Ручей - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 49

Е finita

***

Новости Лана не любила, включала их редко, предпочитая найти подборку фильмов и всю постепенно высмотреть, но в этот день случайно клацнула на местный новостной канал и зависла. Запаривая порцию овсяной каши (Капелька теперь ела в детсаду), она с недоумением смотрела, как разгоняют протестующих. И где, скажите на милость? Быть может, в столице, на площади? Или в каком-либо из европейских государств? Возможно в Китае? Нет, митинговали в её собственном родном городе, между мэрией и городским представительством Ручья, что скромно ютилось в двухэтажном сером здании с газоном. Этот газон разношерстная толпа теперь и вытаптывала.

— Мы не будем прививаться Глобалом! — кричал в микрофон человек с плакатом «НЕТ ПРИНУДИТЕЛЬНОЙ ВАКЦИНАЦИИ» в руках.

Человек походил на БББ — Беззаботного Безработного Без особых потребностей. Такие, не парясь, жили за счёт государства, получали бесплатное жильё, дотации на себя, деньги на детей, и активно плодились, чтобы денег дали больше. Часто они бывали истово верующими и целыми семьями ходили в протестантские церкви либо костёл, но и криминал полз оттуда же. Худой журналист в кепочке кивал с видом ипохондрика, его рот деликатно прикрывала масочка, а нос вовсю дышал.

— Грибок не настолько заразен, как нам преподносят производители Глобал! — вторила плакатчику полная активистка с отросшими корнями некрашеных волос. — Моя соседка вывела его парами ацетона! Ацетона! «Нealthy nation» просто пользуется поводом нажиться!

Лана развела руками и сложила их на небольшом пока, но уже безошибочно видимом животе.

Четыре с половиной месяца. И три полных месяца с тех пор, как она снова жила на своей станции, только теперь занятия были поинтереснее, график — посвободнее, а Капелька ходила в комфортный детский сад ОЗДЖ. Лана отправляла её через нулевую точку в отличном детском скафандре, специально изготовленном на заказ, а нянечка встречала с другой стороны и провожала в группу. Садик Капелька любила — там водились другие дети, взрослые, и даже говорящая голограмма Минни, невесты Микки, со сложной коммуникативной функцией, виртуальный друг подготовительной группы. Там никто не щерился, не выпрыгивал из-под ног в темноте в самый неловкий момент, когда ты бредёшь в туалет, там все понимали речь, играли по-человечески, а не портили мячики один за другим.

Узнав о беременности, Лана не поразилась. Было бы удивительно, если бы жизнь в колыбе не оставила физической памяти, кроме живого и болезненного нравственного шрама. «Аборт», — брезгливо и скользко подумалось ей, пока устанавливала камеру с заградительной сеткой возле нового логова мозгоедов — прошлую молодняк изгрыз, сломал и сбросил.

Под кустами шиповника звери вырыли глубокую нору с широким входом и выходом в винограде, который Лана стричь не стала — пусть дичает.

Стая была неопрятна, сорила падалью, и двор быстро приобрёл неприятный и стойкий запах, свойственный логову хищников. Мозгоеды приносили огромные кости и бросали повсюду, их Лана со скандалом изымала, садовой метлой распихивая протестующих, и сжигала в новом мощном мусоросжигателе.

Не успела она оплакать, обкатать и принять мысль «аборт», как случилось странное. Одна из самок подошла, о чём-то толкуя. Она бодалась, кусала берцы и чего-то требовала. Затем вцепилась в штанину и повела в пристройку рядом с гаражом, где стоял садовый пылесос, газонокосилка и другой полезный инвентарь. Там, на изорванном рулоне серого войлока, лежали детёныши — шесть штук, и сидела Матриарх, обнюхивая их. В знак доверия и благодарности за дом и стол молодая самка показала Лане самое лучшее и ценное — своих детей. А старая, покрытая шрамами королева позволила присесть на корточки и посмотреть на слепые, шевелящиеся колбаски с тонкими крысиными хвостами. Два самца, четыре самочки. Затем мамаша упала, подставляя детям молочные соски, зажмурила янтарные глаза с круглым чёрным зрачком, и Лана поняла, что оставит ребёнка, который рос в ней самой. «Семя — ничто. Земля — всё», — вспомнила собственную прежнюю мысль.

Она вздохнула и съела первую ложку овсянки, захрустывая ореховой печенькой.

На экране нацгардия в защитной амуниции безжалостно вязала митингующих, их тут же, в автозаках, насильственно прививали.

— Я подам на вас жалобу! — кричал один задержанный и привитый, красный, словно томат.

Ответ нацгвардейца телевизионщики запикали.

Несмотря на борьбу с «японкой», полностью грибок не убивался, кочуя от мыши — к кошке, и порой находил своего антиваксера. Хорошо, хоть не расползался по области, может из-за ультразвукового поля, а может оттого, что в округе вынужденно выбили всех диких птиц. И откуда пришла японка? Из её, Ланы, бывшего дома, из дома Павора. Нулевыми пациентами, как выяснилось, стали дочка и внук домработницы, люди с нетрадиционной медицинской ориентацией. Павор теперь сидел без права залога, ждал суда и срока, дом опечатали, огородили, а дворы, его и соседский, стояли выжженые мощным антисептиком. У соседа от грибка подохли обе собаки и симус, тот плакал и многословно проклинал Павора. Всё это время с города не снимали карантин, не разрешали въезд и выезд, но к поголовной вакцинации, настоящей жёсткой мере, власти перешли только сейчас.

В новостях показали инфекционное отделение городской больницы, заполненное специальными бокс-капсулами. В них, под снотворным, тихо лежали заражённые грибком антиваксеры и получали нистатиновые вливания. Показали излечившихся — бледных и ошалевших. Одного заражённого обнаружили и поместили в инфобокс слишком поздно, теперь грибница хаотично билась внутри, пытаясь выбраться, как огромный, судорожно кашляющий жук, а медработники мрачно смотрели на её движения — предстояла утилизация.

Показали и старушку с пучками брокколи на лице, слишком дряхлую и старую, чтоб напасть, бездумно сосущую беззубым, поросшим грибами ртом татуированную руку собственного взрослого внука, тот отворачивался, скрывая слёзы. От старушки Лана огорчилась и съела ещё ложку слизкой каши. Её беспокоила изжога, всю первую беременность она мучилась точно так же, овсянка была отличным средством спасения.

Отряд МЧС с огнемётами выжигал заражённую страусиную ферму, а хозяин горевал в стороне — он экономил на нистатиновой кормовой добавке.

С маленьких красных геликоптеров распыляли жёлтую нистатиновую пыль.

В контактном зоопарке ветеринары превентивно кололи нистатин ксеноживотным.

В новостях царил один грибок, словно позитивных новостей не осталось. Впрочем, показали свадьбу прокурора — пир во время чумы.

Начался блог рекламы, и Лана доела свою овсянку. Предлагали супер пылесос-посудомойку-мини-стиралку, которую если купить, то больше можно ни о чём не беспокоиться. Предлагали бесплатную вакцинацию Глобалом, сироп от кашля, стиральный чудо-порошок и ветеринара, белозубого парня с ампулой: позаботься о своём питомце. Намедни Лане через адвокатку давали большие деньги за рекламу с мозгоедом, но та ни в чём не нуждалась и отклонила пропозицию. Должность специалиста-практика в новом исследовательском центре, который организовал, легализовал и на широкую ногу оплачивал Ручей, позволяла не заботиться о насущном хлебе, а на банковском счету копилась зарплата. Там же лежала приличная сумма выигрыша, как шутила Лана — боевые Серого.

Она уложила волосы, прилично оделась и съездила в гинекологическую клинику, где сдала анализы и сделала УЗИ — всё шло прекрасно. После забрала Капельку из сада и поехали в город, в старое любимое кафе, на мороженное. Теперь посетители проходили через рамку со специальным светодетектором грибка, которые массово привезли, все одинаковые, и раздали по организациям и предприятиям, санинспекция теперь обязывала пользоваться подобными. Имеешь дверь? Поставь детектор. Некоторые, безответственные, рамку даже не включали, что, конечно, было нарушением правил карантина, тем более, что порой детектор на ком-то срабатывал, выявляя споры.

Расковыряв свою порцию пломбира в хрустальной вазочке, Капелька без особого вдохновения выела мороженное и оставила горку фруктов, затем поглядела по сторонам и сказала:

— Может пойдём домой? Там к Серому самка пришла. Все звери садятся вокруг, смотрят и цокают, я тоже смотрела и цокала. Пошли смотреть вместе! Это очень интересно, как они грызутся, толкаются и лижутся, а потом он её ебёт.

Лана захлебнулась соком и закашлялась, прижимая салфетку ко рту. От кашля заплакала, а может от досады.

— Капелька, какой ужас, какое кошмарное слово, где ты его взяла?!

Кажется, пребывание в колыбе травмировало ребёнка. Лана ужасная мать.

— Наташина мама разводит британских котиков, — Капелька покивала с умным видом. — Наташа говорит, что сперва коты ебутся — а затем родятся.

— Никогда, — Лана потрясла пальцем, — никогда не говори этих слов, потому что я приду в садик и напихаю твоей Наташе полный рот горчицы, и её маме напихаю, и мне за это ничего от полиции не будет, потому что я ценный ручейный сотрудник, а вот она с тобой перестанет дружить.

Капелька осмыслила и заревела.

— Не на-а-адо-о! — затянула она.

— Ну вот и не ругайся. Я же не ругаюсь.

В стае в самом деле откуда-то взялась чужая самка, более светлая, чем остальные, и более мелкая. Покрутилась среди оживившихся самцов, но заигрывать стала с Серым и он надолго пропал со станции, из пищеблока, из спальни. Лана нашла их у ельника. Самка со страхом и неприязнью таращила янтарные глазки и поднимала верхнюю губу, демонстрируя, что вооружена и опасна. Она далеко отбегала всякий раз, когда Лана пыталась приблизиться, и та оставила чужачку в покое. Но Капелька, как оказалось, нет.

Пришла пора кормить зверьё. Она переоделась в новый рабочий комбез, который носила по настоянию Марьи Ивановны, с супер-защитой, вроде костюма рейнджера, хотя сама не видела в этом необходимости: за всё время Лану цапнули только однажды, и то в экстремальной ситуации, когда она вручную вправляла выбитую лапу молодому, порядком глупому черту. В тот раз, поливая кровью пол и затыкая пальцами дыру в плече, Лана улеглась в новую станционную медкапсулу и автомат наложил ей швы по-живому: обезбола она боялась, не знала, как скажется на ребёнке.

— Мама, они притащили живого оленёнка! — порой плакала дочка. — Давай отнимем?

— Этого делать нельзя. Он мёртв, дорогая, тебе показалось, — лгала Лана и уводила дочь.

Что поделать, если звери охотились и готовили к охоте своё потомство. Она понемногу научилась отличать своих жестоких питомцев, сперва — самцов от самок, затем — одного от другого, и по тому, как они ели, постигла иерархию. Иногда, стоило ранним утром выйти во двор, к ней со всех сторон устремлялись длинные серые тела, и тогда она знала: охота была неудачной. В противном случае сытое зверьё отсыпалось в логове, сложившись в кучу друг на друге, только Серый ломился в станцию, хвалиться окровавленной шкурой, и Лана неизменно гладила его, потому что её зверь был офигенным.

Запищал пищевой синтезатор — корм приготовился. Лана поставила фильм на паузу, достала из камеры пятикилограммовый контейнер с филе форели и понесла во двор. Мозгоеды посыпались с забора, по которому с радостью ползали, с деревьев, выскочили из норы и стали суетиться. Поднялся гвалт. Наконец, вперёд вышла старая королева и первой получила свой кусок.

— Приём пищи начали, — прокомментировала Лана, одаривая рыбой старших самок.

Сначала непременно ели они, затем — самцы, а в самом конце раздачи — молодняк. С изумлением Лана увидела среди серых спин — более светлую, это пришлая самка пролезла в толпу, чтоб урвать лакомство.

— Все станут вешаться — и ты тоже? — пошутила Лана, но та дико зыркнула и поскорее убралась с синтезированной рыбой в зубах. За ней подошёл Серый, виновато ткнулся лбом и тут же бросился следом.

Всего на станции, под опекой Ручья, жило двадцать семь чертей, включая детёнышей.

Внедорожник Шульги приколесил по полю под вечер и стал за воротами, почти на том же месте, что и в первый раз. Можно было проигнорировать, натравить стаю либо вызвать рейнджеров по телефону, но тогда бы любопытство растерзало Лану, как мозгоеды тряпку. Разведчики уже поскакали вперёд и теперь суетились на капоте, на крыше — искали и не находили лаз. Сердце у Ланы ёкнуло, пока она шла к машине, а за нею волочилось с десяток серых спин. «Я сделаю презрительное лицо, — думала она. — Равнодушное и презрительное. Другого он не заслужил.» Но когда стекло приспустилось — не смогла сдержать вздоха разочарования. За рулём сидел вовсе не Алексей, а его жена.

— Здравствуйте, Злата, — сказала она. — Не ожидала вас увидеть.

— Здравствуйте. Спасибо, что вышли ко мне, — ответила та. — Я боялась, не захотите.

Мозгоеды ходили вокруг внедорожника, пробовали на зуб его разные части, один, молодой и отчаянный, сдуру запел тонким голосом, но матриарх повернулась к нему: ащщ! И тот затих.

Женщины молчали.

— Это ведь Лёшин ребёнок? — спросила Злата, глазами указывая на живот.

— Да, — кивнула Лана. — Девочка.

— Он сам не свой всё последнее время. Денег много потерял, колыбу, вас. С утра — нюхает, а к ночи непременно пьян.

— Это он вас прислал?

— Он хочет извиниться, говорит, что виноват. Лёша очень эмоциональный, он страдает от своего поступка и чувства привязанности к вам.

Лана внимательно посмотрела на неё.

— Злата, так глупо, что мы на вы, — сказала она. — Женщины, делившие мужчину, непременно должны быть на ты. Ведь мы почти родственницы. Ты сама сказала, что любовница — не только мужа, а всей семьи.

— Согласна, — подумав, ответила Злата.

— Ты не хочешь чаю?

— Лёша сказал ни в коем случае из машины не выходить.

— Есть множество вещей, которые женщина решает сама, — Лана подмигнула и принялась аплодировать мозгоедам, как делала обычно, когда гнала их. Стая знала, что хлопки означают «прочь», и неохотно расходилась, перетекая, словно серая масса. Жена Шульги, в защитном охотничьем комбезе, с опаской выбралась наружу, и Лана снова поразилась, до чего она хороша собой. Даже неказистый наряд её нисколько не портил.

Станция Злате понравилась. Она с любопытством рассмотрела коллекцию насекомых в шкафах лаборатории, заглянула в микроскоп, посмеялась с забавной музыкальной нарезки из жизни мозгоедов, подарила заколку для волос дочери: простой и стильный кусочек резного рога. Затем Капелька убежала к ельнику, а женщины уселись на пищеблоке, за кофе и сладостями.

— Не боишься её отпускать? Такую маленькую? — полюбопытствовала Злата.

— Она не одна, пусть лес её боится, — с гордостью ответила Лана. — Двери мы больше не запираем.

— Ты не хотела бы вернуться к Лёше? — вдруг спросила жена.

— Ни в коей мере, — Лана удивлённо вскинула брови.

— Но как ты будешь с ребёнком сама? — не понимала та. — Лёша никого из детей не оставил. И он же тебе нравился…

— Твой муж меня на смерть на ринге бросил. Это весьма охладило… огонь. И я прекрасно проживу одна.

Злата постучала пальцами по столу, глядя в угол.

— Он тебя не за этим прислал, — догадалась Лана.

— Он просил назвать любую сумму за детёныша мозгоеда, — Злата развела руками. — Просто любую.

— Я не продам щенка, — отрезала она, чувствуя, как в сердце поднимается та же злость, что бывала на ринге, и от которой она с таким трудом избавилась.

— Но ведь Лёша — отец ребёнка. Он сможет хотя бы прийти?

— Отец — ничто, — презрительно бросила Лана. — И мужчина — ничто. Дети и мужчины хотят получить всё, ничего не отдавая. Пусть Лёша не приходит, потому что назад он не вернётся. И пусть оставит мысль раздобыть детёныша, потому что иначе я сама к нему приду…

Злата вздохнула так горестно, словно душа рвалась прочь из её тела, и надолго задумалась.

— Понимаю, — сказала наконец. — Жаль, что сама так не могу. У меня — мама, у мамы — статус превыше всего.

— Я знала, что женщина с женщиной всегда объяснится, — Лана подмигнула.

Она вышла проводить гостью до джипа, заодно отловила и отправила мыться чумазую отчего-то Капельку.

— Ты не боишься ехать в темноте? — спросила.

— О, мне только до вырубки, — пояснила Злата. — Там парни ждут, поедем вместе до дядиной нулевой точки. Он разрешил Лёше пока пользоваться…

Сгустились сиреневые сумерки. Луна, увенчанная серебряной дымкой, поднялась над рваным чёрным бархатом ельника. Первая звезда трепетала в небе, во дворе зажглись лампы, в их свете отблёскивали адским пурпуром глаза двух десятков невидимых терпеливых тварей, следивших за каждым шагом незваной гостьи.

— Вроде и дом у меня больше, и статус лучше, а завидую я тебе, — произнесла Злата, усаживаясь в машину. — Иногда мне кажется, что я зачарована, будто птица перед раскачивающейся змеёй, — добавила она. — Делаю всё, что он попросит, даже гадости. Вот, к тебе явилась без спросу…

Лана пожала плечами.

— Иногда достаточно перестать быть птицей, — сказала она. — Если змея попробует зачаровать мозгоеда — тот ударит первым.

finis

Больше книг на сайте - Knigoed.net