- Шли мы, - я говорю, - не туда, а шли сюда. Шли мы...
- Стой! - кричит комиссар. - Достаточно.
Потом говорит комиссар старику:
- Ладно, диду. Спасибо тебе. Можешь идти. Скажи красноармейцам, чтобы тебе кушать дали. Прощай.
Пожал сумасшедшему руку, и сумасшедший ушел... А все ребята сели в углу под иконами и стали совещаться...
Ну, время тогда, сами знаете, какое было. Экономное. Рассусоливать некогда было.
Пошептались ребята, подумали, написали чего-то в бумагу и уже читают:
- "Трофимова Петра, неприятельского разведчика и шпиона, - расстрелять. Приговор привести в исполнение немедленно".
Я - что? Я ничего не сказал. Только, помню, сказал:
- Н-да!.. Буденновец к Буденному в плен попал...
Тогда все встали. Кто из избы пошел. Кто о военных делах заговорил. А меня взяли трое или четверо за бока и повели во двор. И велели вставать к стенке.
Я, помню, им говорю:
- Во дворе не стоит. Зачем, товарищи, двор гадить? После, - я говорю, мужику противно будет. Вы где-нибудь в стороне, чистоплотно...
- Ладно, - говорят. - Ставай. Некогда чистоплотничать.
Я говорю:
- Ну что ж... Я разденусь.
- Не надо, - отвечают.
- Что же, - я говорю, - значит, одеже пропадать? Нет, это так не годится... Лучше, ребята, я вам свою одежу отдам. У меня, - я говорю, сапоги отличные. Спиртовые! А?
- Не надо, - говорят. - Не желаем английских сапог. Пущай в них Антанта ходит.
- Дурни вы! - говорю. - "Антанта"! Сами вы Антанта! Так это же, - я говорю, - не английские сапоги. Это московские. Фабрика "Богатырь".
Сажусь я скорей на землю и тащу с себя эти самые богатырские сапоги.
- Нате, - говорю, - ребята, носите на вечную память.
Кидаю им сапоги. Разматываю портянку.
И - что вы думаете? Ну, этого мне не забыть!
Я вижу в своей изодранной, потной портянке какой-то клочок. Какой-то бумажный комочек. И что-то на нем написано.
Я развернул его и вижу - буквы. Но что это были за буквы, в то время я не знал.
Я говорю:
- Ну-ка, ребята, я неграмотный. Прочтите, чего тут написано.
Они говорят:
- Чего нам читать! Нечего нам читать. Вставай к стенке!
Я говорю:
- Да что вам, жалко, что ли? Успею я к стенке встать. Прочтите, чего тут сказано. Может быть, тут что-нибудь важное сказано.
Ну, один нашелся, который зажег спичку и стал читать. Стал шевелить губами и составлять буквы. Потом говорит:
- Тут написано, в общем, "хайло".
- Как? - я говорю. - Какое хайло?
- Да, - говорит, - хайло.
Другой подошел. Третий. Стали читать.
- Да, - говорят. - В общем, "нуми... хайло... К.К...".
Потом говорят:
- Подозрительно все-таки. Тут и печатка была пришлепнута... Давайте, говорят, - ребята, позовем Белопольского.
Пошли в избу. Через секунду возвращаются с комиссаром. Комиссар - в кавказской рубахе - ругается.
- Что еще, - говорит, - за хайло? А ну, покажите.
Берет, я помню, рваную, мятую мою бумажку и читает:
- "...ну Михайловичу Буденному... арму Первой конной штаб шестой дивизии РККА".
Ну, тут что было - можно и не говорить.
Комиссар Белопольский за голову схватился.
- Что это? - говорит. - Что это такое?!
Я говорю:
- А это все, что от пакета осталось. Который я вез в Луганск. К Буденному. А остальное, - говорю, - я сшамал.