам уже приходили, так что я не могла её там оставить. Она прячется в соседней палате. Мы там мою подругу случайно обнаружили, вот Моника с ней и осталась.
— Ксюша, но кроме тебя и меня никто не должен знать где Моника. Ни твоя подруга, ни даже Марк!!!
— Но я полностью могу им доверять!
— Нет, не можешь! Марк — ребенок! Он может случайно проболтаться. А подруга… Ты не знаешь, что на уме у людей. Особенно после того, что все мы пережили!
Слова Ульяны, хоть и вызывали во мне протест, но все же были справедливы. Эта катастрофа перевернула все в нашей жизни.
— Хорошо. Ты права. — нехотя согласилась я с ней. — Когда… Когда ты это сделаешь?
— Сегодня!
— Что? Сегодня?
— Да, Ксюша, сегодня! Чем быстрее, тем лучше! Пока они не нашли и не забрали ее!
— Но как они посмеют? Может, если я открыто заявлю, что не отпускаю ее, что не разрешаю забирать ее, то они побоятся тронуть ее? Ведь, ну не беззаконие же у нас творится!
— Именно беззаконие! Когда все рушится, люди проявляют свою истинную сущность! — сказала Ульяна. — Они просто объявят ее заражённой и заберут! Или ещё что-нибудь придумают. А может и объяснять ничего не будут. Люди столько натерпелись, что вряд ли станут рисковать и вступаться за чужого ребенка! А тем, кто рискнёт быстро заткнут рот. Эпидемия давно подавлена, но к нам все ещё поступают заражённые люди. И все они, как ни странно, являются противниками Багровича. Смекаешь?
— Боже! — пораженно застыла я. — Как же такое допустили?
— Руководство станции почти в полном составе на криоскладе. Их доставили с признаками заражения. Теперь всем руководит этот Багрович. Та ещё мразь! Думаю, он специально тормозит разработку лечения от бешенства, чтобы не вернулось старое руководство! Я даже на всякий случай подделала медицинские карты, чтобы спрятать их, чтобы шавки Багровича не добрались до них. Надеюсь, все же, получится вылечить их.
Находясь в заботах о своих детях, я, похоже, пропустила переворот на станции. Как могли допустить такого человека к власти? Зачем он это делает? Ведь людей и так осталось слишком мало!
— Монику сейчас привести? — осипшим голосом спросила я.
— Нет. Ближе к вечеру. Я как раз все подготовлю и отвлеку свою команду новым заданием.
— Хорошо. Я поговорю с ней.
Я уже хотела выйти из кабинета, но все же повернулась и сказала:
— Ульяна, пообещай, что защитишь ее! Я не могу потерять её снова!
— Я клянусь, что сделаю все, чтобы защитить ее! Она мне тоже дорога! Ведь я думала, что ее родители погибли и уже хотела удочерить ее!
Я лишь удовлетворённо кивнула и отправилась прощаться с дочерью. Как бы мне не хотелось оставить ее около себя, но сейчас с нами ей небезопасно. Мне придется снова отпустить ее от себя. Надеюсь, в последний раз!
Как в тумане я прошла весь путь от кабинета Петровой до палаты Лены. И лишь у самой палаты начала озираться, пытаясь понять не следит ли кто за мной. Коридор все так же был пуст. После эпидемии, когда по коридорам бегали неуправляемые заражённые, все предпочитают сидеть в своих палатах или жилых отсеках. Люди замкнулись в себе и практически перестали общаться. Каждый видел друг в друге опасного врага.
Когда я зашла в палату мое сердце рухнуло вниз. Моники не было.
— Моника? — с надеждой позвала я ее.
— Ма-а-ам? — откликнулась она откуда-то снизу.
Послышалась возня и дочка вылезла из-за маленького диванчика, что стоял в углу палаты. Я подбежала и схватила дочку в охапку и долго-долго обнимала ее. Я всеми силами оттягивала тяжёлый разговор, но Моника сама начала его.
— Что сказала тётя Уля? Зачем те люди приходили за мной?
— Понимаешь, милая…
Я на секунду замялась, пытаясь сообразить, как объяснить маленькой девочке, что сейчас происходит.
— Мам, не нужно придумывать для меня мягкую версию! Я уже взрослая! Скажи, как есть! Я вздохнула и закрыла лицо руками.
— Мам?
— Твоя кровь, твоя способность быстро исцеляться, возможно может помочь исцелить всех заразившихся людей. А этим людям…эти люди…
— Не хотят этого? — закончила за меня дочка.
— Да, понимаешь не все люди хорошие, есть…
— Есть и плохие. — подхватила она. — Я знаю, мам. Знаю, что есть плохие люди… Встречала…
— Что? Когда?
— Это не важно. Да и не хочу о них говорить. Может потом. Ты мне сейчас скажи, что мы будем делать?
Я смотрела на свою дочь и не узнавала. Она выглядит как ребенок, но говорит совсем как взрослая, причем повидавшая многое на своем жизненном пути. Я в который раз задумалась, что же она пережила, пока была одна? Что ей пришлось вынести, чтобы выжить?
— У Ульяны Михайловны есть идея, как можно тебя спрятать. Но тебе это не понравится. Моника напряглась, но задавать вопросов больше не стала, лишь молча ждала, когда я ей все расскажу.
— Тебя временно снова заморозят. — сказала я и, увидев реакцию дочки, тут же добавила. — ВРЕМЕННО! Это только чтобы сбить этих людей с толку. Потом мы что-нибудь придумаем.
— Мамочка, пожалуйста, только не снова! — я поразилась как быстро слетел налет взрослости с моей дочки. Все-таки она ребенок, притворяющийся взрослым. — Мамочка, давай меня просто спрячем где-нибудь. Я не хочу, чтобы меня замораживали. Я буду сидеть тихо-тихо, столько, сколько нужно!
— Дочка, так нужно!
— Мама, там так холодно! И снятся холодные сны!
— Что? Ты чувствовала холод?
— Да, я не могла шевелиться и поэтому приходилось постоянно спать. Но даже во сне было очень холодно! Пожалуйста, можно не замораживать? Я буду сидеть в отсеке и никуда не буду выходить, а если кто-то придет буду прятаться. Никто не узнает про меня! Обещаю!!!
— Я поговорю с Ульяной, но Моника, в отсеке спрятаться не получится. Те люди, что тебя ищут… У них есть возможности найти тебя в любом отсеке и никто не сможет им помешать!
— Тогда…тогда… — Моника не нашла слов и просто расплакалась. — Можно я тогда дождусь, когда разбудят Марка? Ведь врач говорил, что его завтра утром выведут из сна? Можно я увижусь с братом?
— Доченька, безопаснее всего, если Марк не будет знать о тебе!
Моника смотрела на меня широко открытыми глазами, словно не верила в то, что я говорю.
— Я не нужна тебе? — шепотом спросила она.
— Что же ты говоришь такое? — я схватила дочку и изо всех сил прижала к себе. По щекам у меня уже лились слезы. — Моника, доченька, я так люблю тебя! Я больше всего на свете люблю тебя! Я и прячу тебя, потому что люблю! Если бы ты мне не была нужна, то я отдала бы тебя! Разве ты не понимаешь?
Но Моника уже перестала плакать и замкнулась в себе.
— Хорошо, мама. — как-то слишком спокойно ответила она. — Раз ты считаешь, что так нужно, то сделаем это поскорее!
— Ульяне нужно подготовить все. — все ещё обнимая ее, ответила я. — Доченька, я обещаю, что мы высвободим тебя как можно скорее! Как только пройдет опасность, так сразу же ты вернёшься к нам! Моника! Моника посмотри на меня!
— Да, мама. — смотрела она на меня пустым взглядом. — Я верю тебе, мама.
— Моника… — начала я, но в этот момент в палату вошла та самая дежурная медсестра Лиза.
— Это что ещё такое? Что вы здесь делаете? — возмутилась она. — Вы что же считаете, что вам все можно? Потрудитесь пожалуйста объясниться!
— Это моя близкая подруга и крестная моей дочери. — как можно более миролюбиво ответила ей я. — Мы не знали, что она выжила. Моника случайно перепутала палаты и увидела ее. А потом и меня привела сюда. Мы так рады увидеть, что хоть кто-то из наших близких спасся! Спасибо вам, что заботитесь о ней!
— Мне ваши спасибЫ не нужны! — проворчала она, меняя препараты. — Это моя работа. А вот вам здесь нельзя находиться! Идите лучше в свою палату и следите за своими детьми! Бегаете не пойми где, а больные дети без присмотра! Да и спрашивали тут уже про вас! Нос разбили — ищут. А они тут сидят!
— Ищут? — хрипло спросила я и почувствовала, как Моника вцепилась в мою руку. — А, да, конечно! Мы знаем! Мы уже сообщили, что подойдем чуть позже. Спасибо вам! Мы, пожалуй, и правда пойдем.
И взяв Монику за руку я вышла из палаты.
В коридоре было оживлённо. У нашей палаты толпились люди с оружием.
— Ма-ам? — испуганно пискнула дочка.
— Тш-ш-ш. Не привлекай внимание! — прошептала я и свернула в противоположную от нашей палаты сторону. Как сказала Петрова, Марку и Софии ничего не угрожает и что бы там ни говорила медсестра, они находятся под присмотром медицинских капсул. Сейчас моя задача спасти Монику.
На негнущихся ногах мы прошли коридор и свернули в сторону столовой, возле которой было несколько оживленнее, чем в остальных коридорах. На нас вроде бы не обратили внимание, но это не на долго. По всей видимости за Монику взялись серьезно и времени у нас больше не оставалось. Я изо всех сил пыталась придумать, где нам спрятаться до того момента как Петрова все подготовит, но, как оказалось, она была в курсе, что нас разыскивают и позвонила сама.
Планшет завибрировал так неожиданно, что, доставая из кармана я чуть не уронила его на пол. Трясущимися руками я развернула галоэкран и приняла вызов. — Ксения, где вы? — Начала было Ульяна, но увидев, что мы идём по коридору, быстро продолжила.
— Немедленно вместе с Моникой идите в отсек 438-Н интенсивной терапии. Я вас жду там!
И отключилась, чтобы не привлекать к нам лишнего внимания.
Пройти в интенсивную терапию? Чего попроще нельзя было придумать? Ведь попасть туда можно было только пройдя по коридору мимо нашей палаты, где сейчас дежурил целый отряд, посланный изловить нас.
— Что же делать? Что делать? — бормотал я себе под нос.
— Мам, смотри! — привлекла мое внимание Моника.
В коридоре, возле столовой стояла тележка, на которой развозили еду для тяжело больных пациентов. Я сразу поняла, что имела в виду дочка. Воровато оглянувшись по сторонам и заметив, что все люди зашли в столовую, я сгрузила часть грязных чашек прямо на пол. На освободившееся место уложила Монику, которая свернулась калачиком. Теперь бы ещё накрыть всю эту конструкцию чем-нибудь, но раздумывать было некогда. Из столовой послышались голоса и я поспешно покатила тележку вперёд, надеясь там что-нибудь раздобыть.
Отойдя от столовой, я заглянула в первую попавшуюся палату и, увидев, что там никого нет, закатила туда тележку с дочкой. Палата была явно жилая. Этому свидетельствовала смятая постель, и небольшой беспорядок. Мысленно извинившись перед хозяином палаты я стянула простынь с его кровати и накрыла дочку, но тут же отмела эту идею — силуэт ребенка четко просматривался сквозь тонкую ткань.
Тогда я стала хватать все вещи подряд, скручивать их в рулоны и обкладывать со всех сторон Монику. Дочка лежала, не смея шевельнуться. Когда работа была закончена, я снова накрыла тележку простыней и, убедившись, что Монику не видно, выкатила ее из обворованной палаты.
И как раз вовремя! В конце коридора показались люди, которые двигались в нашу сторону, поэтому я, как можно скорее, старалась убраться с их глаз. Когда мы завернули за угол и вошли в наш коридор, мои и без того трясущиеся ноги и вовсе подкосились. Благо, что я толкала тележку, иначе упала бы. В коридоре было около десяти вооруженных людей, дверь в палату открыта и я на мгновение испытала панический ужас, что Марку и Софии навредят. Но мне быстро пришлось взять себя в руки. Наклонив голову так, что волосы закрыли лицо я постаралась проехать мимо этих людей не привлекая внимания, но один из них перегородил мне дорогу и, облокотившись на тележку, спросил:
— Эй, красавица! Чем сегодня в столовой радуют? Может накормишь бравых солдат?
— Конечно-конечно! В столовой сегодня бифштекс и салат из настоящей рукколы! — мило улыбнулась я, молясь чтобы этот амбал не сдвинул руку чуть в сторону и не задел Монику, которая, кажется, перестала дышать.
— Чё, серьезно? — удивился он и потянул руку к простыне.
— Нет! — резко рявкнула я и толкнула тележку. — Все та же питательная жижа, что и всегда! Не мешай работать, пациенты голодные!
— Ладно-ладно! — успокаивающе поднял он руки. — Проезжай. Корми своих болезных. — и отошёл.
— А что, собственно, тут происходит? — наигранно удивлённым голосом спросила я. — Почему здесь так много народу?
— Мы пришли за Вашей дочерью. Где она? — грубо спросил один из мордоворотов.
— София в кувезе, конечно, а Монику ещё утром забрали, я же говорила вам!
— Никто ее не забирал! — рявкнул он. — Не было такого распоряжения! Не дурите нам голову, дамочка!
— Что значит никто не забирал? — ахнула я. — Что вы такое говорите? За ней утром пришли люди…похожие на вас! Так, минуточку! Объясните, где моя дочь?
Я специально повысила голос, чтобы на нас обратили внимание. Мордоворотов растерялись.
— Так, подождите-подождите… — я схватилась за виски. — Мне нужно отвезти обед, а потом я вернусь и мы во всем разберемся. И я очень вам советую к этому времени найти мою дочь! Иначе я тут всю станцию на уши подниму!
И я поспешила убраться подальше, пока кому-нибудь не пришло в голову проверить тележку. До интенсивной терапии мы доехали без приключений. Никому не было дела до раздатчицы с тележкой.
Отсек 438-Н находился в самом конце коридора интенсивной терапии, так что, пока мы добрались, с меня сошло ещё семь потов от страха.
Когда я закатила тележку в отсек, там уже была Ульяна.
— Слава Богу, вы дошли! — воскликнула она, помогая достать Монику из вороха тряпок. — Я совсем не могла вам помочь, за мной пристально следят! Еле скрылась сама. Моника, детка, мама рассказала тебе наш план?
— Да.
— Послушай, я найду выход! Как только опасность минует мы вытащим тебя оттуда, хорошо?
— Хорошо.
Моника отвечала односложно и безэмоционально и Ульяна посмотрела на меня надеясь, что я объясню, что случилось.
— Ульяна, Моника находится в сознании, когда ее замораживают. — глаза врача широко распахнулись от удивления. — Ей очень холодно. Можно ли как-то сделать, чтобы она не испытывала этого? Это ведь пытка!
— Это невероятно! Сознание покидает людей ещё в момент введения криопротекторной жидкости. Но я могу сначала ввести Монику в медикаментозный сон. Ведь ты спала после разморозки? Все было хорошо, Моника?
— Да, после разморозки я крепко спала и ничего не чувствовала. — очнулась от апатии дочка и добавила совсем тихо. — Да и у нас же всё равно нет другого выхода!
— Прости меня, доченька! — обняла я свою малышку. — Прости, что не могу защитить тебя!
— Я все понимаю, мам! Я же взрослая!
— Нам нужно начинать! Нельзя чтобы меня хватились. Иначе могут догадаться, как мы спрятали ее. — виновато сказала Ульяна. — Моника ложись на кушетку.
— На кушетку? — удивилась она. — Не в криокапсулу?
— Нет, солнышко. Ложись сначала на кушетку. Мы тебя усыпим сначала.
Моника послушно легла на узкую кушетку и Петрова поставила ей капельницу.
Я села рядом с дочкой и изо всех сил сдерживала слезы.
— Когда ты проснёшься, я буду рядом. И Марк. А потом приедет папа и мы снова будем все вместе! — пыталась заговорить ее я.
— Мам?
— Что, милая?
— Спой мне колыбельную?
— Конечно, милая!
Баю бай, спи мой котик засыпай…
Моника взяла меня за руку и внимательно слушала, но с каждой каплей снотворного ее сознание уплывало все дальше и дальше. И в конце концов она закрыла глаза и уснула. А я, наконец, могла уже и не сдерживать слезы.
Ну почему я опять должна ее терять? Почему я никак не могу защитить мою девочку? Леша, где же ты, когда так нужен?
— Ксюш, пора! — дотронулась до моего плеча Ульяна. — Нельзя терять время! Помоги переложить ее в криокапсулу.
Я подняла на руки худенькое тело моей дочки и на какую-то долю секунды мне показалось, что она не дышит.
— Ульяна, а она точно выдержит? Я слышала, что повторное замораживание может к смерти привести!
— Тьфу на тебя! Чего каркаешь под руку? — в сердцах выругалась Ульяна. — Не знаю, как с другими, но С Моникой точно все будет в порядке! Ты не представляешь, насколько сильна твоя дочь!!! Я аккуратно уложила мою крошку в криокапсулу, которую тут же начало заполнять криопротекторной жидкостью.
Я впервые видела весь этот процесс, ведь когда меня замораживали, я была без сознания.
— Стой-стой! Хватит! — испугалась я, когда жидкость добралась до лица Моники. — Она же захлебнется!
Я попыталась приподнять лицо дочки над криопротекторной жидкостью, но Ульяна меня оттолкнула.
— Не трогай! Так надо! Не захлебнется она! — ворчала доктор. — Не успеет.
Между тем лицо малышки погрузилось в жидкость, она широко раскрыла рот и начала дёргаться, будто пытаясь вдохнуть.
— Моника! — вскрикнула я.
— Всё, всё! — успокаивала меня Ульяна. — Все закончилось! Нужно было заполнить лёгкие и желудок жидкостью! Так нужно, Ксюша. Такая процедура, успокойся.
Жидкость уже постепенно сливалась из капсулы, а Моника так и лежала с широко раскрытым ртом под тонким слоем льда.
Когда криопротектор слился полностью, капсула упаковала тело моей дочери в пластик. — Словно упаковка для трупа… — вырвалось у меня.
— Эта упаковка служит дополнительной защитой! — ворчала Ульяна, заканчивая процедуру. — Ты теперь можешь возвращаться в палату. Про Монику говори, что не знаешь где она. Всем видом показывай, что переживаешь. Было бы хорошо всплакнуть.
— О-о-о, это я запросто! Хоть сейчас!
— Нет-нет, слезы оставь тем парням, что сторожат твою палату! Все будет хорошо, Ксюша! У нас уже получилось ее спрятать. Теперь бы ещё с этой ситуацией разобраться, чтобы поскорее освободить Монику. Все, иди! А то слишком подозрительно, что тебя долго нет.
— Мне тележку нужно забрать. — ответила я. — Они видели меня с тележкой.
— Понятно, а вещи эти откуда?
— Из палаты какой-то украла.
— Украла? Так, понятно. Вези тележку, а вещи оставь здесь. Я избавлюсь. А этим, мордоворотам, если что скажешь, что просто помогала развозить еду…на добровольных началах.
Так мы и поступили. Изображать мать, потерявшую дочь, мне было легко, потому как я и правда ее потеряла. Временно, конечно, но от этого не легче. Перед глазами стояло ее личико, искаженное мучительной судорогой от нехватки воздуха, холодная глазурь льда, покрывшего все ее тело, толстый пластик в который ее упаковали, словно труп перед отправкой в крематорий.
Вспоминая все это, слезы сами текли из глаз моих. Я лишь как полоумная приговаривала:
— Найдите мою дочь, найдите мою доченьку.
Вскоре амбалы покинули нашу палату и я в изнеможении уснула прямо в одежде.