Престарелый Рогволод проснулся ранним утром, еще затемно. Обычное дело, к которому никак не мог привыкнуть бездельник слуга. И обнаружил, что опять обмочился. Трясущейся рукой дотянулся до трости, прислоненной к кровати, постучал по стене.
— Где ты, пес шелудивый! — заорал он. И скривился. Но не от боли. От тоски, если можно так выразиться.
Во что он превратился! Даже собственный голос был ему противен — дребезжащий, невнятный. Капризный.
Тело перестало повиноваться. Какая ирония — он, Рогволод, один из самых могущественных людей на всем белом свете, не может удержать мочу. Стоит понервничать, и всё — штаны намочены. Это в довесок к носилкам (уже два года, как он перестал ходить) и еще целой куче неприятностей, о которых не хочется и говорить. В своем теле он пленник. И ничего с этим не поделаешь.
Явился, наконец, слуга — здоровенный туповатый детина. Умом он и правда не блистал, кроме того, был склонен к скрытному пьянству, но отличался безграничной, подчас исступленной преданностью. Рогволод звал его Псом. Это прозвище ему дала Лив, драгоценный цветочек, отрада последних дней. Где она сейчас? Кажется, где-то на севере Вехании. Он скучал по ней.
Пес — единственный, кому он доверял приводить себя в порядок. Гордыня и независимость никуда не делись и в девяносто лет.
Глядяна приводившего его в порядок слугу, Рогволод подумал, что это в какой-то степени забавно. По сути ты — кусок дерьма, но все возятся с тобой, делают вид, что всё хорошо, не пахнет. Что мешает им придушить хилого старикашку? Почему они так преклоняются перед ним? Не магом и не воином? А всего лишь телепатом, первосвященником, иначе — камиллом (интересно, сохранились еще круане?) — полузабытого культа бога Кру. Его самого ведь никогда не сдерживали никакие преграды. Он устранял с пути всех — тех, кого страшился, кого любил. А зачем, спрашивается?
Рогволод не мог ответить на этот вопрос. А если честно, и не задавался им. Он просто делал то, что хотел, с каким-то даже азартом. И что интересно — азарт сохранился. В отличие от мешка с костями, в котором пребывал. В последнее время осознание собственной немощи сводило камилла с ума. Это заставляло задумываться о смысле всего, чего он добился за свою долгую жизнь.
До Проклятой Ночи Рогволод был гетманом воинства девы Полуденной. Ревностно защищал право членов Предвечной церкви на исключительное пользование потоком, точно следовал догматам теургии. Но кто помнит об этом сейчас?
А после стал истребителем магов. Вот то, с чем он вошел в историю. Но Рогволод предпочитал другое определение — покоритель магов. Да он, — по сути, безвестный веханин, сын портного, — покоритель магов и никак иначе. По его приказу — именно так! — Канг вешал непокорных арутийцев. По его приказу склонившие головы и присягнувшие на верность ему — иерарху идшуканты — бывшие маги преследовали не отрекшихся от запретной веры.
Неплохо для сына портного и всем известного злодея — камилла Рогволода. Кстати, вот что интересно, за свою долгую тернистую карьеру он поимел немало пышных титулов, но в народе так и остался камиллом. Хорошо хоть не портным. Выражаясь образно, пастух открыл Источник, а портной его уничтожил. Отличная поговорка, Рогволод не упускал случая попользоваться ею.
Но он никогда не достиг бы всего этого, если бы позволял себе почивать на лаврах.
Рогволод хорошо запомнил того сукиного сына, Ивана, что вечно слонялся по храму без дела. Из-за этого недоноска, маменькиного сыночка, Беркут — сокрушительный дар, демонический гений! — вырвался на свободу. Подумать только — тысячу лет томиться в куске кристалла. Тысячу лет страдать, пропуская чрез себя нескончаемый поток, в угоду палачам, выстроившим над его тюрьмой храм, трансформируя магию в удобоваримую форму. Кто из таинников, спускавшихся в шахту, думал, что в ларце, подвешенном на цепях, находится нечто живое? А что будет, если случится что-то непоправимое?
У кого из них хоть раз возникла такая мысль?
Только такая посредственность, как этот… Иван, мог стать вместилищем души древнего чудовища. Пустое место — идеальное прибежище для могущественного мага из глубины веков. Ублюдку нужно было всего-то оказаться в ненужный час в ненужном месте.
Так почему виноват он, Рогволод? В сознании живущих не кто иной, а именно камилл стал отцом жуткой трагедии, перевернувшей весь мир. Будем честны, ведь винят в том, что произошло его — зловредного паука, затаившегося в своей черной берлоге, на краю света. И название берлоге народ дал подходящее — Бездна. Никто не вспоминает, что на самом деле это Батхос, что на языке древних означает… да кому надо, что оно означает! Камилл истязает там людей, пьет их кровь и замышляет все новые и новые пакости. Мало ему Проклятой Ночи. Мало ему полчищ северян и имеров, словно стервятников кинувшихся на разом ослабевшую Аннату. Он еще что-то хочет. Бессмертия, наверное — сколько лет, а никак не помрет!
О да! Бессмертия и правда хочется. Затем, чтобы всё исправить. Затем, чтобы удавить дамната. Проклятая Ночь тяжким грузом лежала на сердце. Рогволод остро чувствовал свою вину, хоть и скрывал это ото всех. Промашка вышла с мамашей Ивана. Чокнутой неудовлетворенной бабой с маниакальными наклонностями. Кто же знал? Кто знал, что нелепые и невинные страшилки про паучьего божка из его далекого прошлого так вскружат голову Марии? С другой стороны, кто ж знал, что Беркут вселится в слизняка? Кто знал, что такое вообще возможно?
Ничего! Мысль о мести греет, и не дает окочуриться. И вот, кажется, Рогволод дождался.
Дождался!
На завтрак были овсянка со сливочным маслом, хлеб и подслащенное вино. Рогволод с трудом проглотил кашу, а вино едва пригубил — он хоть и любил этот напиток, но уж больно пьянел буквально от пары глотков.
— Сегодня я хочу наведаться в казематы, — сказал он. Пес кивнул.
— Там сыро, господин, и холодно, — ответил он. — Я одену вас потеплей.
Два дюжих молодца, облаченных в черные рясы, под неусыпным контролем Пса, несли кресло по длинным темным коридорам. Факел в руке Пса потрескивал, освещая запотевшую грубую кладку. Чем ниже они спускались по узким полустершимся ступенькам, тем больше Рогволоду не хватало воздуха. Начинал донимать сухой кашель, от которого дьявольски чесалось горло.
«А ведь эти мрачные помещения никогда не видели солнечного света! Сюда никогда не проникал ветер с горных долин. Здешняя тьма помнит еще прежних хозяев!»
Здесь, в этом спертом и неподвижном воздухе, в сырых стенах, в попискивании крыс, разбегавшихся перед ними в разные стороны, как нигде ощущалось присутствие смерти. А он зодчий, создавший это царство забвения, пыток и тайн. Еще один эпитет, которым он сам себя и наградил. Неожиданно Рогволод подумал, что все его… достижения, вся жизнь — это череда разрушений. Он ничего не создал. Бог, созданный пастухом, — бог, в которого он, если честно, никогда не верил, — говорил пастве, что каждый мужчина обязан построить дом, вырастить сына и посадить дерево. Тот бог, камиллом которого он до сих пор, по неведомой прихоти толпы являлся, — бог уродливый, предлагавший взамен жизни, полной страданий и боли, спасительное ничто, — позволил потокам крови осквернить Источник. Одного не существовало. Другой, затаившись в паутине под потолком, злобно хохотал, сверкая бездонными синими очами. Рогволод досадливо поморщился. В последнее время часто приходят подобные размышления, но ничего, кроме раздражения, не вызывают. Тогда почему же он думает об этом?
И надо не забыть напомнить Псу убить паука. А то больно вольготно устроился в его покоях.
— Пришли, господин, — вывел его из задумчивости Пес.
Они оказались в просторном круглом зале, освещенном дюжиной факелов.
— Позови Жевра.
Смотритель казематов Жевра, — горбун со шрамом на лице — приковылял к носилкам, опираясь на клюку, и неуклюже поклонился.
— Чего вам, архонт? — спросил Жевра неприятным гнусавым голосом. Рогволод едва взглянув на него, отвернулся. Крайне неприятный тип с отталкивающей физиономией, причем таковой вид бедолага приобрел после пыток, которым подвергся по его же приказу. Был ли Жевра-разбойник, известный в своё время убийца и насильник предан ему? Что за душа скрывалась за этой внешностью?
Только Рогволод так поступал: мучил, истязал, а потом заставлял служить себе. И неважно, кем становились его жертвы — такие вот монстры, как Жевра, или несправедливо осужденные граждане.
Жевра почтительно молчал, ожидая, когда иерарх соизволит обратить на него внимание.
— Значит, вот что, — сказал Рогволод. — Я хотел бы побеседовать, — тут он понизил голос, — с ним.
Смотритель поклонился и произнес:
— Я понял, господин.
— Как он себя чувствует?
— А что с ним случится? Это ж тварь та еще…
Рогволод махнул рукой и Жевра поспешно отошел.
— Пес!
— Да, господин!
— Возьми меня на руки и следуй за горбуном.
Они еще минут десять плутали по коридорам, спускались по узким винтовым лестницам, покуда не остановились перед массивной металлической дверью в глубокой нише. Жевра вынул и нагрудного кармана связку ключей, вставил в замок.
Дверь со скрипом отворилась.
— Прошу, — сказал Жевра поклонившись.
Пес усадил камилла в кресло у входа, вынул из кольца в коридоре факел.
— Вставай, — сказал Жевра, пнув лежащего на тонкой гнилой соломенной подстилке.
— Освети-ка его получше, — откашлявшись, попросил Рогволод.
Закованный в цепи поднялся и выпрямился. При взгляде на него Рогволод невольно начинал считать себя сморчком, настолько высок был узник. Он имел тонкое и изящное телосложение, в котором однако ощущалась немалая сила, и острые, может даже хищные черты лица. Цвет кожи в сумрачном свете факела казался болотным.
— Приветствую тебя, Иенаа́ль.
Иенааль смерил камилла взглядом, полным безграничного презрения. Он был имером — чистокровным древним, и считал ниже собственного достоинства разговаривать с людьми — существами низшими, едва-едва отличавшимися от животных. Пять лет, проведенных в этом подземелье, не изменили его мнение и не сломили волю.
Рогволод понимал это. Он прекрасно видел, какие муки испытывает это гордое создание. Бывает, камилл называл его бадром — имеры воспринимали это слово, как оскорбление. А иногда, когда хотелось особенно сильно досадить Иенаалю, Рогволод именовал его человеком. Всё равно, что человека обозвать дерьмом. Хуже не придумаешь.
Тем не менее, Иенааль не сдавался. Упорно молчал, лишь изредка отвечая краткими репликами, полными высокомерия. Но сейчас Рогволод не собирался начинать игру в «кто кого могущественней».
Он наконец-то придумал, что ему сказать.
— Надеюсь, Иенааль, что ты выслушаешь меня, — начал Рогволод, еще раз откашлявшись. — Это в твоих интересах. Ты слышишь меня?
Иенааль оставался непроницаем. Даже по колено в грязи и дерьме имеры могли сохранять величественный и неприступный вид. Рогволод всегда сам себе казался вошью, оскверняющей идеальное творение. И пусть! Гадить так приятно! Если задуматься, он занимался этим всю жизнь.
— Неважно, — не дождавшись ответа, сказал камилл. — Сначала повторим то, что я всегда тебе говорил. Сейчас, и, кажется навеки вечные ты — лишь бадра. Смердящий дикарь, которого чураются даже люди. Ты хуже человека, Иенааль. Вот, посмотри на Жевра! Кто он? Кусок говна — извини, приятель, но так и есть, — Жевра усмехнулся, показав редкие гнилые зубы. — А ты хуже него, мой дорогой. И это не оскорбление. Что стоят оскорбления таких говнюков, как мы с Жевра? Так считают твои соплеменники. Соплеменники ведь не примут тебя, так? Ты будешь моим рабом всегда, останешься им и после моей смерти. И позор твоему клану. Твой клан уже низвергнут. Они наверняка отправлены в пустоши. Потому что ты не свершил… как это у вас зовется-то? Ритуальное самоубийство с помощью чунта — ножа освященного в молоке… опять забыл… впрочем, не важно. Видишь? Я много чего знаю! Когда ты попался, уж мы позаботились, и твой ножичек изъяли. И вот, ты сидишь тут уже пять лет, а твой клан мерзнет в пустошах. Покаяние и смирение! Пока ты не умрешь, как подобает воину, не умрут и они, искупив кровью запятнанную честь.
Рогволод рассматривал имера, стремясь выловить хоть малейший признак эмоции. Ничего. Традиционно холодные, привыкшие искоренять всё суетное чистокровные, как называли себя имеры, никогда не поддавались чувствам. За пять лет Иенааль только закостенел в этом.
— Но… — продолжил Рогволод. — Я никогда ведь не начинал с этого? Вот ответь мне, дружочек, хорошо ли ты читал «Мистерии»? Что может спасти тебя и твой клан? А?
Иенааль, дышавший тихо и незаметно, согласно чии, все же на миг затаил дыхание. И это не укрылось от проницательного старика.
— Подловил? Вот так! Хоть я и моложе тебя, мой ненаглядный, но тоже пожил, и уму-разуму научился. Спасти тебя и твой клан может только спасение нации. Великая цель!
— Я не верю тебе, туша. Что ты можешь знать о великой цели?
— Пусть проклянет меня Кру! Что тут знать-то? Погасить Источник — вот великая и единственная цель. Цель похода Ассадхи, благословленного Неведомыми. Благословенного предками. Воина, давшего обет одиночества, воина, смирившего плоть и разум. Ассадха снизошел до людей, если можно, конечно, так назвать дикарей севера, и стал избранным. Дать великую жертву, низвергнувшись в бездну, проклясть себя и чрез боль, отринув гордость, семью и достоинство, достичь великой цели — избавить мир от проклятия Источника. Когда-то это попытался сделать Беркут. Ныне дамнат, осужденный и проклятый вовеки. И людьми и имерами, что примечательно. Всё согласно букве и духу учения кудха. С каких это пор у вас проклятое искусство, за что так порицали и преследовали Беркута, стало главенствующим? А? Времена меняются, не так ли? Только вот что я тебе скажу, бесценный мой. Вы не сможете этого сделать. Ни Ассадха, ни кто-либо другой. Сказать почему?
Иенааль промолчал, не подавая вида, но Рогволодуже понял — внутри имера бушует ураган.
— Если ты попросишь, я скажу почему. Снизойди же, Иенааль, Волк пустошей.
— Ты знаешь мое сакральное имя? — не шелохнувшись, едва слышно произнес Иенааль. — Теперь я тоже дамнат.
— Считай, что оно явилось мне во сне.
Воцарилось молчание.
— Говори, — наконец, сказал чистокровный.
— Ваша безмерная гордыня стоила вам родины. Арут, Анната, Кальвент — как все это раньше звалось? Мидиарахна, так кажется. О, еще Батхос. Это ведь бывшая цитадель Неведомых? Я угадал? Не удивляйтесь, это всего лишь предположение. Ткнул пальцем и вот, видите, как оно? Попал. Впрочем, тут и гадать-то нечего. И так понятно, что это бывшая тайная обитель. У нас достаточно ученых мужей, способных перевести вашу вязь на стенах, видите ли.
Рогволод усмехнулся и потер руки. Все, Иенааль попался. Теперь он его не отпустит. Камилл заерзал. Вот опять: от долгого сидения начинала болеть задница и сводить ноги. Как всегда некстати.
— Пес!
— Да, господин?
— Подушку ты прихватить забыл, верно? Знал ведь, что мне предстоит важный разговор с господином Иенаалем!
— Не знал, господин.
— Ах, ты еще спорить будешь! — Рогволод схватил трость и ударил слугу. А скорее неловко ткнул в живот. Вряд ли эта бестолковая детина что-то почувствовала. Рогволод подумал, что экзекуция скорее вызывала жалость, чем страх. Еще одно напоминание, что ему давно пора на тот свет. А ведь когда-то он охаживал нерадивых плеткой… Некоторых забивал до смерти…
— Простите, господин, — пробормотал Пес.
— Глупая ты скотина!
— Простите, господин.
— Жевра!
— Я слушаю, архонт?
— Сними свой армяк и постели на кресло.
— Слушаю, архонт.
Иенааль наблюдал за тем, как два дюжих мужика поудобнее устраивают немощного старца с нескрываемым отвращением. Только проклятые имеры могут так презирать.
— Я знаю, что ты думаешь, — сказал Рогволод, вздохнув с некоторым облегчением. — Примерно так сношаются навозные жуки, верно? — он коротко скрипуче рассмеялся. — Жевра!
— Слушаю, Архонт?
— Принеси-ка воды, только потеплей, в горле пересохло.
Жевра удалился.
— Итак, о чем это мы? Ближе к делу, а то и я умаялся, с этими-то придурками! — Рогволод злобный метнул взгляд на Пса, отчего тот согнулся еще ниже. — Вот представьте себе, любезный друг, завоюете вы Аннату и подойдете вплотную к Аруту… Хм… Я вот думаю, хорошо вы придумали-то! Пустить на убой толпу этих мохнатых дикарей. Чтобы понять, что ваши правила чести не работают на поле боя, вам понадобилась тысяча лет, однако… Но не будем отвлекаться. Что дальше? Ответит кудха на вопрос, как погасить Источник?
— Да, у нас есть способ, туша.
Рогволод опять рассмеялся.
— Туша, туша. Пусть так. Пусть мы паразиты, выедающие твои внутренности, бадра. Еще раз назовешь меня тушей, начнутся опыты. Жевра у нас мастер на это.
Смотритель к тому моменту вернулся с кувшином в руке. Услышав последнее, он плотоядно усмехнулся.
— Давай поговорим без оскорблений, — предложил Рогволод. — Итак, вы знаете, как погасить Источник. Но как вы подберетесь к нему?
Иенааль смутился.
— Концентрация сырой магии, того, что в народе зовут скверной, в Аруте просто невероятно высока, — не унимался камилл. — Вы не сможете даже приблизиться к источнику. Вы умрете. Все, как один, включая вашего любимого Ассадху. Умрете в мучениях, в безумии. Будете засылать толпу за толпой и все без толку. На что Ассадха надеется? На магию древних, что его якобы оградит? Или он хочет возвеличить себя в веках, как великий, но чрезвычайно глупый герой? Я знаю, что это авантюра, Иенааль.
Рогволод умолк, переводя дух. Отхлебнул из поднесенного Псом кувшина. Как Пес ни старался, но струйки воды все равно пролились на впалую грудь Рогволода.
— Как выйдем наружу, обязательно отдам приказ тебя выпороть, пес смердячий! — разразился бранью Рогволод. — Опять принял на грудь, сучий потрох? Я что тебе говорил об этом?
— Простите, господин!
— Вот видишь, почтенный Иенааль, я можно сказать властелин и полноправный хозяин здешних мест, а то и всей Аннаты, чего там! Но не могу отучить этого вшивого подлеца от пьянства! Что скажешь, родимый? А, что я тебе говорю… Ну, так ты понял меня?
— Что ты предлагаешь? — холодно поинтересовался Иенааль.
— Сотрудничество, золотой мой, сотрудничество! Взаимовыгодное. На пользу обоим народам, ради будущего благоденствия и процветания. Это зло в Аруте, что вот уже тридцать лет отравляет нам всем жизнь, надо наконец, искоренить. Не надо так смотреть на меня! Я хоть и злодей, но не самоубийца же! Мои люди, специально обученные, подготовленные, проведут ваших. Это будет непросто, но выхода нет, не так ли? Ведь затем вы отважились на такой шаг? Нам всем грозить погибель, верно? Я слышал мнение, что Источник неиссякаем. И зараза будет распространяться. Дальше и дальше. Покуда мы все не сойдем с ума.
Иенааль молчал. На этот раз он размышлял. Рогволод не дал ему времени усомниться.
— Не забывайте, милый сердцу товарищ, что в моей идшуканте полно бывших таинников. Эти люди веками учились укрощать Источник, до того, как… Не будем об этом. Так что, дело верное. Я, Рогволод, предлагаю помощь Ассадхе. А ты, как чистокровный, можешь искупить грех прикосновения к людям невероятной пользой. Для всех нас. Вернуться к семье ты не сможешь, сам понимаешь, но смоешь позор. Так что, думай!
— Допустим, я тебе поверю. Что дальше?
— Я отпущу тебя. Вот так просто. Даже без условий. Таким, как ты, условий не надо. Я и так знаю, куда ты отправишься и зачем. Выбирай, Иенааль, Волк Пустошей. Время не ждет. Срок тебе до завтра. На этом разреши откланяться. Унеси меня прочь из этой вонючей дыры, Пес.
Иенааль рассмеялся. Тихим и очень мелодичным смехом.
— Что такое? — не без раздражения спросил Рогволод.
— Есть проблема, ту… камилл.
— Какая же?
— Я должен взять тебя с собой и пред ликом Ассадхи подвергнуть влаэдватве. Тогда он меня выслушает. Иначе никак. Не забывай, Ассадха принес великую жертву, а я всего лишь опозорился. Разница просто чудовищная. По всем нашим законам, я должен свершить чиджра, как только обрету свободу. Убить себя чиу́н-таэ́, если ты не понял. С живым мертвецом никто разговаривать не станет, даже отверженные в пустошах.
— Ах вот оно как? Что такое вла… как там?
— Священная смерть. Только несущий кровь… как у вас? Кровь королей. Если я омою стопы Ассадхи королевской кровью, то буду прощен и смогу говорить с ним.
Рогволод хихикнул.
— Ну ты рассмешил, негодник! Ты что же, записал меня в короли? Боюсь тебя разочаровать, милый мой. Я сын портного. Чернь мракобесная. И потом — посмотри на меня! Разве я выдержу столь долгий путь? Даже до Басилита, который, вроде, скоро осадит твой герой-вояка. Да я подохну уже через час!
— Если ты не подходишь, тогда кто?
Рогволод призадумался.
— Если ничего другого не остается… Тогда надо пленить Канга.
— Как я это сделаю? Да еще в одиночку?
Рогволод хитро прищурился. Облизнулся.
— Кажется, я знаю, что делать. Я дам тебе в сопровождение двух помощников. Идите в Басилит и свяжитесь там с нашими ребятами — вордурами. Ими командует Григ. На редкость безмозглый человек, но в умелых руках неплохое орудие.
— И?
— У Канга есть двое детей. Мальчик и девочка.
— Мальчик и девочка?
— Да. А что такое?
Иенааль задумался, потом сказал:
— Надо вести обоих.
— Снова что-нибудь священное? — поерзав, раздраженно спросил Рогволод.
— Нет. Тебе не понять, камилл. Тут речь идет об этикете… Долго рассказывать.
— Какие же вы… замороченные, сукины дети! Почему нельзя просто так придти к Ассадхе и поговорить по душам как принято у нас, у людей?
Иенааль снова рассмеялся. Рогволод поймал себя на мысли, что ему одновременно и нравится, как имер это делает, и раздражает.
— Скажи мне, камилл, — спросил пленник, понизив голос. — Если бы к тебе пришел… скажем, дамнат, ты поговорил бы с ним по душам, вот так просто?
Утром моросил дождь. Пахло свежестью. Рогволод зябко поежился. Но дышать было легко. Эх, как же ему не хватало свежего воздуха! Да еще очищенного утренним дождем! Сразу вспоминается молодость…
Пес, кажется трезвый, поправил на нем одеяло. Пошла ли порка ему на пользу? Нет конечно. Камилл может спасти мир от гибели, но избавить слугу от вредной привычки никто не в состоянии. Странно устроена жизнь!
Во дворе, нетерпеливо стуча копытами по брусчатке, тряс гривой гнедой конь. К седлу были приторочены изящный и кажется такой хрупкий лук из скрученных особым образом прутьев ледяного дерева, такой же легкий и невесомый меч и колчан из кожи шартаха — кровожадного чудища, обитавшего далеко на севере. Вот зачем нужно делать колчан именно из этого зверя? Камилл хорошо знал, что даже просто выследить его непросто. А ведь еще надо умертвить. И обработать кожу. Кожа шартаха обладала целым рядом свойств, делавших ее непригодной к обработке. Что за ребячество? Эти чистокровные, живущие почти вечность по сравнению с людьми, в сущности так и остались детьми.
Неподалеку ожидали двое всадников в полном боевом облачении. Два испытанных бойца. Надежных и невозмутимых. Один из них полностью в черном: вороненные латы, штаны и начищенные до блеска сапоги. Меч в черных ножнах. Смуглая кожа, аккуратная борода с проседью и черные глаза. Данвариец, по имени Итулла́. Другой был местным. Жилистый дядька лет шестидесяти, если не больше. Даже внешний вид подтверждал это: поношенная бригантина, поношенные кожаные штаны. Осип, таинник из числа стражей. Скверный дядька.
Двое закоренелых убийц, на совести которых немалое количество предвечников всех мастей. Они помогут имеру, должны, во всяком случае. Ничего лучше все равно не найти.
Вышел Иенааль. Чистокровный выглядел так, словно переночевал пару дней у знакомого: подтянутый, стройный, гибкий. Серебристая кольчуга выглядела как новая. При дневном свете оказалось, что его кожа необычайно бледная, как у мертвеца. Признак высокой касты. Иенааль имел в роду предков из Эпохи Строителей. М-да, непростой парнишка. Как-то жаль такого отпускать.
Чистокровный прищурился — было пасмурно, но для него все равно слишком солнечно. Единственное напоминание, где он провел последние пять лет.
— Пес! — сказал Рогволод.
— Да, господин?
— Отдай нашему другу игрушку.
Пес вынул из-за пазухи небольшой кинжал, покрытый тонкой вязью имерских рун.
— Возвращаю тебе твою чунту, дружочек, — сказал Рогволод улыбаясь. Крохотная, но такая сладостная шпилька напоследок. Принять священный кинжал из рук грязного раба. Ох, как же хорошо!
— Чиу́н-таэ́, — хмуро поправил Иенааль, пристегивая кинжал к поясу. — Ты не можешь меня не оскорбить напоследок… Рогволод.
— Ты о Псе? — Камилл улыбнулся, показав сухие десны. — Ну прости старика. Такой вот я вредный. Поздно меняться. Да и девственницы в белых шелках, чтоб торжественно вручить тебе твою штуку у меня нет. Или как там это у вас делается?
— Это они и есть? — Иенааль кивнул в сторону поджидавших его воинов. Осип чертыхнулся и сплюнул. Итулла даже не взглянул на имера, с наслаждением подставив лицо дождю.
— Да. Хорошие ребята. Простые и далеко не глупые. Лишних вопросов не задают. Лучше всякой грамоты. Помогут решить вопрос.
— Доверия не внушают.
— Вот и хорошо. Чем разбойничей рожа, тем спокойней. В наше-то время как иначе? К тому же они особые. Думаю, столичные разгильдяи их послушают. Да и небольшую порку им не помешало бы устроить…
— Прощай, Рогволод.
— Удачи в дороге.
Иенааль легко вскочил на коня и вскоре вся троица скрылась за воротами.
Рогволод приказал Псу отвести себя во всегда пустующий зал богов. Круглое просторное помещение, видимо призванное подавить тебя — ничтожного червя — величием. Он и чувствовал себя червем, что пачкает вечность одним своим присутствием. И это приносило ему удовольствие. С некоторых пор камилл часто здесь уединялся. В зале богов как нигде вставал вопрос: кем он станет для потомков? Поймут ли когда-нибудь потомки, что он… во всяком случае старался исправить то, что произошло.
Сводчатый потолок терялся в высоте. Солнечный свет струился через стрельчатые окна. По голубому мраморному полу вихрилась, погоняемая сквозняком, пыль. Все, как и в тот день, когда он познакомил Лив с Адрианом.
— Оставь меня, — велел Рогволод.
— Господин? — растерялся Пес.
«А ведь Пес искренне опасается за меня, — подумал Рогволод. — Этот придурок словно обезумел в стремлении обеспечить мне комфорт. Вот так дела! Единственный по-настоящему верный слуга заботится обо мне только потому, что недалек умом. А вовсе не из-за любви».
Рогволод вздохнул.
— Пошел прочь! — раздраженно повторил он. — Иди, иди, болван!
— С вашего… господин…
Пятясь, великан, удалился.
— Где же ты, звездочка? — прошептал камилл. — Я ведь уже не тот. «Парить» уже не состоянии. Но мое старое нутро подсказывает, верно подсказывает, что Адрианушка-то подвел. Так и знал. Чуял ведь, чуял! Не может мальчишка для утех стать рыцарем без страха и упрека. Да и Мария — не зря в народе ее прозвали Кровопийцей — оставила несмываемую печать. Почему ты чурался собственного имени, собственного прошлого? Думал ли ты, в том своем сопливом возрасте, дорогой мой Капканщик, что вылизывая промежность твоей обожаемой госпоже, ты заложишь, так сказать, фундамент собственной никчемной жизни? А я отдал тебе, сволочи, такой нежный цветочек. Эх, Лив, Лив… Где же ты, девочка…
Рогволод еще раз вздохнул и заметил, что плачет. Интересно отчего: глаза слезятся от старости, или он и в самом деле расчувствовался? Камилл смахнул слезы, посмотрел по сторонам и в крайнем раздражении крикнул:
— Ну хватит! Наслаждаешься видом моих страданий? Выходи уже!
— Ханут? — раздался вкрадчивый голос и рядом с коляской камилла возник мужчина в черном и в серой повязке, скрывавшей все лицо, кроме глаз. Руки в перчатках были сложены на груди.
Бессмертные Ии. Таинственная демоническая секта с далекого юга.
— Приветствую тебя, ханут, — склонил голову человек. — Прошу простить меня — не смел прерывать твои молитвы.
— Молитвы… — фыркнул Рогволод. — Когда-то я и впрямь молился. Ни к чему хорошему это не привело. Как мне к тебе обращаться?
— Называй меня хайим, ханут.
— Итак, хайим, в прошлый раз вы запросили непомерно высокую цену. Теперь вы готовы практически за пару медяков. Что изменилось?
— Я бы предпочел не распространяться об этом.
— Не люблю недомолвок. Где гарантии, что вы не придете ко мне однажды ночью?
— Кдусна, ханут! — поклонился убийца. — Это кдусна. Внутреннее дело бессмертных. Вам не о чем беспокоится.
— Попутно вы решили подзаработать?
— Грешна плоть наша, ханут. Всем надо есть.
— Вот же прохвосты! Вы и самом деле думаете, что умнее всех? Я ведь вижу тебя насквозь, любезный! Вам надо кого-то устранить в столице? Верно я угадал?
— Кдусна…
— В жопу тебя с твоей кдусной!
Убийца склонился еще ниже.
— Ладно, не обижайся на старика. Грешна не только плоть, но и душа.
— Воистину, ханут!
Рогволод пожевал беззубым ртом и сказал:
— Итак, все в силе. Вы должны проследить за той троицей, что сегодня выехала.
— Имер и два охотника.
— Да. Убейте их, если они не смогут выкрасть детей Канга. Затем убейте Анастасия. Басилит должен пасть. Понятно?
Убийца выпрямился, церемониально указал на Рогловода:
— Ханут.
Затем на себя:
— Хайим. Жизнь берущий. Навеки, и только смерть нам помешает.
Рогволод не удержался и улыбнулся, надеясь, что со стороны выглядело это зловеще:
— Вот и хорошо. Ничто не помешает нам спасти мир!