Старая, почерневшая от непогоды и времени изба Трофима Морозова стоит на самом краю деревни. Перед крыльцом растет одинокая береза. За покосившимися воротами видна гряда леса, близко подступающего к Герасимовке.
Павел и Федя, запыхавшись, вбежали с улицы во двор.
- Так я и знал! - тоненьким от возбуждения голосом закричал Федя, глядя на крышу.
- Чего? - спокойно спросил Павел. Он был на целую голову выше брата, которому шел всего девятый год, и относился к нему несколько снисходительно.
- Вертушки-то нету! Петька Саков сбил!
- А ты откуда знаешь, что Петька?
- А он сегодня утром шел в школу на утренник и кричал, что собьет.
Павел мрачно посмотрел на крышу.
- Да, для него я делал, как же! А может, она упала? - он вынул из-за пояса книгу и протянул ее Феде. - Подержи-ко, братко.
Павел быстро влез на забор, а с забора на серую тесовую крышу, на которой там и тут изумрудными пятнами зеленел мох.
- Паш, Петька всегда пристает! - плаксиво говорил Федя, запрокинув голову. - А вчера камнем стукнул. Знаешь, как больно!
- Вот я его сам стукну! - проворчал Павел и поднялся во весь рост на крыше. Он стоял высокий, худощавый, с острыми, как у всякого подростка, локтями и коленками. Ветер теребил его непослушные темно-русые волосы. Было Павлу без малого четырнадцать лет, а по виду можно дать и все пятнадцать. - Эй ты, рыжий! - вдруг закричал он.
- Кто там? Петька? - спросил Федя, пританцовывая от волнения на месте.
- Петька.
- Ну вот, так я и знал!
- Рыжий! - кричал Павел. - Это ты вертушку сбил? Чего? Ух, я тебе сейчас дам!
Он соскользнул с крыши на забор как раз в ту минуту, когда на крыльцо из избы вышли Татьяна и ее соседка Ксения.
- Пашутка, ты зачем это через забор? - крикнула Татьяна.
- Так быстрее, маманька!
Павел скрылся на улице. Федя, не задумываясь, полез на забор следом за братом.
- Федюшка, а ты куда? Разве калитка тесна стала? Штаны порвешь!
- Не порву, маманька!
Татьяна грустно покачала головой:
- Вот озорники!.. Рассказали бы матери, какой в школе утренник был, так нет, опять на улицу!
- А, пускай, - улыбнулась Ксения. - Ведь мальчики, Таня.
- Хлопот с ними много...
Они присели на крыльце: Татьяна - высокая, худощавая, с бледным, утомленным лицом, и Ксения - низенькая, полная, очень подвижная, с неясным румянцем на загорелом лице. Обеим им было по тридцати пяти лет, с самого раннего детства связывала их большая дружба.
- Ну что ж, что хлопот много, зато ведь мальчишки у тебя смышленые, бойкие. А мне вот скучно без детей, - вздохнула Ксения.
- Да, ребята у меня хорошие... А все ж я иной раз тебе, Ксения, завидую... Ты вон ликбез уже окончила! Грамотная! В активистках ходишь, от всей деревни, можно сказать, почет.
- Ой, подружка, да ведь я чуток подучилась только, - сказала Ксения певучим грудным голосом. - А уж ворчал мой Федор на меня за это! Как вечером, бывало, в школу собираюсь, так он на дыбы: сиди дома, и все! Однако приструнила я его.
Татьяна с ласковой улыбкой взглянула на подругу:
- У тебя нрав крутой... - Она помедлила и вздохнула. - А я вот...
Ксения положила руку на плечо подруги, тихо спросила, заглядывая ей в глаза:
- А как твой?
- Не знаю... - Татьяна неопределенно повела плечами...
- Таня... нехорошо про него болтают...
- Пусть болтают!- вдруг вспыхнула Татьяна, и ее сложенные на коленях руки дрогнули. - Ведь председатель сельсовета - завистников много!
- Ты не серчай, - мягко сказала Ксения.
- Я не серчаю, - Татьяна вздохнула, помолчала. - А вообще-то трудно мне с ним, Ксеня.
- Я вижу.
В соседнем дворе мелькнула белая рубашка. К жердяному забору, разделяющему дворы, быстро подошел Данила, окликнул:
- Дядя Трофим!.. Дома он или в сельсовете?
- Дома, - неохотно ответила Татьяна и полуобернулась к двери избы: - Трофим!
- Слышу, слышу... - раздался сонный, сипловатый голос.
- Племянник кличет.
На крыльцо вышел Трофим - худощавый мужчина с седеющими усами и мешками под глазами. Он длинно зевал и, просунув руку под расстегнутый ворот, почесывал грудь.
- Чего тебе, Данила?
- Дело есть, дядя Трофим.
- Ну?
Данила не ответил, предостерегающе кивнул на Татьяну и Ксению. Трофим кашлянул.
- Татьяна, поди-ка в избе прибери.
Ксения быстро поднялась, сказала с сердцем:
- Ты уж скажи лучше: уходи, соседка, подобру-поздорову!
Трофим пожал плечами.
- Сиди, коль охота есть...
Ксения поправила платок, подняла коромысло с ведрами.
- Ты заходи, Таня... - Она ушла, не взглянув на Трофима, покачивая пустыми ведрами на коромысле.
- И мне уходить, что ли? - повернулась Татьяна. - Что за секреты завел с Данилкой?
- Поди, поди... - Трофим выждал, пока жена скрылась в избе. - Какое дело?
Данила открыл узенькую калитку в заборе, не спеша подошел к Трофиму.
- Осоку я сегодня резал...
- Ну так что ж?
- Встретил одного хромого... из кубанских кулаков.
- Что ж такого? Вон на речке Чернушке целый поселок кубанских кулаков.
- С тобой повидаться он хочет, дядя Трофим.
- Со мной? - Трофим, прищурив глаза, подозрительно взглянул на Данилу. - Чего ему надо?
- Я так понял, дядя Трофим, что не хочет он у нас на Урале оставаться. Я, говорит он, к своей Кубани привык.
Трофим усмехнулся.
- Кто же его обратно на Кубань пустит, раз он кулак и против колхозов выступал? Пускай теперь к нашему северу привыкает.
- Так он, может, и привык бы, дядя Трофим, ежели бы на Урале колхозов не было. А то ведь у нас тоже коллективизация идет.
Трофим поморщился, потрогал пальцами ус.
- Ну, когда еще до нашей деревни дойдет... Так чего ж он хочет?
Данила опасливо оглянулся, протянул ему листок бумаги.
- Вот такое удостоверение он хочет.
Председатель медленно читал. Наконец свернул бумажку и вернул ее Даниле.
- Ишь ты, чего захотел! За такое дело меня за решетку посадят!
- Дядя Трофим, - горячо зашептал Данила, - да ведь он хорошо заплатит!
Стукнула калитка. Во двор вошла девушка - молоденькая, застенчивая, с большой русой косой.
Трофим прошептал:
- Тише, учительница пришла. Нелегкая ее носит! - и с веселой улыбкой поднялся ей навстречу. - Доброго здоровья, Зоя Александровна. Рады вас видеть.
- Здравствуйте, Трофим Сергеевич. - Она остановилась у крыльца, смущенно оправила блузку, заметив косой взгляд Данилы. - Что же вы к нам в школу на праздник не пришли?
- Дела, Зоя Александровна... Дохнуть некогда.
- Жаль... Такой веселый утренник был у нас в честь окончания учебного года. Ваш сын лучше всех выступал!
- Павел-то? Он мастак выступать. Что только дальше из него выйдет!
Учительница порозовела и вновь оправила кофточку. Ее раздражал нагловатый взгляд Данилы.
- Павлик очень способный мальчик, Трофим Сергеевич! Ему обязательно дальше учиться надо. Нельзя останавливаться на начальной школе. Потом в вуз поступит.
Председатель сельсовета коротко рассмеялся:
- Эк хватили - в вуз! Горячая у вас головка, Зоя Александровна.
- А вот и поступит! - сказала Татьяна, выходя на крыльцо. - Может, учителем или там доктором станет!.. Здравствуйте, Зоечка!
- Здравствуйте, Татьяна Семеновна! Правильно вы говорите, обязательно Павлику учиться дальше надо.
- Вот пущу его по торговой части, - нахмурился Трофим. - Парень смышленый, хорошо арифметику знает... Вы ко мне по какому вопросу, Зоя Александровна?
- Я насчет ремонта школы. - Учительница села на порожек, повернувшись спиной к Даниле.
- Не предусмотрено в смете, Зоя Александровна, - покашливая, сказал Трофим. - Я же говорил вам.
Она быстро расплетала и заплетала кончик косы.
- Этого не может быть, Трофим Сергеевич! Зимой нельзя будет с ребятами заниматься!
- Не предусмотрено, - повторил он и, давая понять, что разговор окончен, прибавил: - Вот так, стало быть...
- Это ваше последнее слово? - вспыхнула учительница.
- Последнее...
Она быстро поднялась.
- Я сегодня же поеду в райком партии, Трофим Сергеевич!
- Счастливого вам пути... Передайте привет секретарю райкома товарищу Захаркину.
Учительница круто повернулась и пошла к воротам.
- Вот, черт, настырная! - прошептал Трофим и громко прибавил: - Одну минуточку, Зоя Александровна! Вы зайдите ко мне завтра в сельсовет. Может, придумаем, что-нибудь.
- Я к вам уже раз десять приходила!
- А вы не зазнавайтесь, зайдите, зайдите! - он проводил ее сердитым взглядом, покручивая ус. - Ушла! Скажи на милость, какая важная! Одну зиму ребят проучила, а всю деревню уже свихнула. То ей избу-читальню подавай, то школу ремонтируй. А теперь всем мужикам мозги колхозом крутит!
- Комсомолка... - Данила все еще смотрел с усмешкой на калитку, за которой исчезла учительница - Пионерский отряд устроила. Ты слышал, дядя Трофим? Пашку пионеры своим начальником выбрали. Тоже, как и ты - председатель совета! Смехота!
- Вот я ему настегаю одно место, председателю!
Неподвижно стоявшая на крыльце Татьяна шевельнулась, сказала резко:
- Ну да, настегаешь! Так я тебе и дала настегать!
- А это не твоего ума дело! Ступай, хозяйством занимайся!
- Зверь был, зверем и остался! - Она ушла в избу, громко стукнув дверью. Данила и Трофим помолчали.
- Так что же еще хромой говорил?
- Говорил, что денег не пожалеет за такие удостоверения.
- А много ему таких удостоверений надо?
- Я так понял, что их человек восемь, раскулаченных, бежать собираются. А может, и больше.
Трофим помедлил.
- Не знаю... Подумать надо...
- По тысяче за удостоверение дадут, дядя Трофим!
- Врешь?!
- Ей-богу!
Трофим молча крутил ус и вдруг, прищурившись, посмотрел Даниле в глаза:
- А сколько тебе уже хромой дал?
- Мне?... Ничего, дядя Трофим, - смутился Данила.
- По глазам вижу, что дал. Ну, ладно, ладно... Когда он придет?
- Сегодня, чуток попозже.
- Ладно, пусть приходит, - махнул Трофим рукой. - Только чтоб не видел никто!
- Ну, это уж будь спокоен, дядя Трофим! - многозначительно подмигнул Данила и поднялся. Хотелось ему рассказать еще Трофиму о том, что хромой стрелял в райкомовского работника Дымова и, наверно, убил его, но раздумал. Труслив Трофим, чего доброго, еще совсем испугается и не захочет с хромым встретиться.
- Кажись, еще кто-то к тебе идет, дядя Трофим, - сказал он, направляясь к жердяному забору.
- Кто там еще?
- Арсения Игнатьевича батрак.
- Потупчик?
- Он самый. - Данила скрылся в соседнем дворе, где жил со своим дедом - отцом Трофима. А с улицы во двор вошел рослый человек с пышной бородой, такой ярко-рыжей, что она горела на его груди, как пламя.
- К вам я, Трофим Сергеевич... - сказал человек густым басом, снимая у калитки картуз.
Трофим недовольно покривился.
- Вижу, что ко мне. Чего надо?
- Я про Арсения Игнатьевича Кулуканова хочу сказать... Не хочет платить он мне, Трофим Сергеевич.
- Это твое дело. Сельсовет здесь ни при чем.
- Да как же ни при чем, Трофим Сергеевич?! Я же у него, почитай, год батрачу, и хоть бы копейку заплатил!
- Арсений Игнатьевич человек обходительный, - убеждающим тоном сказал Трофим, - напрасно ничего делать не станет.
- Да как же не станет, Трофим Сергеевич! - загорячился Потупчик. - Я на него целый год спину гну, а он платить не хочет. У меня же дочка есть, ей и обуться и одеться надо, и сам я поизносился... А он говорит: «Ты у меня кормился, значит, мы и в расчете».
- Так ведь харчи тоже денег стоят, - усмехнулся Трофим.
- Это что ж, выходит, за харчи на него хребет гнуть? Пятнадцатый год Советской власти идет! Нет теперь таких порядков!
- Не знаю, не знаю... Это ваше там дело.
- За кулака заступаетесь, Трофим Сергеевич!
Трофим медленно подошел к Потупчику, заложив руки в карманы. В калитку вбежали Павел и Федя и, увидев нахмуренное лицо отца, притаились у ворот.
- Арсений Игнатьевич Кулуканов в списках сельсовета числится середняком, гражданин Потупчик! - подчеркивая каждое слово, сказал Трофим. - Ты на честного человека не наговаривай!
- Да когда же он середняком стал? - все громче гремел бас Потупчика. - Вы сами посудите: одного рогатого скота десять голов, лошадей столько же, паровая молотилка, да батраков пять человек! Нет такого правила у Советской власти, чтобы такого мироеда середняком считать. Вы его еще в бедняки запишите!
- Ты меня правилам не учи, Потупчик: я сам Советская власть! Меня товарищ Захаркин всегда поддержит.
- Много берете на себя, Трофим Сергеевич! Вам народ доверие оказал, председателем Совета вас выбрали, а вы против народа выступаете!
- Это кто ж народ? Ты, что ли?
- А хоть бы и я!
Трофима раздражал разговор с Потупчиком. «Выгнать бы его к дьяволу!» - подумал он, но не решился: смелый человек этот Потупчик, наделает шуму на целый район, потом расхлебывай! И Трофим сказал примирительно:
- Ты попусту не горячись. Я помочь всегда помогу, только закон есть закон. Вот так, стало быть.
- Ничего, мы правду найдем, Трофим Сергеевич! - Потупчик надел картуз, вышел на улицу.
- А вы чего, как мыши, притаились? - сердито сказал Трофим, увидев вдруг у ворот сыновей. Но тут же рассеянно отвернулся: его не покидали мысли о хромом. Восемь тысяч рублей не шутка! Он покрутил ус и молча прошел на соседний двор, где скрылся Данила.
Из избы вышла Татьяна, начала накрывать на стол под березой.
- Ух ты, пирог-то какой! - подбежал Федя. - Вкусный, маманька?
- А вот попробуешь... - Она взглянула на детей. Глаза ее засветились лаской. Все свои тридцать пять лет прожила Татьяна в постоянном труде, радостей видела мало. В детстве не пришлось учиться: батрачила у богатого соседа. Замужество не принесло облегчения. Хозяйство и дети отнимали здоровье и силы. Но в них, в детях, находила Татьяна свое счастье. Вон Пашка какой большой и разумный вырос, лучший ученик школе. Может, действительно станет доктором или учителем! Почему-то ей очень хотелось, чтобы он стал именно доктором или учителем... Домой всякие книжки из школы носит, все читает газеты да журналы. И ее по складам читать выучил. Сначала смешно было, думала - впустую все занятия, а потом приятно стало складывать из букв слова и понимать их затаенный смысл.
Татьяна кончила накрывать на стол, склонилась к Павлу:
- Пашутка, ты о чем задумался?
Павел нахмурил брови. Они у него густые, сросшиеся на переносице. Над правой - небольшая коричневая родинка. Шевельнет бровью - и родинка вздрагивает.
- Маманька, чего к нам дядя Вася приходил?
- Какой дядя Вася?
- Потупчик.
- Не знаю, Пашутка. А что такое?
- Так просто... - уклончиво ответил Павел.
Татьяна обняла сына, с тревогой заглянула ему в лицо.
- Ты чего будто в воду опущенный? Что у тебя на сердце, Пашутка? Я же все вижу, ты не отворачивайся.
- Ты слышала, что дядя Вася кричал папаньке? «Вам народ доверие оказал, а вы против народа выступаете...»
Она ответила не сразу, не зная, как объяснить сыну то, что давно тревожило ее самое и что лежало на сердце тяжелым, томящим грузом.
- Работа у отца такая, Пашутка... На всех угодить трудно. Одному - хорошо, другому - не нравится. Отец-то законы лучше знает... Его ведь сам секретарь райкома уважает.
Павел спросил порывисто:
- Значит, он все по закону делает?
- Я так думаю, что по закону... - неуверенно сказала Татьяна.
- Правда, по закону, маманька? - допытывался он.
Что сказать сыну? Она увидела за его поясом новую книгу.
- Что это?
Федя ответил за Павла:
- Премия, маманька! Зоя Александровна Паше дала за учение.
- Премия? Ну-ка, посмотрю сейчас, сынок, как ты меня читать выучил. - Она открыла книгу и прочитала по складам: - Го... рьк... ий... Горький... «Мать»... Правильно?
- Правильно, - улыбнулся Павел.
- Этак я скоро и Ксеню догоню.
- Маманька, ты скоро и газеты читать будешь! - радостно сказал Федя.
- Буду, Федюша, буду! Хорошие вы мои! - она широко распахнула руки и притянула сыновей к груди. - Что бы я без вас делала? Только и радости у меня в жизни! Федюшка, а что ж у тебя красного галстука нету?
- Не принимают меня в пионеры, маманька... - вздохнул Федя и потрогал красный галстук брата. - А как хочется!
- Пашутка, почему его в пионеры не принимаете?
- Рано ему еще. Через год вступит.
- Придется потерпеть, Федюшка, - улыбнулась мать.
В калитку заглянула светловолосая девочка с остреньким, чуть вздернутым носом.
- Здравствуйте, тетя Таня!
- Здравствуй, Мотя... Подойди сюда, что ты в калитке застряла?
- Я на минутку, тетя Таня... я к Паше... по делу.
- Ох, батюшки! Такие все деловые стали... А ты кажись, тоже пионерский начальник?
- Член совета отряда, - сказал Павел.
- Активистка, значит, - кивнула Татьяна. - Вроде Ксени... Ну, активничайте, активничайте...
Из избы послышался детский плач. Это проснулся самый младший сын - Роман. Татьяна торопливо на правилась в избу. Федя шел следом за ней и быстро рассказывал, какой в школе был утренник и как все хлопали в ладоши, когда Зоя Александровна дала Паше книгу.
- Паша, я, знаешь, чего пришла? - робко спросила Мотя. - Читать Горького будем?
- Ну, ясно, будем.
- Зоя Александровна говорит - такая книжка интересная! Давайте сегодня вечером?
- Сегодня вечером не могу. Мы с Яшкой Юдовым на озеро рыбу удить пойдем.
- А ты приходи тогда завтра утром к нам. Ребята соберутся. Я им уже говорила.
- Утром я тоже не могу: на огороде буду.
- Ну, тогда завтра вечером. Ладно?
- А вы сами завтра ко мне вечером приходите.
- К тебе? Ой нет, Паша!.. Я твоего отца боюсь...
- Что ж он медведь, что ли? - обиженно сказал Павел.
- Я сама не знаю почему, а боюсь... Сердитый он очень... - Мотя помолчала. - Паша, а Петька Саков опять камнями кидался.
- Вот не попадется он мне никак!
- Кричит, как война будет, так заграничные буржуи всех пионеров за галстуки повесят.
Павел презрительно улыбнулся.
- Руки коротки у заграничных буржуев! А Петьке Сакову по шее надо дать покрепче!
- Не надо, не связывайся... - Мотя снова помолчала. - Паша... ты не знаешь, о чем мой папанька с твоим отцом разговаривал?
- А что? - насторожился Павел.
- Очень расстроенный папанька домой вернулся... Понимаешь, ему Кулуканов не хочет за работу платить, а твой отец говорит, что вроде бы так и надо.
У Павла над бровью задергалась родинка.
- Мой отец по закону поступает!
- Да ты не сердись, Паша... Я ведь только так... Я и сама папаньке сказала, что раз выбрали Трофима Сергеевича председателем, значит, он все законы знает... - Мотя в замешательстве открыла книгу, негромко прочитала: - «Лучшему ученику Герасимовской школы - Павлу Морозову»... Как приятно тебе, наверно! Да, Паш?.. А у меня все с арифметикой не ладится... Ну, я побежала... Всего, Паш...
Мотя убежала, а Павел долго еще стоял неподвижно, задумавшись о чем-то и рассеянно глядя ей вслед.