В избе было жарко и душно. Трофим сказал Татьяне:
- Ужинать будем во дворе, под березой. - Он поднял жестяную лампу и пошел на крыльцо. - Федюшка, пойди покличь деда и Данилу, скажи, чтобы приходили ужинать. И скажи им - есть у меня ужину кое-что...
Федя со всех ног бросился в соседний двор и через минуту явился обратно.
- Папанька, дедуня тебя к себе кличет.
- А что такое, сынок?
- Арсений Игнатьевич в гости к дедуне пришел.
Трофим торопливо шагнул к жердяному забору.
- Ужин, значит, накрывать не надо? - крикнула вслед Татьяна.
- Накрывай, накрывай, сейчас всех приведу. - Он скрылся по ту сторону забора.
На березе чуть шелестели листья. На свет налетели, мошки и заклубились вокруг лампы серым роем.
Трофим долго не возвращался. Наконец на соседнем дворе всхлипнула гармошка и в калитку один другим протиснулись дед Серега с бабкой Ксенией, Кулуканов, Трофим и Данила с гармошкой.
Стар дед Серега - почти семьдесят лет. Голова серебряная, лицо в морщинах. Стар, но еще крепок дед, не сравнишь с бабкой. У той нос совсем по-старчески повис над шамкающими губами, голова ушла в плеч: за плечами горб. А дед, подвыпив, еще иной раз сплясать может, ничего, что ноги кривые. И сейчас шел дед Серега, покачиваясь, и на ходу пел тоненько и фальшиво, потряхивая головой и жмурясь:
- Бывали дни весе-елые, гулял я, молодец... И-их!..
Уже порядком захмелевший Трофим крикнул:
- Таня! Принимай гостей... Арсений Игнатьевич садитесь к столу.
Кулуканов, кряжистый, аккуратно одетый мужик с острой седой бородкой, неторопливо снял картуз, повесил его на стул, степенным жестом пригладил волосы. В каждом его движении чувствовалось, что он знает себе цену, твердо стоит на земле и ко всем относится несколько снисходительно.
- Вот это люблю - от стола к столу! - сказал он хрипловатым голосом и, увидев, что Трофим поставил на стол бутылку водки, прибавил со смешком: - Только-то и всего? На такую честную компанию как бы не маловато, а, Серега?
- Маловато... - поддакнул дед. - Не по-председательски...
Трофим сказал заискивающе:
- Да я ж не знал, Арсений Игнатьевич, что вы гостили у папаньки. Я бы приготовил...
- А мы поправим дело! - Кулуканов потер руки. - Данилушка, сбегай ко мне домой. Благо тут недалеко, через дорогу. Скажи моей старухе, чтоб дала бутылочку самодельного. Скажи, у начальника гуляем! - крикнул он вслед убегающему Даниле и прибавил: - Самогон у меня, Трофим, огненный!
- Знаю, знаю, Арсений Игнатьевич. У вас все как полагается, - закивал Трофим.
В калитке показался Павел. Федя бросился ему навстречу.
- Братко пришел! Ой, гляньте, карасей сколько!
Дед приподнялся:
- А-а, рыболов! Ну, поди, поди сюда, внучек.
Павел на ходу шепнул брату, косясь на стол:
- Отец не злой?
- Веселый, Паш... Все смеется!
Отец прожевал кусок мяса, старательно вытер рот.
- Ты что же, сынок, так поздно?
Далеко зашли, папанька... На той стороне озера были с Яшкой Юдовым.
- Смотри, потонешь когда-нибудь. Ну, садись ешь. Налей-ка ему, Татьяна.
Мать подала сыну миску со щами, села рядом, погладила рукой по его жестковатым темно-русым волосам.
- Не хлебай, Пашутка, быстро, поперхнешься.
Данила принес бутылку самогона.
- А вот и подкрепление! - оживился дед и проворно разлил самогон по стаканам. - Арсений Игнатьевич, будьте здоровеньки!
Павел ел, обжигаясь и морщась, искоса поглядывая на двоюродного брата. Данила сидел, развалясь на скамье, глаза - как у деда, помутневшие и узкие. На верхней губе у него растет, да никак не вырастет, редкий рыжеватый пух. Павел знает, что Данила часто скребет бритвой под носом, чтобы усы лучше росли. Хочется ему походить на взрослого мужика. Вот и сейчас сидит он и крутит непослушными пьяными пальцами папиросу.
- Так ты говоришь, Трофим, приходил Потупчик на меня жаловаться? - спросил Кулуканов, щурясь на свет.
- Я ему как следует сказал, Арсений Игнатьевич!
- Волю он большую взял, этот Потупчик! - сказал дед. - Нет у него уважения к начальнику... Ох ты, боже мой! То ли было... Служил я при царе тюремным надзирателем в Витебской губернии...
- Дедуня, ты уже сто раз рассказывал! - усмехнулся Данила.
- А ты не перебивай!
- О хорошем, Данилушка, и вспомнить не грех, - заулыбался Кулуканов.
Привстав, все больше оживляясь и помахивая пустым стаканом, дед говорил:
- Да, так вот, служил я тюремным надзирателем... С начальством всегда в ладу, Арсений Игнатьевич! Как, бывало, зайдет жандармский ротмистр Поликарп Юльевич Зарядин, царство ему небесное, и сразу меня по плечу пальчиком постукает: «Здорово, Морозов!» - «Здравия желаю, господин ротмистр!» Стою не шелохнувшись, все жилочки, как струны, натянуты! И такая благость в душе, господи боже мой! - даже плакать хочется. А он, Поликарп Юльевич, еще пошутит, бывало: «Что смотришь на меня, аки пес, Морозов?»- «По уставу, господин ротмистр, - говорю я, - приказано есть начальство глазами!» - «На тебе Морозов, за верную службу красненькую!..» Да-да, Арсений Игнатьевич, деньжата всегда водились!-Дед пристукнул стаканом по столу и снова запел: - Быва-али дни веселые...
- Другие теперь люди пошли, Серега, не те времена, - сказал Кулуканов и наклонился к Трофиму: - Нам теперь вот так друг за дружку держаться надо! - Он сжал пальцы в кулак, резко тряхнул им и, помолчав, кивнул на гармонь: - А ну, Данилушка!
Данила заиграл. Трофим и Кулуканов подпевал деду пьяными голосами. Павел, а за ним и Федя улыбались. Только шестилетний Роман на коленях у матери удивленно таращил на поющих круглые глазенки.
Дед резко оборвал песню, ударил кулаком по столу:
- Вот копил, копил деньгу, а все зря! А почему? Посудите сами, Арсений Игнатьевич... Скопил я в Витебске немалую сумму, переехал сюда, на Урал, на пустующие, значит, земли. Стал хозяйством обзаводиться. И обзавелся! Худо ли? - и лошадка, и коровка и всякая там живность!.. Так вот же, как на горе, задумал Трофим жениться! - Дед сурово взглянул на Татьяну, словно она была причиной всех его несчастий. - Женился, отделился, хозяйство расстроил! Ишь ведь, свою избу построил, забор меж дворами сделал... А разве можно хозяйство пылить? Его копить надо!
Трофим проговорил улыбаясь :
- Всякому человеку, папаня, свое собственное хозяйство вести хочется. Я и сам копить умею!
Дед хлопнул Трофима по спине ладонью с такой силой, что тот покривился.
- А жилка-то в нем наша, Арсений Игнатьевич, морозовская! Крепко в землю корни пускает, по-морозовски! Люблю! Правильно, Трофим, своя рубашка ближе к телу!
Кулуканов кивнул на Данилу.
- У тебя, Серега, вон еще один наследник растет.
Бабка, молчавшая до сих пор, захмелевшая, как и дед, внезапно рассмеялась дребезжащим смехом, глядя на Данилу красноватыми глазками.
- Внучек от первого сына... - заговорила она, с трудом ворочая языком. - Тот сынок тоже крепкий был, жаль - помер рано... Ну, я так думаю, Данилка ему не уступит.
- Не уступит, - подтвердил дед. - Этот тоже копить любит, ничего, что молод. А, Данилка? Небось не дождешься, когда дед Серега богу душу отдаст, чтобы во владение хозяйством вступить?
- Да ну, дедуня... - стараясь казаться смущенным, повел плечами Данила.
- Да ты не лукавь, не лукавь, Данилушка! - Кулуканов хитро подмигнул ему и, помолчав, шумно вздохнул. - Это великое дело - хозяином быть. Я вон стар, а и то иной раз выйду на крылечко утром да и смотрю кругом. Все мое! Корова в стайке замычала - моя корова! Петух закричал на заборе - мой петух! Сердце-то радуется! Все мое!.. Мое!
- А соседи злятся, Арсений Игнатьевич, кулак, говорят, - сказал Данила.
- От зависти, Данилушка, от зависти! Человек человеку волк! Ежели ты его не подомнешь, он тебя сам подомнет! «Кровопивец!» - кричат, а ты наплюй, да и живи по-своему! Бедного, конечно, не оставь в беде, как в евангелии говорится, -понизил голос Кулуканов, и Павел вдруг вспомнил два креста на просеке. Кулуканов потрогал пальцами бородку и продолжал мягко: - Нищему подай, батрака накорми - от этого у тебя не убудет...
У Павла над бровью мелко-мелко задергалась родинка. Задрожавшим от волнения голосом он сказал неожиданно для всех:
- А надо так сделать, чтобы нищих и батраков совсем не было!
- Чтобы совсем не было!.. - словно эхо, повторил Федя.
Наступило неловкое молчание.
- Ох ты, боже мой! Вот и цыплята заговорили! - очень ласково сказал, наконец, Кулуканов.
Дед Серега снисходительно усмехнулся:
- Да как же это сделать, внучек? На батраках мир держится.
Павел быстро ответил:
- Надо, чтобы все в колхозе были!
- Вот как! - прищелкнул пальцами Кулуканов.
Бабка наклонила голову к Павлу:
- Кто это тебе сказал?
- Зоя Александровна.
- Зоя Александровна, - повторил Федя.
Кулуканов задумчиво постукивал пальцами по столу.
- Пустые это разговоры, Пашутка. Я ж сказал - человек человеку волк! А волк - он живет обособливо... В колхозе, Пашутка, все горло друг дружке перегрызут!
- Мал он да зелен... - усмехнулся Трофим. - Вырастет, поумнеет. Данила, налей-ка еще по одной.
Молча выпили еще по одной чарке. Данила шутливо протянул Феде стакан:
- На, допей...
Федя испуганно отодвинулся:
- Пей сам... Паша говорит, нельзя ребятам!
- Мало, что Пашка говорит... Кто он тебе?
- Брат...
- Так я тоже двоюродный брат.
Федя подумал:
- А ты не пионер! Вот!
Бабка погрозила Даниле пальцем, зашелестела беззубым ртом:
- Ты чему там Федюшку учишь, разбойник?
- Федюшке-то нельзя, - посмеиваясь, сказал Кулуканов, - а старшому приучаться можно... Смотри, какой уже вымахал!
Трофим широко улыбнулся, подмигнул Павлу:
- Башковитый парень... С вывихом небольшим, правда... - Он небрежно потрогал пальцем красный галстук сына. - Ну, да ничего, выправим... Сынок, поди ко мне, милый...
Трофим потянулся к Павлу, обнял его горячей потной рукой. От него нестерпимо пахло водкой, но Павел был так поражен этой неожиданной, давно забытой лаской отца, что прильнул к нему и заговорил тихо и растроганно:
- Папанька... папанька...
Татьяна, радостно улыбаясь, смотрела на них:
- Давно бы так... А то совсем забыл, как детей любить надо.
Отец поцеловал мальчика мокрыми губами, подсунул ему стакан:
- Выпей, сынок, за папаньку! За папанькино здоровье!
- Ему нельзя, дядя Трофим, он пионер, - криво улыбнулся Данила.
Татьяна вскочила:
- Трофим! Свихнулся, что ли? Мальчишке четырнадцати лет нету... Не слушай его, Пашутка!
Но Павел нерешительно взял стакан:
- Подожди, мам... ведь за папаньку!
- Паша! - пораженно ахнул Федя.
Татьяна гневно крикнула:
- Трофим!
- Ну, ладно, ладно, не буду... - виновато усмехнулся отец. - Давай чаю, Таня...
- То-то, чаю.... - Татьяна пересадила Романа на колени бабки и стала убирать со стола.
- Дед сказал:
- Чай хорошо со сладким пить, а что у вас к чаю есть?
- Есть кое-что, - хитро подмигнул Трофим, - сладкое!
Он, покачиваясь, пошел в избу и возвратился с большим кульком в руках.
- Конфеты! - радостно взвизгнул Федя.
- Дай, дай! - протянул руки Роман.
- С начинкой! - Трофим прищелкнул языком и, помахивая кульком, закатился вдруг хриплым смехом: - Привезли сегодня в кооператив, ну и взял. А главное - никакого расхода! Председатель сельсовета!
- Хватка у тебя, Трофим, впрямь сильная! - сощурил в усмешке глаза Кулуканов и, заметив, что Данила опасливо оглянулся на ворота, прибавил: - Ничего, ничего, Данилушка, тут все свои...
Трофим швырнул детям несколько конфет. Федя стремительно протянул руку и прихлопнул конфеты ладонью, как будто это были жучки, собирающиеся улететь. Потом он взглянул на старшего брата. Павел сидел покрасневший и мрачный, он не прикасался к конфетам.
Федя растерянно заморгал и медленно убрал руку под стол.
- Я не буду их есть... - тихо проговорил Павел.
- И я не буду... - сказал Федя.
Все посмотрели на Павла. Отец сощурил одни глаз:
- Почему же это ты не будешь их есть?
Павел молчал.
- Ну?
- Потому что... потому что...
- Почему?
Павел нащупал ногой под столом планку, соображая, будет ли она мешать, если понадобится бежать.
- Потому что... зачем ты брал конфеты в кооперативе? - его голос сорвался и задрожал. -Взял, а деньги не платил!
- А деньги не платил, - чуть слышно повторил Федя.
- Паша! - вскрикнула мать.
Дед Серега зашевелился, покачал головой:
- Неладно ты, внучек, про отца говоришь! Он же председатель.
- А председатель тоже не имеет права!
- Так... что еще? - очень тихо, так тихо, что его едва расслышали, спросил Трофим.
Дед Серега наклонился к Татьяне, шепнул:
- Пускай ребята ко мне нынче ночевать приходят... А то прибьет их Трофим спьяну...
В наступившей тишине отец заговорил, растягивая слова:
- Выходит, стало быть, по-твоему, я вор? - он рывком сдернул с рубахи ремень.
- Брось, Трофим... - Кулуканов удержал его за рубаху. - Слышь, брось! Сам же сказал... мал он да зелен. Вырастет - поумнеет...
- Так я тебе покажу, какой я вор! - Трофим рванул рубаху из рук гостя, шагнул к сыну.
Татьяна вскочила, загораживая мужу дорогу:
- Не тронь Пашу! Слышишь? Не тронь!
Он грубо толкнул жену, взмахнул ремнем. Павел ждал этого движения и, согнувшись, скользнул в сторону. Ремень стегнул по скамейке. Павел, а за ним Федя стремительно бросились к воротам и в калитке столкнулись с незнакомым человеком.
- Тихо, тихо, ребятки, - рассмеялся он, широко расставляя руки, - с ног собьете.
Трофим растерянно попятился.
- Товарищ Дымов? - он быстро надел ремень. - Здравствуйте, товарищ Дымов!.. Когда же вы приехали?
- Час назад, товарищ Морозов. Как вы тут поживаете?
- Да спасибо, помаленьку... - быстро говорил Трофим, чувствуя, как лицо покрывается холодной испариной. - А что в районе нового, товарищ Дымов? Мы тут в тайге от жизни отгорожены, можно сказать, в собственном соку варимся... Хорошо, что вы нас не забываете.
Дымов пожал Трофиму руку, неторопливо пошел вместе с ним к столу. На ходу коротким движением поправил на голове белый бинт.
- Большие дела в районе, товарищ Морозов! Курс на коллективизацию! Больше никак нельзя медлить! Мы и так уж от южных районов отстаем. Там народ давно по-новому живет!
- Отстаем, отстаем, товарищ Дымов. - Трофим угловато провел тыльной стороной ладони по лицу, смахивая холодный пот. - Да вы садитесь к столу.
- О, да у вас тут праздник!
Трофим засуетился:
- Маленький, товарищ Дымов... Юбилей, можно сказать, справляем... день рождения...
- Поздравляю, поздравляю, - весело говорил Дымов, оглядывая сидящих за столом.
Трофим заметил его пытливый взгляд и сказал поспешно:
- А это - познакомьтесь, сельский актив... Товарищ Кулуканов... и родственники: отец, мать и племянник. Выпейте чарочку с дороги, товарищ Дымов! Таня, что же закусить не предлагаешь? Ну, что там еще нового в районе? Как здоровье товарища Захаркина?
Дымов сдвинул брови, помолчал.
- Нет больше Захаркина, товарищ Морозов.
- Как нет? - поражение спросил Трофим и снова вытер со лба пот. - Неужто в обком работать забрали? Очень был способный работник.
- Врагом он оказался, товарищ Морозов!
- Не может быть! - Трофим сел на скамью и снова поднялся. - Не может быть, товарищ Дымов!
- Враг самый закоренелый! - Дымов провел рукой по голове и, притронувшись к повязке, болезненно поморщился. - Ведь какое вражеское гнездо свил этот Захаркин. Из-за этих негодяев мы и с коллективизацией так отстали. - Он потрогал за подбородок испуганного Романа, улыбнулся, выпрямился и вздохнул: - Жаль, не разобрались мы в этих людях вовремя... Ну, да ничего, партия наша сильна. Нам не привыкать с врагами биться!
- Кто мог думать, товарищ Дымов! - Трофим зацокал языком. - А ведь каким честным человеком этот Захаркин прикидывался... Значит, у нас новый секретарь райкома?
- Новый, товарищ Морозов.
- Ай-я-яй... Вы к нам надолго?
- Недельку, думаю, пробуду.
- Вот хорошо-то, вот хорошо! Вы, как уполномоченный райкома партии, очень нам поможете... -Трофим повернул побледневшее лицо к Кулуканову: - Арсений Игнатьевич, ты к себе на квартирку возьми товарища Дымова.
Кулуканов привстал торопливо:
- С превеликим удовольствием. За честь посчитаю.
- Не беспокойтесь, я уже остановился, - сказал Дымов.
- У кого же это, если не секрет?
- У Потупчика, Василия Ивановича.
Трофим и Кулуканов быстро переглянулись.
- Да как же можно у Потупчика, товарищ Дымов? - Кулуканов развел руками. - У него же избенка ветром подбита... Постелить нечего.
Трофим, наконец, овладел собой, проговорил спокойно:
- А это дело товарища Дымова, где останавливаться, Арсений Игнатьевич. Может, он нашу герасимовскую бедноту получше изучить хочет... Очень правильно поступаете, товарищ Дымов! Так прошу вас... - он протянул Дымову стакан.
- Спасибо, я уже закусил, товарищ Морозов, а на сытый желудок она не идет как-то... - смущенно улыбнулся Дымов. - Да и голова у меня болит... Так в сельсовете завтра встретимся. Извините, что празднику помешал...
Он ушел. Все молчали, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Данила пошевелился, всхлипнула на его коленях гармошка.
- Нишкни ты, окаянный! - грубо прикрикнул на него Кулуканов. - Что ж теперь делать, Трофим?
- Черт!.. - Трофим потер лоб. - Даже хмель прошел... Я думал - его Захаркин из партии уже исключил, а вышло наоборот все! - Он помолчал, тряхнул головой. - Ну, да ладно, неделя не год. Дымов приехал и уедет. А вот Захаркина жалко.
Кулуканов поднялся.
- Спасибо за угощение... Пойдем, Серега. Ну, теперь держись, Трофим!
Гости ушли. Федя тихонько шепнул брату:
- Паш... папанька его боится?
- Кого?
- Приезжего.
- Не знаю... выходит, боится.
- Данила! - громко окликнул Трофим.
- Да, дядя Трофим! - Данила бегом вернулся.
- Не понимаю я его - что за человек? Раз кубанцы уж стреляли в него, а он все по району ездит, - пожал плечами Трофим.
- Два раза стреляли, дядя Трофим!
- А ты откуда знаешь?
- Знаю... вишь, голова перевязанная...
- Сбегай, Данила, к ссыльным кулакам на Чернушку... Скажи хромому, чтоб не приходил в Герасимовку... Стой! - Трофим запнулся, вспомнив, что хромой обещал дать восемь тысяч рублей. - Скажи, пускай приходит, когда непогода будет... и чтоб в темноте, по огородам... Днем нарваться может.
- Ладно, дядя Трофим.
- Паш, какой это хромой? - спросил Федя.
- Не знаю. Ох, братко, братко, ничего я понять не могу, - вздохнул Павел.