Про избу Василия Потупчика недаром говорили, что она «ветром подбита». Ветхие стены ее накренились, тесовая крыша сгнила, и, когда на деревню налетала буря, ветер выл на чердаке пронзительно и страшно. В тот вечер ребятишки долго сидели на крылечке Потупчиковой избы, беседовали с учительницей о прочитанной книге.
- А мне больше всего, Зоя Александровна, нравится, как Горький про красное знамя пишет! - мечтательно говорила Мотя. - Знамя разума, правды, свободы!..
- А ведь пионерский галстук - частица красного знамени, ребята! - сказала учительница.
Павел покосился на Якова.
- Яшк, а ты почему без галстука?
- Я?
- Да, ты!
- Я... это самое... стирается мой галстук...
- Это ты вчера уже говорил, - строго заметил Павел.
- Ну, так если он, это самое, не высох еще?
- Яша, скажи лучше - забыл, - сказала учительница. - Нехорошо говорить неправду.
- Ну, к... конечно, забыл, Зоя Александровна.
- Пионер, а врешь, - мрачно сказал Павел.
- Пашк, завтра надену... Вот честное пионерское под салютом!
Учительница взяла его руку под локоть:
- Выше поднимай, Яша. Над головой надо.
- Зоя Александровна, а почему над головой? - спросил Федя.
- Потому, что общественные интересы, интересы народа, пионер ставит выше своих личных интересов, - объяснила Зоя Александровна. - Что же это Дымов не идет так долго? Обещал нам текст для лозунга дать. Я схожу в избу-читальню, а вы посидите, ребята.
Учительница ушла. Смеркалось. Меж избами, над темной линией леса медленно бледнела заря. В этот вечерний час в деревне было пустынно и тихо. Только где-то далеко по временам звенела гармошка и слышались тонкие девичьи голоса.
- Ребята, - заговорил Яков, - а как это, значит, общественные интересы выше личных ставить?
- А так - все отдать для общего дела! - сказал Павел.
- Ну, скажем, у нас в избе-читальне, это самое, скатерти на столе нету, значит я должен свою из дому принести? Да ты знаешь, что мне мать за это сделает?
Все рассмеялись. Павел сказал добродушно:
- Чудак ты, Яшк... Это же мелочь - скатерть, тут в другом дело... - Он задумался, чуть вздрогнула родинка над правой бровью. - Вот одни люди живут на свете и думают: своя рубашка ближе к телу, человек человеку волк... Чтоб тебе хорошо было - грызи других, как волк!
- Как Кулуканов, - тихонько шепнула Мотя.
Павел продолжал:
- А надо так жить, чтобы не одному тебе, а всем хорошо было.
- Вот правильно Паша говорит! - кивнула головой Мотя.
- Подожди, Мотя, - остановил он ее. - И для общего Дела, ребята, настоящий большевик ничего не пожалеет. Настоящего большевика ничто, ничто не испугает! Никакой враг! Вот в Дымова сколько раз стреляли, а он не боится.
Федя вздохнул:
- А я только грома боюсь... Вон какая туча идет.
Мотя запела, поддразнивая:
- Дождик, дождик, пуще...
- Дам тебе я гущи... - подхватил Яков.
Федя надул губы:
- Паш, чего они дразнятся?
- Бросьте, ребята... А ты не обращай внимания, ну их... Давайте почитаем что-нибудь?
- Темно уже... - Мотя посмотрела на него. - А пойдемте в избу, ребята, я лампу зажгу.
Шумно переговариваясь, все поднялись и ушли в избу. Широкая полоса света упали в открытую дверь на крыльцо и протянулась по двору. Дымов, учительница и Потупчик вошли в эту светлую полосу и остановились.
- Сами видели, Николай Николаевич, - говорил Потупчик, - люди у нас разные; есть и такие, что хотят в колхоз, да боятся.
- Ну что ж, Василий Иванович, и Москва не сразу строилась. Придет время - все пойдут в колхоз.
- Так-то так, Николай Николаевич, да хочется, чтобы поскорей, - он вздохнул. - Я скажу дочке, чтоб ужин собирала.
Потупчик ушел в избу. Дымов присел на порожек, заглянул в дверь.
- Зоя Александровна, вы посмотрите, какое там собрание!
Ее лицо посветлело.
- Пионерский актив! А вон тот, видите - черненький, сын Морозова, Павлик.
- Знаю, знаю... И братишка его, Федя, кажется?
- Да, Федя... Смотрите, что там за борьба?
В избе нарастали голоса, шум. Отчетливо слышался бас Потупчика: «Не дам, не дам!» На крыльцо пятилась запыхавшаяся Мотя с простыней в руках. Другой конец простыни был в руках отца, который показался на крыльце следом за дочерью. Смеющиеся ребята высыпали во двор.
- Ого, а дочка-то, пожалуй посильнее отца! - подмигнул Дымов.
- Мотя, что это значит? - спросила учительница.
- Да ну, Зоя Александровна...
- Что «Да ну»?
- Понимаете, Зоя Александровна, какая блажь ей в голову пришла? - сердито пробасил Потупчик. - Говорит, в избе-читальне скатерки на столе нет. Так вот ей отдай последнюю простыню!
Дымов переглянулся с учительницей и рассмеялся так заразительно, что следом за ним захохотали ребята и гулким басистым емехом закатился сам Потупчик.
- Ай да Мотя! Вот так придумала!
- И ничего смешного нет! - говорила она, тяжело дыша. - Я такой секрет знаю, как красную краску делать. Вы знаете, какая скатерть будет? Первый сорт!
- Вот и потолкуй с ней, - махнул рукой Потупчик.
Дымов вынул платок и вытер глаза.
- Что за ребята у вас, Зоя Александровна! Положи ты эту простыню на место, Мотя! Мы вам из района скоро пришлем и скатерть, и занавески на окна, и разные картины, и новые книги.
- Вот это да! - восторженно вырвалось у Павла. - А «Чапаев» будет?
- Фурманова? Будет, Павлик!
Павел спросил с надеждой:
- А вы Чапаева видели? - Ему очень хотелось, чтобы этот хороший человек знал Чапаева, о геройских подвигах которого пионерам много рассказывала Зоя Александровна.
- Чапаева не видел, Павлик... А вот Фурманова хорошо знал. Вместе против беляков воевали. - Дымов прикоснулся пальцем к шраму на щеке. - Вот она - памятка о тех временах. - Он обернулся к учительнице и прибавил: - Заждались меня, ребята, наверное? Сейчас я вам текст для лозунгов дам.
Взрослые ушли в избу, а пионеры в ожидании уселись на крылечке.
- Сейчас дождик пойдет, - тихонько сказал Федя, опасливо косясь на нахмурившееся небо.
Уже совсем стемнело, в избах засветился огонь. Набежал ветер, пошевелил волосы ребят и снова стих.
- А дождь, это самое, и впрямь сейчас посыплет, - вздохнул Яков и вдруг настороженно стал прислушиваться.
С улицы донесся сердитый женский крик:
- Яшка! Яшка!
Яков слетел с крыльца, словно его толкнули в спину.
- Ой, ребята, пропал! Мать зовет... Иду-у, маманька!.. - он перемахнул через забор и исчез в темноте.
- И я побегу... - Клава поднялась. - Как бы и мне не досталось! Федя, идем, я до дому доведу.
Федя вопросительно взглянул на брата.
- Паша, пойдем?
- Иди, иди, братко. Я лозунги возьму у Дымова.
Клава и Федя ушли. Было слышно, как они мягко шлепали босыми ногами по пыльной дороге.
Павел и Мотя сидели молча. Мотя долго смотрела на его неясный профиль, наконец прошептала:
- Паш...
Он не слышал и сидел по-прежнему неподвижно, облокотившись на колено и положив подбородок ладонь.
- Паш...
- А?
- Ты про что думаешь?
- Да так... - неопределенно повел он плечами.
- А я тоже люблю думать... Про все, про все! Знаешь, когда хорошо думается? Когда спать ложишься... Правда? А тебе сны снятся?
- Снятся.
- Мне раз приснилось, что в Герасимовке дома стеклянные и электричество.
Павел с интересом взглянул на нее, убежденно сказал:
- Электричество на самом деле будет. Помнишь, Зоя Александровна говорила, что в каждую деревню электричество проведут? Вот только колхоз сначала надо.
- Только домов стеклянных не будет - побьются... - Мотя глубоко вздохнула, помедлила. - Паш, а один раз... ты мне приснился.
- Я?!
- Ага... - Она снова помедлила. - А я тебе никогда не снилась?
- Не... - подумав, ответил он.
Вдали глухо зашумела тайга. Сильный порыв ветра внезапно налетел на деревню. Острая молния вспыхнула и погасла, словно опущенная в воду; вдали неясно зарокотал гром.
На огороде, неистово захлебываясь, залаял пес.
- На кого это Кусака? - Удивленная Мотя вскочила, придерживая на коленях трепещущее платье. Она исчезла за избой, но Павел слышал ее тоненький, уносимый ветром голосок:
- Кусака, Кусака! На, на! Кому говорю, Кусака!
В небе снова загромыхало. Тяжело дыша, девочка подбежала к крыльцу.
- Кто бы это был, Паш? По огородам пошел, быстро так...
Павел встревоженно приподнялся:
- Не хромает?
- Да разве ж разберешь в темноте? - пожала она плечами и, увидев, что Павел заторопился к плетню, сказала:
- Да ты сиди, Паш. Может, мне показалось...
Павел стоял у плетня, настороженно вглядываясь в темноту.
- Мотя! - вдруг позвал он.
Она послушно подошла и стала рядом.
- Как Зоя Александровна говорила про пионерский салют?
- Как? - Она помолчала, вспоминая. - Ну, что общественные интересы пионер ставит выше личных...
Он задумчиво повторил про себя:
- Общественные интересы выше личных...
- Да ты что трясешься? Простыл?
- Не знаю... Наверно, простыл.
На крыльцо снова вышли Дымов, учительница и Потупчик.
- Возьми, Павлик, лозунги. - Зоя Александровна протянула ему листок.
Дымов сказал:
- Прежде всего о колхозе напишите. Это самое важное! Значит, завтра за работу?
- Прямо с утра сядем, - кивнула Мотя.
- Молодцы!.. До завтра, Зоя Александровна. На собрании встретимся.
Учительница ушла. Все молча стояли у крыльца, прислушиваясь к ее удаляющимся шагам. Потупчик тихо заговорил:
- Конечно, я думаю, трактором пни будет сподручнее корчевать. Плохая у нас земелька. Лучшую Кулуканов да другие такие, как он, забрали себе, заешь их гнус!
- Столько я об этом Кулуканове сегодня наслышался! - качнул головой Дымов.
- Да ведь такой кулачище он, Николай Николаевич!
- А в списках сельсовета середняком числился...
- Записать как угодно можно. Бумага - она все терпит.
Мотя взглянула на Павла, шепнула:
- Ты слышал, Паш?
- Сейчас хлынет, - уклончиво ответил он, глядя на небо. - Я побегу.
Павел перескочил через плетень.
«Чудной какой-то он сегодня, - подумала девочка.- Лихорадка у него, что ли?»
Она вышла на середину двора, запрокинула голову. Крупная холодная капля ударила её по щеке.
Мотя протянула к черному небу руки и тихо запела:
- Дождик, дождик, припусти...
Подошел Дымов и обнял ее за плечи.
- Хорошо как! - он глубоко вдохнул свежий грозовой воздух. - Вот и у меня такая пионерка растет, - задумчиво, ни к кому не обращаясь сказал Дымов.
- А как зовут вашу дочку? - спросила Мотя.
- Как зовут? - рассеянно переспросил он и вдруг громко крикнул ушедшему в избу Потупчику: - Василий Иванович!
- Да, - откликнулся он, выглядая из двери.
- А это правда, Василий Иванович, что Морозов бил сына, когда он в пионеры записался?
- Пашку-то? Люди говорят, бил...
- А мальчик он, кажется, славный.
- Очень душевный парень, не в отца пошел!
Над самыми их головами оглушительно ударил гром, косой дождь тугими струями захлестал по двору. Мотя и Дымов разом вскрикнули. Он, смеясь, схватил девочку за руку:
- Ой, бежим, пионерка! Скорей. А то утонем!