— Ты объяснишь, что к чему? — прошипел Дубль.
— Нет, Вить, времени нет, — Федька быстро переводил взгляд с открытых ворот внутрь, на корму джипа, потом — на пустое полукруглое крыльцо, на сарай, обшитый вагонкой, в глубине двора. — Честное слово — нет времени… Макс, пошли.
— Погоди, — рокер задержал Федьку за рукав. Глаза у него были серьезные.
— Может, мы с вами? А, Игл?
— Угу, — буркнул тот, разматывая из-под куртки с изображением орла длинную массивную цепь.
— Нет, вить, — Федька покачал головой. — Вы очень тяжелые… Если уж так — подождите нас тут, а?
— Будем ждать, — кивнул Дубль, присаживаясь на сидение своего «урала», стоявшего за плотной стенкой кустов. — Вы только ракету дайте.
— Вить, — сказал Федька. — Спасибо, Вить, — и добавил непонятно для рокера:
Дубль не мог знать, что это толкование руны «тир» из "Древнеанглийской рунической поэмы". Но важно кивнул:
— Или!
— Как думаешь, где он?
Вообще-то двор дачи охраняли два пинчера. Но сейчас, когда тут были чужие, пинчеров куда-то дели. Макс и Федька сидели за сараем в ухоженных кустах сирени. Двор по-прежнему пустовал, хотя из дома слышались кое-какие звуки.
— Где угодно, — прошипел Макс. — В подвале — в доме, или вон под мараем…или еще где…. если он, конечно….
Макс не договорил. Но Федька понял его и стиснул зубы.
— Смотри, — Макс толкнул друга в бок. И Федька увидел, как на крыльцо вышел амбалистый молодой парень. Постоял, потянулся и неспешно зашагал к сараю, что-то доставая из кармана свободной рубашки с коротким рукавом. Стащил какую-то оболочку, бросил ее буквально перед носом мальчишек, проходя мимо них.
И они увидели в руке амбала небольшой шприц…..
…Женька понял, что дело идет как-то не так, когда его привели в этот подвал. Правда, именно привели, вежливо, попросили подождать. Но ожидание затянулось — сильно затянулось и, когда в подвал спустился смуглый мужчина в белом костюме с замкнутым лицом, Женька осторожно сказал:
— Мне домой пора. Мама будет беспокоиться, я же ей не сказал….
Ссылка на маму в устах тринадцатилетнего парня ему самому еще недавно показалась бы смешной, но сейчас нарастающее чувство опасности заставило Женьку инстинктивно обратиться к самой, как ему казалось, надежной, защите. Но смуглый мужчина посмотрел на него спокойно, оценивающие и безразлично сказал:
— Подожди еще немного.
Дверь захлопнулась. И вот именно этот момент Женька отчетливо понял: НЕ ВЫПУСТЯТ. ПОПАЛСЯ.
Он даже головой затряс, прогоняя страшную догадку. Но вместо того, чтобы успокоиться, наоборот — еще яснее понял, какую глупость он сделал. Женька даже застонал от злости на себя и страха, нахлынувшего расслабляющей волной. Затравленно огляделся. Подвал был пуст — вообще пуст, только несколько ящиков, на одном из которых он сидел, бетонный пол, бетонные стены, бетонный потолок с одинокой голой лампочкой.
Потянулись часы. Женька несколько раз задремывал, сидя на ящиках и прислоняясь к стене, просыпался от холода, ходил по подвалу. Раза три колотил в дверь и орал — сперва просто "эй!", потом уже "помогите!". Хотелось сперва есть, потом начало хотеться пить, и скоро жажда уже стала невыносимой. В туалет тоже хотелось. Но все желания отходили на задний план, когда Женька начинал думать, что же с ним будет. Иногда ему думалось, что ничего страшного не случиться: просто ему не доверяют, а вот что-то проверят и опустят. Потом появились мысли о том, что мать с ума сходит, но и их стирал снова и снова возвращающийся все более и более сильный страх — вспоминались жуткие истории, виденные по телевизору. Женька, когда их смотрел, понимал, что это правда, но сейчас никак не мог поверить, что эта правда могла придти в его жизнь.
Это было несправедливо. И все-таки это было.
Так — то засыпая, то мечась по подвалу, то начиная надеяться, то погружаясь в страх — Женька дожил до утра. Часов у него не было, но он как-то чувствовал, что утро. Может быть, про него просто забыли, и он умрет тут от жажды? Нет, не может быть, чтобы его не спасли. Не может ведь живой человек в центре России, в обычном городе, это же не Кавказ, не пустыня… Но за этими мыслями жила и крепла, раздуваясь, одна: понимание того, что такие мысли, конечно, посещали сотни таких же, как он дурачков (или просто тех, кому не повезло), до последнего надеявшихся, что уж с ними-то ничего произойти не может, что вот сейчас все разрешится…
Дверь открылась и Женька вскинулся, увидев входящего парня — одного из телохранителей Большого Ха. Вскинулся с надеждой… а потом увидел в его руке шприц.
Женька отскочил к стенке, распластался по ней и быстро, незнакомым самому себе голосом:
— Не надо. Пожалуйста.
— Иди сюда, — приказал парень. — Не рыпайся… Сейчас вколем, хе-хе, витаминчик… Не бойся, это не больно.
— Не надо, — повторил Женька, чувствуя, что ему не просто хочется пить — он УМИРАЕТ на месте без воды. — Я не хочу. За что?
— Да ни за что, — безразлично сказал парень, надвигаясь на него. От парня пахло жвачкой и дезодорантом. — Гордись, блин. Может, целому десятку людей жизни продлишь — почки-печёнки там всякие…
Женька обмер. Парень это заметил и твердо взялся своей пятерней за левое запястье подростка, решив, что тот «готов». Но обмер Женька только на миг — и в следующую секунду превратился в развернувшуюся стальную пружину:
— Пусти, гад!!!
— Ухх… — вырвалось у парня, когда Женька ужарил его коленом между ног, ногой в колено и локтём в лицо. Перескочив через осевшую груду мышц, Женька рванулся к выходу… и запнулся о ящики! А в следующий миг опомнившийся охранник навалился на него сверху. Всей массой и взрослой силой, намереваясь сразу смять любое сопротивление.
Но это не получилось. Мальчишка выворачивался, кусался, сопротивлялся с таким отчаянием, что впервые мгновения охранник оробел, и Женька снова почти вырвался. Но опомнившийся охранник насел на него, изрыгая мат и угрозы. Женька дрался молча, не надеясь на победу, просто потому, что сдаться было страшнее — и только коротко вскрикивал от ужаса и ненависти.
Однако, долго это продолжаться не могло — сорок килограммов и тринадцать лет сражались с девяноста и тридцатью соответственно, на Женьку начала наплывать чернота, "Вот и все" — уже безразлично подумал он… и услышал два коротких, мягких удара. Чернота отхлынула….
… - Сиди, сиди сам, — Макс с размаху врезал Женьке по левой щеке, по правой, привалил к стене. Федька быстрыми, точными и беспощадными движениями вязал бельевым тросиком слабо бухтящего охранника. По полу еще катался гаечный ключ. — Сиди, говорю!
— Ма-ак… сс… — простонал Женька и заплакал: — Простите… я скотина…
— Скотина, скотина, — торопливо согласился Макс, поглядывая на дверь и лестницу за ней. — Федь, как там?..
Охранник окончательно пришел в себя, рыпнулся — и захрипел, едва не задохнувшись, поспешно подтянул ввязанные ноги к заднему месту, чтобы ослабить давление петли на шее. Простонал:
— Вы чего, пацаны? Вы кто?!
— С-с… — процедил Федька и вдруг изо всех сил ударил охранника в живот. Тот пискнул и, снова чуть не задохнувшись, визгливым от ужаса хрипом простонал:
— Не на-до…. по-жа-луй-ста-а… я… я не хо… ык… хотел!..
— С-с, — страшно процедил Федька, занося ногу для удара в голову, но Женька вдруг сказал
ясно:
— Не бей его, он же связан, — и продолжал бессильно плакать, наваливаясь на бедро Макса. Федька сморгнул, страшная белесая муть ушла из его глаз. Он поднял шприц и показал его лежащему на полу охраннику:
— Что тут?
— Витамины! — взвизгнул тот. — Пацан без воды и без еды целые сутки, я хотел… витамина… ааа!!!
Встав на колено, Федька вонзил шприц ему в шею и положил палец на плунжер. Раздался неприличный звук — и на белых штанах охранника стало расплываться большое пятно…..
— Федь, не надо, — спокойно сказал Макс.
— Почему, — также бесстрастно отозвался Федор. — Это… ЭТО — не человек и человеком никогда не будет. К тому же тут витамины.
— Зачем нам проблемы с убийством? У нас полно дел, — рассудительно сказал Макс. Федька подумал секунду и кивнул:
— Верно. Что вам нужно в городе? — он шевельнул иглу, и охранник, вскрикнув, зачастил:
— Клад…. вот у того пацана… ой-я-а!.. Большой Ха… ну, Филлип Петрович… он на этом… о-ой!.. помешан на всем…
— Ясно, — Федька вырвал шприц, нажал на плунжер и выпустил струйку белой жидкости в угол. Потряс шприцем, вдвинул плунжер до упора и вдруг сказал:
— Ну уж нет! — и с размаху засадил шприц в мягкое место охранника — не только иголку, но и резервуар, до ограничителя: — На память! Макс, пошли! Жень, сам иди, надо быстро!
Они взлетели по лестнице, пробежали через сарай, выскочил наружу.
Двое охранников шли прямо на них по сторонам дорожки, держа в руках палки электрошокеров. Стоявший на крыльце смуглый мужчина сказал:
— Только тихо и быстро — ну?
— Нашумели… — процедил Макс. Федька отшагнул в сторону, подхватил грабли, перебросил Максу тяпку:
— Жень, за спину… Теперь мы можем только драться…
Охранники замедлили шаг. Один оглянулся на смуглого, второй сказал неуверенно:
— Слышь, пацаны, кончайте…
— Сейчас, — кивнул Федька, подкручивая грабли. — Вот подойдете поближе, чтобы мне ноги не трудить, тут и кончу. Первого, кто подойдет.
— Стреляйте электродами и тащите в подвал, — подал голос смуглый. — Не хватало еще привлечь внимание…
Охранники заухмылялись, передвигая кнопки на шокерах. Федька засмеялся — горько и вызывающе. Это было как в саге — враги не могут взять героя мечами и расстреливают его из луков… Ну что ж!
— Макс, за спину!
Грабли описали гудящую дугу, отбрасывая в стороны с треском разрядившиеся электроды. Охранники переглянулись, один сказал рассеянно:
— Вот это фишка… — и полез за пистолетом. На стволе пистолета был длинный цилиндр.
— Все, — сказал Макс.
Федька пригнулся, готовясь прыгнуть. Он был уверен, что, если броситься на левого, то Макс и Женьку сумеют проскочить в ворота. Лишь бы Женька не подвел… Граблями по роже — дотянусь. Но и он успеет. Может, еще не насмерть…
— Уаааррррааааа!!!
Дикий двойной вопль, поддержанный воплями двух двигателей, заставил амбалов оглянуться — поздно. Синхронно взлетели над «чероки» «уралы» с победным грохотом сшибли охранников наземь. Собранная в комок цепь, брошенная Иглом, «отоварила» точно в лоб полезшего под пиджак смуглого.
— Место! — крикнул Дубль. — Второго ко мне!..
…Когда Гомер поднялся с плиток крыльца, то во дворе, кроме стонущих охранников, никого не было. Лишь на крыше «чероки» тянулись две вмятины с содранной до блеска краской.
Гомер засмеялся — сначала тихо, потом — в голос.
Остановились в лесополосе аж с другой стороны Изжевина — Федька ничего не приказывал и ни о чем не просил, доверившись рокерам. Все пятеро страшно хотели пить и умыться, поэтому, наверное, остановка оказалась около ручья, и минут пять никто ничего не говорил, все только булькали, пили и плескались. Потом Дубль предложил, вытирая лицо:
— Ну, что дальше?
— Дубль… это Вить, — Федька подошел к нему, — спасибо тебе. Без тебя…
— А, — Дубль отмахнулся. — Проехали.
— Деньги… — начал Федька, но Дубль поднял брови:
— Какие? Игл, ты про деньги слышал?
Игл, который пил, стоя на четвереньках, помотал головой, и Федька понял, что больше говорить про это не надо. Он протянул руку Дублю руку… и тот пожал ее. И вдруг спросил:
— А что, правда в "Отважном сердце" лажа?
— Правда, Вить, — кивнул Федька. Дубль вздохнул:
— Жаль… А это, какие ты там стихи читал? Про звезду?
— Это не стихи, а руна, — улыбнулся Федька. — Знаешь, что такое руны?
— Еще бы. Это у викингов?
— Ну, да… Так вот это руна «тир», вот такая, — Федька нарисовал носком кроссовки значок.
— На стрелу похоже, — оценил Дубль. — Поедем?
— Вы езжайте, а мы тут сами доберемся, нам еще поговорить надо.
— Лады, — покладисто отозвался Дубль. И сказал, уже подойдя к мотоциклу:
— Это. Буду нужен — спроси любого в Железнодорожном, — и крикнул, пнув стартер: — Не собьёмся с пути! Туманы ночи — нам не помеха!..
…Женька стоял возле ручья, опустив руки. В его взгляде, которым он мерил то Федьку, то Макса, было отчаянье. Мальчишки молчали, устало и, как показалось Женьке, безразлично.
— Простите меня, — прошептал он вдруг… встал на колени. — Простите. Что хотите со мной делайте, только простите. Я не для себя. я для мамы… я… — он задохнулся.
Макс и Федька сели на траву рядом с ним. Макс молчал. Федька усмехнулся грустно:
— Эх, Женька-Женька, ничего-то ты не понял… Разве Юрка так уж хорошо живет? Он что, не мог от нас эту штуку спрятать? Тоже для мамы, для сестер, для братьев… а ты свою мать спросил — нужны ей деньги, которые ты у друзей украл?
— Прости, Федь, — Женька кусал губы. — Хочешь, избей, я сопротивляться не буду, до крови избей… только прости….
— Ты сопротивляться не будешь, а я буду бить? — Федька толкнул Женьку в плечо. — Дурачина… Да пойми ты: мы до тех пор живем, один за другого держимся. Вот только решил: а, все, для себя поживу! — и пропал. Нас на этом ловят.
— Федь, прости, — твердил Женька. — Скажи, что сделать-то — и прости
— Не добивай его, — Макс встал, потянулся. — Пошли. Забыли.
— Забыли, — согласился Федька и, встав, протянул руку Женьке: — Пошли. А этому Большому Ха — три ха-ха вместо тебя. Да с кладом посмотрим еще…