544 день после конца отсчёта
И да, она всё-таки пришла. Когда уже казалось, что глаза Ники ослепли от слёз. Когда в ней не осталось никаких больше сил. Она лежала в пустой комнате и чувствовала, как постепенно засыхает. Так же, как гибли цветы в горшках, что она осмелилась завести после переезда в эти апартаменты. Конечно, Ника не поливала их с момента пропажи Эльпис. Они ссохлись и готовы были рассыпаться в прах от единого прикосновения.
Она пришла, когда Ника уже смирилась с неизбежным концом, приняла уготованную ей участь. Удивительно, но она скорее была готова погибнуть вместе с цветами, нежели допустить саму мысль о жизни без Эльпис. Ника слишком трезво осознавала, что её существование само по себе бессмысленно и бесценно. Она ждала, когда смолкнет её сердце. Ждала, когда перестанет, наконец, существовать. Когда, наконец-то рассеется в сладкой пустоте смерти. Вот отчего тени так жадно пьют из вод реки забвения. Ничего не помнить — это самый дорогой подарок. Забвение — это спасение от боли.
Не шевелиться было тяжело только первые сутки. На второй день Ника уже не могла найти в себе сил, чтобы встать с кровати. Она стремилась к заветной пустоте. Была, скорее всего, на полпути к царству Аида, когда вдруг услышала звонок в дверь, причём не просто звон, а комбинацию — два коротких гудка, один долгий.
Полусонное сердце вдруг с новой силой ударило в пустой груди. Ника прислушалась. Нет, это не могло быть правдой. Обречённые на скорую смерть тоже видят миражи в пустынях. Люди, пережившие клиническую смерть, рассказывали о том, что встречались с древними божествами или с титанами. И сейчас тоже, наверняка рассудок Ники сам пытался спасти её тело. Заставить её встать с кровати, хотя бы выпить воды.
Звонок повторился. Всё тот же настойчивый код. Два коротких гудка, один длинный.
Хоть Ника уже и утратила веру в смысл жизни, она поднялась с места и на негнущихся ногах проковыляла к кухне. Её ослабевшая рука потянулась к гранёному стакану, на дне которого всё ещё багровели остатки вина. Она открыла воду в раковине, но в последний момент пальцы подвели её и стакан упал на пол, разбившись вдребезги. В следующий миг Ника приникла к крану и долго жадно пила до тех пор, пока звонок в дверь не повторился. Нет, не мираж… Напрочь забыв о стакане, она бросилась к прихожей, но оступилась, поранив ногу об осколки.
— Блять! — выругалась она. Пятка оставила на плитке пола протяжный красный росчерк.
Вода придала ей сил. Хромая, Ника всё же добралась до прихожей. Глаза действительно почти ослепли от слёз. Перед ней плясали белые огоньки и звёздочки. Казалось, что ноги налились бетоном. Каждый шаг, каждое движение в онемевшем теле давались ей с трудом.
У самой двери Ника вдруг испугалась, что откроет дверь и увидит Каллимаха. Нет, тогда я точно пошлю его в Тартар. Никто не имеет права так подло подделывать наш тайный звонок. Да и откуда Каллимаху было знать о нём? С содроганием, она повернула задвижку и открыла дверь.
Нежнейшее из существующих на земле созданий бросилось ей в объятья. Её хрупкое тело, худые плечи и мягкая округлая грудь. Бархатная кожа, ароматные волосы, тонкие пальцы, что с такой любовью скребут кожу на спине. Руки, которые не хотят отпускать. Никогда. Ни за что. Губы, с которых не успевает сорваться ни единый звук, как те сталкиваются с её губами в поцелуе. Ника моментально наполняется жизнью от единственного её присутствия. Она перестала испытывать жажду, голод, перестаёт умирать. Всё её существование вновь наполнилось присутствием этого дивного божества. Её собственный ангел. Запретный. Несравненный.
— Я так боялась за тебя! — Воскликнула Эльпис. Ника растерянно смотрела на её осунувшееся лицо. Глаза Эли были такими красными, Нике показалось, что они навсегда останутся такими. — Боялась, что ты что-то сделаешь ужасное… с собой, — запричитала Эльпис, вновь срываясь на плач. — Боялась, что ты поверишь им. Что не простишь меня.
Ника едва слышала её. Не желала слышать, желала только целовать. Как потерпевшие крушение цепляются за обломки корабля, она вновь и вновь целовала щеки, руки, плечи Эльпис, закрывала своими поцелуями её трепещущие от рыдания губы. Ника потеряла рассудок. Она жаждала так долго и наконец-то могла пить.
— Пожалуйста, прости меня… прости… — повторяла Эльпис снова и снова. А Ника всё прижимала её к своей груди, целовала в глаза, в нос, ощущала её слезы во рту и свои тоже, и они опять были одним целым, и Ника любила их обеих, но вернуть назад уже не смогла бы. На безымянном пальце Эльпис теперь было кольцо.
— Он заставил меня, Ники… — Прошептала она. — Он сказал, что убьёт тебя. Что давно хочет избавиться от тебя. Что так будет проще всего.
— Пусть только попробует. — Ника прижалась к шее Эльпис. Утонула в океане её духов. Лилии и орхидеи — буйный, непокорный аромат. Если у революции был запах, то только такой. — Я больше не сдамся. — Она почувствовала, как ноги подкосились от слабости и переизбытка чувств. Эльпис была здесь. Больше ничто не имело значения.
— Он добьётся своего, Ники, — прошептала Эльпис. — Я уже заплатила большую цену, чтобы тебя спасти, но это его не остановит. Ты должна уходить.
— Дура! — Ника почувствовала, как слёзы вновь текут из глаз. Неужели её тело с такой охотой готово было отдать те глотки воды, что она успела сделать перед тем, как открыть дверь? Ведь Ника не пила целые сутки, откуда в ней вода? — Куда я уйду без тебя? Это бессмысленно! Я хотела умереть, потому что думала, что ты меня бросила. А сейчас, когда ты пришла, я просто не отпущу тебя. Пусть Пигмалиону придётся меня пристрелить, так лучше, чем просто позволить тебе уйти.
— Оставь драму мне, Ники. Из нас двоих я — фаталист.
Эльпис показалась Нике какой-то чужой. Как будто она изменилась за совсем короткое время. Такая хрупкая, ранимая в прошлом, так сильно подверженная нервным срывам, капризная и податливая — сейчас Ника видела её совершенно другой, но перемена отнюдь не нравилась ей. Как будто её любовь сломали, растоптали и ей просто стало всё равно на себя саму. Она никогда не простит Пигмалиону всё то зло, что он причинил её любимой музе. Как вообще можно было давить на это невероятное создание?
Ника протянула руку к её щеке, желая утереть слёзы с лица, и ей показалось, что Эльпис чуть отстранилась. Это могло значить лишь одно — она больше не считала, что они принадлежали друг другу. Она помолвлена. Чужая невеста. — Вспомнила Ника ужасающую новость.
— Пока ещё можешь, ты должна бежать. — Сказала Эльпис уверенно.
— Только вместе с тобой.
— Нет. — Отрезала она жёстко. — Вдвоём мы не сумеем. У нас был шанс в прошлом году. Тогда мы не смогли, не сможем и теперь. Меня не отпустят.
— Как будто отпустят меня! — Разозлилась Ника.
— Тебя да. — Эльпис говорила уверенно. Как будто она действительно всё просчитала и спланировала, что тоже совершенно не было ей присуще. — Ты сбежишь в Океанию. И будешь жить за нас обеих. Через тебя я тоже обрету спасение.
И тут вдруг до Ники дошло, что за чудовищный план придумала Эльпис. Решила за них обеих. Как всегда!
— Нет! Ни за что!
— И у тебя всё получится. Ты спасёшься и будешь жить… — продолжала убеждать её Эльпис.
— Нет!
— Будешь жить там, в безопасности… мы ведь — одно целое, помнишь? Если спасёшься ты, то и я тоже… это одно и то же, потому что мы — две половинки одного. В тебе часть меня, во мне — тебя.
— Нет! Нет! Нет! — Ника закрыла уши руками, отказываясь поверить в то, что предлагала ей Эльпис. Боль пронизывала её насквозь. От радости от того, что Эли пришла не осталось и следа. Теперь она была всё равно что мёртвой для Ники. — Из нас двоих ты должна жить. Во мне нет смысла, Эли… — Бормотала Ника в помешательстве. — Ты красивая и талантливая. Ты лучше. Не делай этого. Ты спасаешь меня ценой своей жизни… должно быть наоборот.
Эльпис обняла её. На миг Нике показалось, что она дома. Она понятия не имела, где именно её дом, но ощущения от объятий были такие родные, что ей стало тепло и уютно на душе. Руки непроизвольно опустились и Эльпис тихо зашептала ей на ухо:
— Ты всегда делала так, как я хотела. И сейчас ничего не изменится. Ты сделаешь так, как я прошу. А я прошу тебя жить. Ради меня. Ради нас. Ради нашей любви друг к другу.
И только тогда Ника поняла, что выбора у неё тоже не было. Потому что Эльпис была права. Так было всегда. Эльпис вела, Ника шла за ней. Они были одним целым, и, если Ника хоть наполовину любила Эльпис так, как та любила Нику, она не могла подвести её.
Но и мы с тобой тоже
Очень похожи
На облака, —
Пропела Эльпис тихо, чуть покачивая Нику, словно баюкая капризного ребёнка. Что же, теперь Пигмалион захочет завести с Эльпис детей? Она станет матерью, в ней проснётся материнский инстинкт, и она будет любить кого-то в разы сильнее, чем любила меня. В конце концов, эта любовь вытеснит из неё воспоминания обо мне. Боль пройдёт. Она забудет. Навсегда.
Стелемся по ветру
Метр за метром
Издалека, —
Продолжала напевать Эли тихо и нежно, только для неё одной. Но могли ли эти руки врать? Нет, ей не суждено исполнить желания Пигмалиона. Она всё же молодец. Нашла исключительно хитрый способ сбежать от него. Сделать так, чтобы Пигмалион не смог завладеть ею несмотря ни на что. Коварству Эльпис стоит посвятить ни одну песню. Она никогда не подчинится мужчине.
Тут конец припева спела уже Ника:
В серой атмосфере
Словно смешные звери
Мы…
Эту песню Ника сочинила, когда они летели на дирижабле в поисках врат в Океанию. Далеко на севере, на полуострове Пацифида. Там осталась девочка по имени Психея, которой они помогли найти дорогу домой и вернуть своё настоящее имя — Торна. Судьба ей выпала стать предводительницей племени антропосов. Какую же судьбу тогда уготовила Эльпис ей? Её милая Эльпис, похожая на прекрасное облако. Такая переменчивая, величественная, далёкая.
Эльпис протянула ей маленький стеклянный флакон, от одного вида которого у Ники защемило сердце. Ей хотелось разбить его прямо сейчас, но она лишь сжала флакон в кулак. Как бы то ни было, она согласилась. Приняла предложение Эльпис. Приняла правила её игры. Выбор сделан, жребий брошен.
— Нужно спешить. — Заключила Эльпис. — До утра ты должна исчезнуть.
Ника бессильно опустила голову и покивала.
Эльпис потащила её в ванную, взяла ножницы из ящика и одним движением отрезала волосы Ники по плечи. Длинный хвост безжизненно лежал на полу, как старая тряпка или какой-то мёртвый зверёк. Эльпис потянула её к ванной, открыла кран и наспех смочила волосы Ники. Она принесла с собой краску, выдавила содержимое тюбика, и принялась поспешно втирать массу в её мокрые локоны.
— Прости, я боялась, что у нас будет мало времени и краска не схватится, поэтому взяла чёрный…
— Пустяки. — Цвет волос был последним, что могло сейчас тронуть Нику. Ей казалось, что она прыгнула с крыши небоскрёба и вот-вот готова была разбиться об асфальт.
От природы Ника была шатенкой. Когда в Академии они сошлись с Эли, то Нике пришлось осветлиться и перекраситься в блонд, чтобы их было невозможно отличить друг от друга. Они делали одинаковые стрижки с тех пор и Ника упорно поддерживала цвет волос, хоть постоянное закрашивание корней доставляло ей мало удовольствия.
— Никто не должен узнать тебя, — повторяла Эльпис, как одержимая. — Я не знаю, что они могут сделать, а они могут всё…
Когда краска смылась, Ника действительно изменилась внешне. Теперь она была брюнеткой и почти не узнавала себя саму в зеркале. Всё это время, что они выступали под псевдонимом Эльпиники, Ника стремилась к внешнему подражанию своей возлюбленной, красила волосы, училась ходить и двигаться, как Эльпис, пела так же, как она, делала точно такой же макияж. Сегодня они делали всё наоборот, старались изменить Нику, чтобы никто не узнал её.
Она смотрела на них двоих в отражении зеркала. Только недавно Ника была почти неотличима от Эли, а сейчас на неё смотрела испуганная, измождённая девушка с чёрными короткими волосами. Глаза Ники были всё ещё красными от слёз, синяки под ними выдавали пуд страданий, который ей пришлось вкусить. Выглядела она ужасно, а чувствовала себя ещё хуже. Словно долгие годы она упорно стремилась к образу и подобию своего божества, а теперь за считанные часы скатилась обратно в уродливое зазеркалье. Смотреть на это существо было неприятно. Нике показалось, что она стала похожей на себя прошлую, какой она была до знакомства с Эльпис, когда жила с матерью в душной квартире Харибды и ненавидела её, себя и весь мир вокруг. Ужасное, страшное время, полное подавленной злости, ядовитого отчаянья и кажущейся безнадёжности. От воспоминаний Ника содрогнулась и отвернулась от зеркала. Рядом всё ещё стояла Эльпис, разглядывавшая Нику.
— Получается, — сказала та.
— Когда-то давно ты сказала то же самое. Когда превращала меня в себя. — Вспомнила Ника. — Конец магии.
— Ещё не конец. — Возразила Эли. — Нужно скрыть синяки под глазами. И накрасить тебя так, чтобы мать родная не узнала.
Упоминание матери укололо Нику тонкой железной спицей. Конечно, Эльпис ничего подобного не имела в виду, не хотела её обидеть. Мать давно отказалась меня признавать. Да и в живых её нет.
Эльпис накрасила её достаточно ярко и броско. Руки музы мелко дрожали, поэтому макияж получился не вполне ровный, но сейчас это было меньшей из их проблем. Собирать вещи Ника отказалась. Ни в чём она не ощущала необходимости больше.
Они покинули апартаменты «Орофуса» в одиннадцать вечера. Улицы Харибды были пустые и мрачные, с редких вывесок долетали неоновые лучи. Кажется, Эли пришла пешком. Или приехала на такси, Ника не знала, потому что машины снаружи не было. Они не говорили, шли быстро и постоянно оглядывались. Эльпис намеренно вела её дворами, постоянно петляя с одной улицы на другую.
— Мы идём на вокзал? — спросила Ника, вдруг осознав, что просто следует за Эльпис и понятия не имеет, в чём заключался её план.
— Что? Нет, — отмахнулась Эли.
— Я поеду не поездом?
— Ты не слышала, что случилось на востоке? — скривилась Эльпис.
— Нет.
— Не важно… Поезда больше не ходят туда.
— А что там случилось?
— Сама потом увидишь. — Эльпис явно не намеревалась посвящать Нику в подробности, и та прекратила вести допросы.
Они продолжали двигаться куда-то по хитросплетениям улиц. И вдруг Ника поняла, когда они вышли к реке Итака. Значит, Эльпис хотела отвезти её на фуникулёре. Как давно они не катались на нём! А ведь это было их любимое место в то время, когда они ещё жили в гостинице «Резиденция». Только там девушки могли скрываться от посторонних глаз, находясь вне дома. Держаться за руки, не боясь осуждения. Целоваться, не думая о риске.
Эльпис подвела её к фуникулёру и дождалась, когда подъедет кабинка. Ника вошла внутрь и обернулась, чтобы подать руку Эли, когда муза вдруг захлопнула дверь кабинки, стоя на платформе.
— Что ты делаешь? — Ника рванула к двери, из-за чего кабина зашаталась из стороны в сторону. Эльпис удержала дверь, не дав ей открыться.
— Дальше мне нельзя. Верь мне. Тебя проводят. И ты сбежишь. — В глазах девушки вновь зажглись слёзы. Кабинка медленно плыла по канату дальше. Ещё минута и она никогда больше не увидит…
— Эли, я… — Ника прижалась к стеклянной дверце. Что она могла ей сказать?
Лицо Эльпис, которое готово было разбиться вдребезги. Как подло она поступила с Никой, загнав её внутрь. Словно свинью на убой. Наверняка знала, что Ника не захочет прощаться. Не сможет её отпустить. Никогда. Ни за что.
— Ты должна бежать… без оглядки. — Заклинала её Эльпис, а кабина сделала неумолимый поворот. — Бери моё крыло, оно мне не нужно больше, а ты лети… и пусть тебя никто не догонит.
Кабина фуникулёра отъехала от платформы. Система заблокировала двери, отрезав девушек друг от друга. Это навсегда. Ника больше не сожмёт её ладони, не поцелует губы, не посмотрит в глаза и не почувствует запах белокурых волос. Всё закончилось.
Она прижалась к окну кабины и смотрела на постепенно удаляющуюся Эльпис, пока та не растаяла в сумерках ночи, превратившись в крошечную точку где-то далеко внизу. Потом Ника разглядывала белые льдины замёрзшей Итаки, через которые кое-где продиралась вода. Она рыдала, чувствовала, как растекается макияж, который с таким старанием наносила Эльпис. Ей казалось, что рухнуло всё вокруг и не осталось ничего, кроме этих льдин.
Фуникулёр довёз её до другой стороны реки. Когда Ника вышла на посыпанную свежим снегом платформу, её ожидал там всего один силуэт, тонкий, точёный, застывший неподвижно, как фарфоровая статуэтка. Ника остолбенела. Перед ней стояла Леда, менеджер компании «Оморфия» и правая рука самого Пигмалиона. Что она тут делала? Нет… этого не может…
Женщина с лицом хищной птицы сверилась с часами на запястье.
— Ты поздно. — Сказала она с резкостью ножа для колки льда. — Долго прощались?
До того, как Леда задала такой личный вопрос, Ника подумала было, что она оказалась здесь случайно, или, что Эльпис всё же предала её и привела на убой, отдав прямо в руки Пигмалиона. Даже в это поверить было проще, чем в Леду, помогающую ей сбежать.
— Вообще не попрощались… — Ника знала, что никогда не забудет настоящее предательство Эльпис, на которое девушка всё же шагнула, втолкнув её в кабину фуникулёра. Лишив последнего поцелуя, не подарив ей даже рукопожатия. Никогда больше я её не увижу. — Эта мысль ранила так глубоко, что почти лишала Нику дыхания.
Странно, но на железном лице Леды всё же читалось что-то человечное. Незнакомая раньше эмоция, едва уловимая, но Ника могла её прочесть даже под скудным светом ночного фонаря. Это было бы похоже на сострадание или сочувствие, но перед музой всё ещё стояла знакомая ей много лет Леда, а Ника была убеждена, что эта машина точно лишена сердца. Скорее это была эмоция уступки. Сытая кошка была согласна прикрыть глаза ненадолго, чтобы позволить мышонку проскользнуть в нору. Её милостью он будет жив, она прибережёт колючие когти для другого раза.
Хотелось бы Нике уметь читать мысли. Что всё-таки двигало Ледой? Но спросить она не смела. Не хватало ещё, чтобы та передумала.
— Долгие проводы, лишние слёзы. — Заключила та холодно. — Пошли, иначе будет слишком поздно.
— Куда мы идём? — спросила Ника, когда они побрели по ночной улице, прочь от станции канатной дороги.
— Я здесь не для того, чтобы расписывать тебе маршрутный лист.
Вот теперь узнаю старую добрую суку. Надеюсь, она не при смерти, раз решила совершить пару добрых поступков, чтобы причаститься. Ника смерила Леду оценивающим взглядом. Женщина оставалась такой невозмутимой. Возможно, морально Леда и не была плохой, а просто серой, как все тени на асфоделевых полях. Поэтому помочь решила просто ради разнообразия.
— Эльпис сама тебя попросила? — Всё же спросила Ника, когда они вышли на розовую от неоновых вывесок улицу.
— Попросила не то слово. Она умоляла. — Холодно ответила Леда. — Ты-то не в курсе. Тебя не было в «Оморфии» всё это время. Ты пропустила очень много новостей. Одна из них в том, что за тобой была организована слежка. Недавние твои выходки так расстроили начальство, что распоряжение им было дано максимально простое — если ты приблизишься к Эльпис ещё раз, получишь пулю в голову. И она знала об этом. Ты, должно быть, решила, что твой глупый маскарад кого-то собьёт с толку? Знаешь, какую цену пришлось заплатить Эльпис в ту ночь, чтобы снайпер не сработал сразу же? Вчера мы весь день планировали этот твой побег. — Леда остановилась возле чёрного автомобиля. Ника никогда раньше не видела эту машину. — Полезай. — Приказала она категорично.
Муза молча подчинилась. Она всё ещё не знала, куда её везут.
В салоне Леда села на заднее сиденье рядом с Никой. Водителя в ночной темноте видно не было. Расположившись поудобнее, Леда с невозмутимым видом зажгла сигарету и закурила.
— Что будет с другими музыкантами? — Спросила Ника, вспомнив о появлении Каллимаха на пороге её квартиры. — Я правильно понимаю, что группы больше нет?
Машина тронулась и медленно поплыла по безлюдной улице.
— Ну отчего же? Несколько дней назад музыкантам предложили заключить договор на новых условиях. Гермес и Махаон остаются в составе группы. Эльпиника — в лице самой Эльпис, естественно, тоже. Для остальных позиций объявят кастинг.
Евр отказался? Его больше не будет в группе. Ника очень сильно надеялась, что с ним всё будет хорошо. Следующий вопрос дался ей с трудом:
— Что станет с Каллимахом?
Леда стрельнула на неё опасным взглядом, молча приложила сигарету к губам и глубоко затянулась, выпустив облачко дыма.
— Давай ты о своей безопасности будешь волноваться. — Ответила она уклончиво. По спине Нике пробежал ледяной холодок. Ответ ей не понравился совершенно.
— Он приходил ко мне. — Настаивала Ника.
— Ха! Ты меня удивить решила? — Огрызнулась Леда. — Вы совершаете откровенно тупые поступки и понятия не имеете, кто потом разгребает ваше дерьмо. — Леда сделала ещё одну долгую затяжку, после которой уклончиво ответила: — Больше тебе за судьбу Каллимаха переживать не придётся. Забудь.
— Хорошо, могу я узнать судьбу Эльпис?
— А что Эльпис? Она выйдет замуж. За богатого и успешного предпринимателя, в ближайшем будущем — министра культуры Ойкумены. Будет выступать на всех государственных площадках. Станет главным голосом нашей прекрасной страны. Будет обеспечена всем: лучшая еда, дорогие наряды, персональные водители. Потом у них будет счастливый брак и очаровательный ребёнок, она отойдёт от шоу-бизнеса на время, чтобы посвятить себя семейной жизни. Жизнь, о которой мечтает любая провинциальная девчонка. То, к чему она всегда стремилась.
Ника видела по лицу Леды, что та сама не верит в свои слова. В глазах женщины она читала совершенно другое: насилие — физическое и психологическое, ограничения свободы воли, государственная заказуха вместо творчества. Подавление её божественной, переменчивой и непокорной натуры. Золотая клетка с колючими шипами внутри. Медленная гибель в лапах тирана — вот, что ждало её Эли. И только Ника могла положить конец её мучениям.
— На всё есть своя цена, не смотри на меня своими щенячьими глазами. — Леда приоткрыла окно и швырнула сигарету на дорогу. Автомобиль вскоре остановился. — Пошли, сказала она.
Проехали они совсем недолго. Нике показалось, что машина нужна была лишь для того, чтобы запутать след. Если за ней действительно следили, то никакая осторожность не была лишней. Она почти не удивилась, когда они вышли возле гостиницы «Резиденция». Ника уже было двинулась ко входу, когда Леда одёрнула её за край шубы.
— Куда припустила? Ты беглянка теперь, а не приглашённая звезда.
Они обогнули здание и зашли через чёрный вход, попав сразу на пожарную лестницу и пошли пешком на самый верх, пока не вышли на крышу здания.
— С управлением, надеюсь, помнишь, как обращаться? — спросила Леда.
— Помню.
Ника смотрела на огромный дирижабль «Икар», который терпеливо дожидался её на взлётной площадке на крыше здания. Казалось, это было так недавно, когда они с Эли взошли впервые на его борт. Тогда они были счастливы — они думали, что убегают навсегда. Несмотря на все сложности, они верили в счастливый конец. Как же всё изменилось с тех пор. Теперь Ника бежала одна и впереди её ждал лишь самый ужасный поступок, который она только могла совершить в своей жизни. От предчувствия этого кошмара ей стало жутко не по себе. Ника набросила на голову капюшон. Он придал какое-то чувство уверенности, словно божественным судьям стало сложнее рассмотреть её под капюшоном.
— Тогда убирайся отсюда к чёрту. И никогда не возвращайся. Иначе умрёшь. Я не шучу, я сама тебя убью.
Ника точно знала, что Леда не шутит. Шутить она не умела.
— Спасибо тебе, Леда. — Сказала Ника. Фраза прозвучала на удивление искренне. Она была почти благодарна миру и судьбе за то, что рядом с ней этим вечером оказалась именно эта беспощадная служительница «Оморфии».
— Да иди ты! — огрызнулась она злобно. — Я не за «спасибо» работаю. Проваливай немедленно.
Ника последовала её совету. Странно, но я почти уверена, что сегодня ты работала не за деньги.
Она забралась на борт, бросила последний взгляд на залитую лунным светом крышу. Леда стояла там, у двери, ведущей на пожарную лестницу, курила и ждала, когда «Икар» покинет Харибду. Конечно, она должна была убедиться, что Ника действительно улетела. Это и была её задача сегодня. Избавиться от меня. Она выполняла приказ Пигмалиона, а не просьбу Ники. — Вдруг поняла девушка. Она могла убить меня. Но вместо этого прогнала.
Трясущейся рукой она потянула рычаг и дирижабль ожил, медленно поднявшись в чёрное небо. Его массивное тело поплыло над крышами зданий, постепенно набирая скорость и поднимаясь всё выше, вгрызаясь в облака, путаясь в их курчавых макушках. Ника смотрела на спящий город, который оставляла навсегда. Какая-то самая безумная мысль в голове вдруг стала твердить ей, что она может ещё увидеть Эльпис. Издалека, с высоты облаков…
Она приникла к иллюминатору и долго смотрела во мрак ночи, роняя хрупкие слёзы на стекло и вглядывалась в далёкие очертания города. Где-то там в ночной Харибде возле площадки фуникулёров стояла её маленькая Эли, кутаясь в зимнее пальто и дрожа на ветру. Смотрела ли она в беззвёздное небо? Думала ли о ней?
— Эли… — прошептала Ника в пустоту. — Я обещаю тебе, я…
Придумаю что-то? Спасу тебя?
Она не знала, какую клятву принести. Ни одну из них Ника не смогла бы исполнить теперь, когда согласилась пойти на этот побег. То, что ей предстояло сделать станет самым страшным поступком в её жизни. Самым чудовищным, что она могла бы совершить. Но ведь именно такова была воля её богини? А боги, как известно, всегда просят от своих послушников жертв, зачастую кровавых и аморальных.
Ника собралась с мыслями и прошептала уверенно, глядя в ночной мрак:
— Я обещаю тебе, я сделаю всё правильно.
И сразу после её обещания, «Икар» набрал нужную высоту и провалился в облака так глубоко, что город исчез из поля зрения. Так Ника навсегда покинула Харибду.