***
— Мама! Мамочка!!! — разрывалась Капелька.
«Да что там снова?! — в панике вытирая руки, подумала Лана. — Ей богу уйду из смотрителей, только до развода пересижу, и уйду куда угодно…»
Она как раз растёрла творог с яйцом и сахаром, чтобы сделать ванильные сырники им на ужин, но, кажется, ужин откладывался.
— Мамочка, зверька забором убило! — рыдала Капелька, показывая пальцем за ограду.
И в самом деле, на земле валялась скорченная тушка какой-то мелкой живности размером побольше кошки, шерсть зверька обуглилась, на груди зияла глубокая рана.
— Вот дерьмо, — сказала Лана, изучая трупик.
— Плохой забор, ужасный! — вопила дочь, топая ногой и угрожая забору кулачками.
— Хороший забор, защищает нас от фауны. Иди-ка в станцию, — ответила Лана. — Проверь, выключила ли я сковородку.
— Мерзкий Убийца!
Чтоб не разводить антисанитарию, детские слёзы, мух и скверные запахи, новую жертву забора следовало по-быстрому закопать. У Ланы уже было собственное кладбище диких животных: незабываемая самка рогача, два стервятника, большая летучая мышь и нечто сродни филину, только зубатое, что ж, найдётся место и для хорька.
Согласно инструкции, требовалось надеть защитный комбез, отключить по периметру ток, открыть замок, выйти, закрыть замок, временно подать тока с пульта, сделать нужные дела снаружи (пробы почвы, забор воды или погребение зверушки) и провернуть всё в обратном порядке: отключить, открыть, зайти, закрыть, включить рубильник. Когда у Ланы, ещё школьницы, умер пекинес, его забрали на утилизацию, но здесь подобной службы не было, в отличие от рыдающей дочки. Слёзы Капельки ускорили дело. Ругаясь на сломанную изоляцию и неторопливую службу поддержки, Лана быстро оделась.
— Чёртовы лодыри, — бормотала она, — небось, если бы сломался главный рубильник и прекратилась подача энергии в коттеджи и офисы, наверняка бы всё как надо сделали, а тут, ну подумаешь, птицы сдохли…
Она непременно пожалуется Марье Ивановне, а та ускорит починку. У Ланы, в конце концов, ребёнок, а у ребёнка уже стресс.
Обесточила.
Маленькая калитка из двойных стальных прутьев рядом с большими железными воротами гулко клацнула, закрываясь за её спиной, и забор Убийца снова заработал. Опираясь на лопату как на посох, Лана подошла к зверушке.
— Прости, чувак, — сказала она, воткнув лопату в землю, — я твой могильщик.
Чувак в ответ чихнул. Лана подпрыгнула от неожиданности, затем наклонилась рассмотреть. Немыслимо, но зверёк был жив. Обожжённый, с глубокой раной от впаявшегося прута на груди, он дышал, ноздри крохотного носа тихонько расширялись и сужались. Удивительно и совершенно невероятно, впрочем, второго дня рождения не получилось бы.
— Всё равно сдохнет, — сказала Лана вслух. — Просто быстро добей и закопай.
Прозвучало крайне скверно.
Она присела на корточки.
Должно быть, живым-здоровым зверёк смотрелся симпатично. Он походил на ласку-переростка, только хвост был толстым и мускулистым, скорее всего хватательным, а на затылке и холке имелся небольшой костяной гребень, как у ящерки. Цвета зверь был серого.
Приносить фауну «извне» правила эксплуатации станции запрещали, но кто им следовал? К примеру, ксенобиологи из универской работы Марьи Ивановны ловили птиц и собирали беспозвоночных для своих диссертаций. Иномирной некрупной фауной полнились контактные зоопарки. В холле на станции стояла оставленная кем-то большая птичья клетка, если открутить от неё крышку, получится приличное помещение для передержки. Хватит места и лотку с опилками, и миске с водой, и подстилке, поспать в тепле и безопасности.
— Сдохнет — закопаю, а если оправится — сразу выпущу, — сказала Лана, и это прозвучало гораздо лучше, чем «просто добей».
Она взяла зверька на руки — тот был лёгким, и в самом деле, чуть тяжелее кошки, и понесла вовнутрь. Ещё во дворе увидела, как открылся ярко-жёлтый глаз с круглым зрачком. Глаз глянул на Лану с ужасом и тут же зажмурился. Кажется, новый знакомец был не прочь улизнуть, только не мог.
— Не бойся, не обижу, — с улыбкой сказала Лана.
Позже она не раз вспоминала эти свои слова. Тогда она ещё не знала, что бояться надо ей.