Спустя несколько дней Иван достаточно окреп. Ранним утром отправился на охоту. За ним неожиданно увязался Дуарми.
День выдался неплохим, солнечным и теплым. С мокрых веток орешника, растущего вдоль быстрого ручья в ущелье, падал подтаявший снег.
Дуарми нес увесистый мешок, откуда сочился неприятный запах.
— Что там у тебя? — поинтересовался отшельник во время привала. Он подозревал что в мешке.
— Там… э-э-э… всякая всячина.
— Ага. Конечно. — Иван глотнул воды из кожаного меха. — Денек сегодня, а? А зима ведь в самом разгаре.
— Да. — Дуарми пристроил мешок рядом и положил на него руку.
— Ладно. Жди меня здесь. Разведи костер. А я пойду. Туда. — Иван махнул в сторону двух отвесных скал, почти соприкасавшихся друг с другом.
— В ту… — встрепенулся старик. — А почему… почему в ту?
«Ага! Все-таки угадал!» — подумал отшельник и требовательно спросил:
— Ну?
— Чего?
— Ты и впрямь «простофиля». Как его звали? — Иван указал на мешок. — Это ведь он? Тот, без языка, Прыгун? Олле емуязык отрезал? Так как его звали? Отвечай!
— Губчак, — виновато буркнул Дуарми. — Его звали Губчак. Мы его купили у вехан прошлой весной. Много мяса отдали. Он был хороший, крепкий работник. Хоть и дурак. Но раб хороший. Много делал. Хороший.
— А зачем язык отрезали?
— Олле сказал, что рабу язык не нужен. А еще Губчак имел дурную привычку скулить. Надоел.
— И часто вы рабов покупали?
— Нет. Просто нижним Губчак не нужен был. Они сами его предложили. Дурак-дураком, и выл к тому же, а нам хоть какая рабочая сила.
— Прыгун… то есть, Губчак сказал мне, что до него были еще рабы.
— Сказал?
— Ну показал. Знаками. Трое рабов.
— А! Эти… Были. Эти из разбойников. Нижние повесить их хотели. Мы забрали. Плохие были рабы. Ленивые. Били их, били…
— Это Олле приучил вас к людоедству?
Дуарми сжался.
— Говори, не отстану ведь.
— Олле. Это он. Олле был нехороший. Очень нехороший.
— Что не помешало вам съесть рабов.
— Мы только чуть-чуть. Печень. Сырую правда. Олле сказал, что это ритуал такой. Да и потом, мы часто голодали. Прошлая зима выдалась суровая. Старики болели и Брумха болел… Охотиться некому. Только Баит не ел. Он вообще ушел в свою хижину. Которая в лесу. Там жил. Единственный не ел.
— Вы и вправду кучка дряхлых безумцев.
Старик выглядел жалко, очень жалко.
— Ну а сейчас что? — продолжил расспросы отшельник. — Ты же его не хоронить собрался, так ведь?
— Да, — с неохотой признался Дуарми и указал на проход в скалах. — Там — капище реха. Там мы приносим ему… жертвы. Рех будет недоволен, что мы принесли уже мертвого. Но… что делать. Иначе мы погибнем. Жертва нужна. Хоть какая.
Старик испуганно умолк.
— Рассказывай, раз уж начал. Все равно узнаю. Рано или поздно.
— Хорошо, — вздохнул Дуарми. — На самом деле люди ушли из села не по вине Олле. Они ушли из-за реха.
— А почему рех? Что означает это слово?
— Это Аиян его так назвал. На языке левдов, который уже мало кто помнит, рех означает «исчезающий».
— Исчезающий?
— Да. Каждый месяц — примерно — он требовал себе жертву. Тех рабов мы тоже отнесли. Живых. Двух той зимой, последнего поздней весной. А иначе рех насылал страшные сны. Понимаете?
— Как выглядит рех?
— Никто не знает. Он вселялся в зверей. В медведей, в волков там. Бешеные, злые становились! И глаза черные-черные! Очень бешеные, очень злые! И глаза черные! Страшно…
— Представляю…
— Как правило, рех убивал одного и сразу пропадал. Поэтому все ушли. Остались только мы — никому не нужные старики. Но мы держались. Жертвы приносили. Но живых. Вот как. А теперь мертвец… Рех будет недоволен…
— Хватит причитать. Пойдем, сложим останки Губчака на капище. Посмотрим, что будет.
Пройдя через ущелье по скользким мшистым камням, омываемым весело журчащим ручьем, отшельник с Дуарми вышли на покатый склон, поросший редколесьем. Внизу курчавился упиравшийся в горизонт густой хвойный лес, в недрах которого поблескивала тихая безымянная речка, столько лет поившая и кормившая его. «Где-то там осталась землянка», — не без грусти подумал Иван. На пустыре, у груды камней валялась куча замерзшего мяса, костей, кишок, частей тел животных и людей. Вокруг — следы зверей.
— Вот это и есть капище, — сказал Дуарми, боязливо посматривая на отшельника. — Надо быстро, — шепнул он и торопливо вывалил содержимое мешка.
Иван содрогнулся — Прыгун, или Губчак уже основательно подгнил — кожа приобрела мраморный оттенок, вспоротый и выпотрошенный живот покрылся блестящей слизью, и в нем копошились черви. С бедер срезаны крупные куски мяса.
— Где вы его держали? — спросил Иван, прикрывая рот и отходя подальше. — Почему он так сильно испортился?
— Укрыли шкурами и подержали рядом с очагом, — сворачивая мешок, ответил старик. — Так надо, госпо… э-э-э… Иван. Но все равно рех будет недоволен.
— Ты же говорил, что рех предпочитает живых.
— Да, но… Абрига решил, что ежели так, то может… сильный запах…
— Глупцы вы! — резко оборвал его Иван. — Пошли отсюда.
Но тут ему стало плохо. В голове словно взорвался ледяной шар и разлетелся на тысячи осколков. Отшельник зашатался и присел, схватился за голову, закрыл глаза. Постарался отдышаться. Возникло странное ощущение — точно он оказался в ином мире, в другом месте. Он хорошо видел все вокруг — горы, лес, небо — но в то же время остро почувствовал, что находится в чужом доме и где-то рядом хозяин, и хозяин совсем не рад незваным гостям…
— Идем отсюда, — еле выдавил из себя Иван. — Дай мне руку…
— Да, да, — пролепетал Дуарми. — Вот он я, держитесь.
— Быстрее, черт…
В тот день они ничего не поймали, если не считать двух зайцев, попавшихся в силки.
Иван прошел в хижину Дуарми, и, не снимая тулуп, повалился на лежанку. Голова раскалывалась… нет, она горела огнем, будто кто-то подогревал ее изнутри.
— Эй, Простофиля! — спустя час полной неподвижности сказал отшельник. Он боялся пошевелиться, ибо в этом случае боль резко усиливалась.
— Да, И… Иван?
«Интересно, он обижается, когда его так называют?» — с какой-то мстительной усмешкой подумал Иван, скосив глаза на привычно сжавшегося в углу старика.
— Есть что-нибудь выпить? В смысле, чего-нибудь крепкого? Опьяняющего, понимаешь?
— Понимаю.
— Ну так принеси! Пожалуйста.
— А что… с вами?
— Принеси.
— Да, да. Сейчас.
Вскоре Дуарми вернулся с корчиком, в котором плескалась остро пахнущая мутная жидкость.
— Это бымпа́к, — сказал он, улыбаясь.
— Что такое бымпак?
— Мы у нижних покупаем.
— А, самогон.
— Хороший.
Иван залпом осушил спиртное и едва не вырвался. К счастью, Дуарми быстро сообразил и дал ему воды.
— Очень плохой, — прохрипел отшельник, откашливаясь и занюхивая куском пахнущего плесенью сухаря, валявшегося на земляном полу подле очага. — Вонючая дрянь. Редкостное пойло. Много мяса отдали?
— Нет. Бочонок за трех зайцев.
— Так мало? Правильно, нижние наверняка этой мерзостью крыс травят. Ладно, иди. Оставь меня в покое. Я должен поспать.
Ему снова приснилась она, мать. Мария.
Он смотрит в забранное крупной решеткой окно, смотрит, встав на обитый черным бархатом табурет. Он еще совсем юн. Мальчик.
Большой, вымощенный булыжником двор, окруженный громоздкими однообразными зданиями, в его центре небольшая ухоженная клумба, на которой, вокруг пышного куста падубы росли цветы — вербена, лавр и полынь. В небе ярко светит луна.
Ночь, но во дворе суета. Закованные в броню, вооруженные до зубов воины запрыгивают на коней. Горят факелы, сотни факелов, люди кричат, брань, сутолока, цокот копыт отдается в ушах болью…
И в центре — мать. В белых развевающихся одеждах, длинные волосы распущены.
Она прекрасна. И она ужасна.
— Помните! — кричит она. — Помните!..
Ему страшно. Ему очень страшно.
Вечером на майдане собралось семеро — Абрига, Баит, Дуарми, Тарба, Йихан, Барчук и Печник. Все они неподвижно сидели на бревнах и хранили гробовое молчание.
— Что случилось? — спросил отшельник.
— Аиян умер, — печально произнес Баит, не поднимая головы.
Иван снял шапку.
— Он улыбался, — сказал спустя некоторое время Баит. — Как будто был рад, что уходит.
— Да, — добавил Абрига. — Аиян был мудрецом. Он хорошо знал, что нас ожидает. Знаешь, как он умер? Просто позвал нас и сказал: «Я умираю, братья. Прощайте». И всё. С улыбкой, со счастливой улыбкой на устах.
Нахмурив брови, он уставился на отшельника. Все остальные последовали его примеру.
— Ты был там, у капища, — сказал Абрига. — Ты что-то почувствовал. Тебе ведь стало плохо.
— Да, — едва слышно подтвердил Иван, прислушиваясь к пульсирующей боли в висках. Голова по-прежнему побаливала. Но не так сильно.
— Ну и?
— Что с Белым? Припоминаю, что в первый раз вас было десять…
— Не уклоняйся! — топнув посохом, рявкнул Абрига. — Отвечай!
— Это важно, — упрямо повторил Иван. — Что с Белым? Лучше ответьте мне.
Абрига вскочил, но Баит жестом успокоил старейшину.
— Белый… — задумчиво начал Баит. — Однажды Белый ушел на охоту — один. Он всегда так делал. Странный он был. Ушел и не вернулся. Мы отыскали его на том же месте.
— Там, где сейчас капище?
— Да.
— И это было… когда? Два года, три?
— Это случилось прошлой зимой. Вернее, перед зимой — с деревьев еще не слетела листва.
— И что с ним в данный момент?
— С тех пор он не двигался. Только лежал, будто мертвец — бледный, худой. Иногда вставал, но всегда молчал. После того, как ты явился к нам, он и впрямь стал больше мертв, чем жив. Но он жив, он дышит. Мы поим его водой, кормим, убираем за ним…
— После случая с Белым рех тревожил вас?
Старики переглянулись.
— Нет, — сказал Абрига.
— Почему вы мне сразу не сказали?
Старики встревоженно переглянулись.
— Почему вы мне не сказали, я спрашиваю?!
— А разве… — недовольно буркнул Абрига и осекся, взглянув на товарищей. — А ведь правда… Как же мы сразу не догадались…
— Покажите мне его, — велел Иван.
Но отшельник так и не решился заглянуть в хижину, где лежал Белый. Дуарми держал полог открытым и его взгляд — взгляд человека недалекого — почему-то насмешил отшельника. Иван нервно усмехнулся и рукавом оттер внезапно выступивший на лбу пот. Попятился.
— Он там… — прошептал он.
— Чего? — громко, пожалуй, слишком громкопоинтересовался Абрига. — Кто там? Кого ты имеешь в виду? Белого?
Иван ничего не ответил, вернулся и устало уселся на бревно. То, что он рассказал потрясенным старикам, стало откровением даже для него.
— Рех — это фантом, призрак, дух, — начал он, отрешенно уставившись на пламенеющий закат, окрасивший горы в неповторимый алый цвет. — Работа очень сильного мага. Мага, сведущего в тайных практиках. — «Откуда я всё это знаю?» — подумалИван, еще раз трясущейся рукой смахнув пот. — Привязанный к месту фантом, материализующийся в момент наивысшего перпетрата. Проще говоря это… создание находит носителя — обычно это зверь, реже человек. Находит тогда, когда цель, задача, заложенная в него создателем, близка к выполнению. Он ее чувствует. Фантом не идеален. Трудно создать нечто такое, что четко выполнялобы всё, что от него ожидают. Со временем фантом выходит из-под контроля. Очевидно, что он был создан для того, чтобы поймать меня. Или следить за мной. Не дать выйти… из плена. Или защитить…
Иван надолго задумался.
— Но потом как раз это и случилось, — с усилием продолжил отшельник. — Рех вышел-таки из-под контроля. Значит, маг, создавший его, либо умер, либо не может… работать. Может, он далеко.
— Чем это нам грозит? — спросил Баит.
Иван поглядел на него со странным выражением лица — смесью злорадства и страха.
— Смертью, — тихо ответил он. — В таком виде фантом непредсказуем. Он начинает взаимодействовать с силами, скрытыми в природе, с крупицами магии, живущей в земле, в воздухе, в воде, растениях, зверях. Дикая магия — опасная штука. Непредсказуемая.
— Почему же он нас до сих пор не уничтожил?
— Из-за запаха смерти. Это универсальное средство, позволяющее ненадолго приручать подобного рода… подобного рода вещи. Жертвы, которые вы ему приносили, сбивали его с толку. Магия смерти никому не подвластна. Она словно заразная болезнь и фантом, если можно так сказать, болел ею. Но сейчас он… боюсь, он увидел меня. И это значит, что механизм вновь запущен и тут уже трупами не отделаться.
— А Белый?
— Белый — носитель. Трудно сказать, почему именно он. Видимо, в здешних краях не осталось хищников, вот Белый и… заразился. Белый опасен.
— Если рех за тобой охотился, — рассудил Баит. — Почему он не перешел реку? Ты сам говорил, что жил не так далеко. Может, он и правда защищал тебя? Ведь «ястребы» так и недошли до тебя! Они все погибли от лап реха — так утверждал Олеард! И это не единственный случай. Знаешь, сколько охотников, да и просто глупцов пытались пересечь реку и познакомиться со злым колдуном? Нет? То-то и оно! Рех — твой защитник. А значит…
— Белый опасен, — упрямо перебил шамана Иван. — Если все так, как ты говоришь, тем более надо его опасаться. Я знаю, что говорю. Не зря у меня так болела голова. Уверен, что у фантома осталась цель — это я. О том, что изначально в него вкладывали, уже не важно. Сейчас рех в теле Белого — настоящий убийца. И это не слабый старик, поверьте мне.
Все потрясенно молчали. Иван продолжил:
— Белый скоро станет его телом — это всего лишь вопрос времени. Вопрос нескольких часов. Если не минут — все зависит от того, насколько фантом силен. А он силен — за тридцать лет моего одиночества он не разрушился. Фантом очень силен. Надо немедленно уходить.
— Как? — Абриге впервые изменила стойкость и голос его дрогнул. — Прямо сейчас? Разве мы сумеем?
— Надеюсь, что сумеем. Фантома всегда привязывают к месту. Это может быть очень большая территория, а может и нет. В любом случае, его владения должны были сильно уменьшиться — неконтролируемый фантом не способен самостоятельно удержать все подвластные ему земли. Так что, шанс есть.
В этот момент отовсюду раздались дикие завывания. Иван вздрогнул, но потом мрачно и как всем показалось, нехорошо усмехнулся.
— Рех идет, — сказал страшно побледневший Баит. — Когда этот ваш… как там… фантом просыпается, звери начинают выть, реветь.
— Да, — отозвался Иван. — Они ведь чувствуют. Они видят магическую ауру гораздо лучше нас, людей. Фантом «просыпается», чем вызывает сильные возмущения в этой никем не понятой, не исследованной субстанции, известной всем как аура. Мы — слепы и глухи по отношению к ней. Но только не звери. Для них это что-то сродни буре.
— Иван, — обратился к нему Баит, вглядываясь в него с тревогой, словно в сумасшедшего, — надеюсь, это не вымысел? Вы же понимаете, столько лет вы прожили в одиночестве…
Отшельник взглянул на шамана.
— Понимаю! — резко ответил отшельник. — И нет, я не сошел с ума. Разве рех — это вымысел? Скажите!
Баит повесил голову. Иван поднялся.
— Слушайте меня внимательно, — обратился он к собравшимся. — В любом случае нам не выжить. И ритуальным убийством просто так не отделаешься. Рех прикоснулся ко мне, он знает, что я здесь, знает, что я близко. Надо уходить. Кто со мной — собирайтесь. Берите только самое необходимое. Сбор через пять минут здесь, на майдане.
Но стоило Ивану зайти в палатку, как выдержка и хладнокровие оставили его. Так хотелось быть просто человеком, а не проклятием!
Он не маг, не дамнат. Нет, черт возьми!
«Надо успокоиться, — подумал он, укладывая в торбу всё, что ему может пригодиться. — Надо успокоиться. Так, что мне надо? В первую очередь нож, топор. Мех. Поесть…»
Иван обернулся и увидел на пороге Дуарми. Старик плакал.
— Что такое?
— Абрига, Баит, Йихан и Тарба не хотят идти. Говорят — некуда. И Аиян не похоронен. Они стары, им некуда, и Аиян… А Барчук с Печником идут. И я. Я хочу жить. Я хочу еще пожить.
Иван призадумался. Руки дрожали, и он спрятал их, чтобы не выдать волнение.
— Вряд ли они смогут его похоронить, — наконец, сказал он. — Ну да ладно. Их проблемы. Пусть остаются. Ты-то готов?
— Я? — Дуарми вытаращил глаза. — Я… нет.
— Ну так собирайся, — раздраженно бросил Иван, закинув торбу на плечо. — Ждать не буду.
Отшельник помедлил на пороге, еще раз посмотрел на плачущего старика — очень жалкое зрелище, — и с внезапно нахлынувшим презрением сказал:
— Не знаю, зачем с вами вожусь. Нужны вы!
На майдане Абрига, высоко держа факел, гневно выговаривал Печнику с Барчуком:
— Глупцы! Кому вы верите? Это же не наше проклятие! Как вы могли поверить чужаку, безумцу? Да мы его знать не знаем! И куда вы пойдете? Думаете, внизу вам будут рады?
— Значит, никто не идет, — сурово произнес Иван. — Ваше право. Думаете, обманул? Наплел вам тут? Не спорю, сам удивлен. Всёкажется, что сказанное мне нашептал кто-то невидимый. Может мой дух-хранитель? Есть такие? А, левды? Вы еще помните веру предков? Но это ничего не меняет. Как называется поселок? Там, в низине?
— Лесной Удел, — мрачно ответил Абрига. — Иди к нему через ущелье, мимо капища, по лесу. Может, дней за пять и дойдешь, если повезет.
Звериный вой не смолкал ни на минуту.
— Не успокаиваются, а? — спросил Иван скривившись. Его всё больше злил этот тупой старикашка.
— Есть другой путь, — внезапно сказал Баит. — Я покажу.
— И куда ты… — начал было Абрига, но Баит оборвал его:
— Я не бегу от смерти. Но позволь мне сделать это так, как я хочу. Идем, Иван.
Но не успели они сделать и шаг, как из хижины, где лежал Белый, вышел высокий, седой как лунь старик, сохранивший, несмотря на жутко истощенный вид, следы благообразной наружности, так сильно контрастирующей с грубыми чертами всех остальных, что сразу стало ясно — Белый нездешний.
Глаза заволокло глубоким черным цветом. В руке он держал огромный ржавый тесак.
— Белый? — ошеломленно спросил Абрига.
Белый громко засопел и, неуклюже переставляя ноги, двинулся им навстречу. Все попятились. Старик с тесаком остановился, вскинул голову и как будто принюхался.
— Идем, — тронув Баита за плечо, шепнул Иван.
— Белый, ты… — со слезами на глазах сказал Абрига.
Ивана кольнуло в сердце. На какое-то мгновение он отчетливо увидел последующую сцену. И зажмурился. Дикая, обжигающая головная боль вдруг вернулась. Он опять пошатнулся.
— Белый, ты… поднялся? — дрожащим голосом вопрошал Абрига. — Белый, друг…
«Идиот…»
Белый повернулся к Абриге и с неожиданной для старика силой раскроил ему череп.
Кровь брызнула Белому в лицо, но он как будто не заметил этого, продолжая водить вокруг затянутыми мраком глазами. С лица густым потоком стекала черная, в стремительно надвигающихся сумерках, кровь.
Баит вцепился в оторопевшего отшельника и потащил за собой. Они забежали за одну из хижин и втиснулись в узкое пространство между какими-то досками и каменной насыпью, которую они с Прыгуном-Губчаком не так давно сооружали. Обезумевшие от ужаса старики разбежались кто куда.
Оброненный факел Абриги шипел на снегу.
— Сидим тихо, — сказал Баит. — Может он уйдёт…
— Нет, — ответил Иван. — Это тебе не кровожадный аннат. Это монстр. Он не уйдет.
Отшельник осторожно выглянул из укрытия. Белый стоял посреди майдана.
— Нет, нам не уйти, — произнес Иван. — Он нас заметит.
— Ты же колдун! Сделай что-нибудь.
— Если бы я мог!
— В случае с Олле и Брумхой смог.
— Это произошло само по себе. Я тогда пришел в ярость. Ярость подстегнула, понимаешь? — Иван посмотрел в глаза шаману.
— Понимаю. А сейчас что тебе мешает разозлиться?
— Я боюсь. Боюсь так же, как и ты.
— Что ж, придется бежать. Выхода нет.
— Только куда?
— Есть у меня одна тайная заимка, — нехотя ответил шаман. — Туда и пойдем. Больше некуда.
— Веди.
Они максимально тихо, пригнувшись, перебирались от хижины к хижине. Отшельник заметил, как Белый, перешагнув через Абригу, направился в их сторону. Остановился.
Раздался вскрик, глухой удар, хрип, стук падающего тела, шум посыпавшихся дров.
Следом — тишина, нарушаемая лишь ветром, постепенно стихающим воем да хриплым дыханием Белого, раздававшимся рядом. Совсем рядом.
Баит вдруг сорвался с места и, больше не скрываясь, бросился через ограду во тьму.
— Здесь есть тропинка! — услышал Иван его удаляющийся голос. — Крутая, заброшенная…
Отшельнику ничего не оставалось, как броситься вслед. Он ничего не видел, кроме мельтешения черных пик сосен, звезд, смутных очертаний вершин. Где-то впереди бежал, спотыкаясь и скатываясь Баит.
Спрыгнув с загородки, Иван полетел вниз. Захватило дыхание. Больно ударился копчиком, но, не останавливаясь, поднялся. Снег окружил его распушившимся, слепящим облаком. Он задыхался.
«Где же Белый? Преследует? Преследует, или нет? Где он? Где?»
Иван двинулся вперед, но поскользнулся и угодил в сугроб. Несколько секунд лежал, зарывшись в снег лицом, прислушиваясь к стуку сердца. Затем, постанывая, встал и тут же столкнулся с… Белым.
Носитель фантома находился в шаге. Иван оцепенел. Белый одной рукой — холодной, как лед — вцепился ему в горло, другой замахнулся…
Заляпанный кровью и мозгами ржавый тупой тесак смутной тенью взметнулся над его головой и…
Ничего не произошло. Холодная ладонь разжалась.
Иван открыл глаза и обнаружил подле себя задыхающегося Баита с палкой наперевес.
— Убей его! — возбужденно крикнул шаман, не отрывая глаз от медленно поднимавшегося демона. — Убей его, что стоишь? У тебя топор! Поруби его на куски! Ну же!
Отшельник не заставил себя долго упрашивать. Хуже всего то, что глаза уже привыкли к темноте и поэтому он всё видел.
Иван ударил Белого топором в лицо, и оно лопнуло, как перезрелый арбуз, обнажив бескровные ткани. Затем, войдя в раж, он отрубил, а вернее откромсал ему голову.
Иван совершенно потерял рассудок. Он все бил и бил носителя, пока тот не превратился в бесформенную кучу мяса и костей. И за всё время из этой кучи не вытекло ни капли крови.
Баит с трудом оттащил отшельника от поверженного врага.
— Хватит, — сказал он. — Всё, хватит. Бежим.
Иван побрел за шаманом, но обронил торбу и топор. Опустился на колени и стал шарить в поисках упавших предметов. Потом его стошнило. Он выблевал всё до желчи. Но топор все же отыскал.
Нестерпимо болела голова. И светились руки — слабо-слабо.
Потом они бежали, бежали, поддерживая друг друга.
В какой-то момент Баит остановился, вцепившись спутнику в рукав. Он указывал вперед, но Иван увидел лишь темневшую вдали фигуру. Это человек? Или ему показалось и это просто куст?
Мелькнула тень. Беглецы закружились, пытаясь понять, что происходит. Шаман выставил перед собой палку, шепча какие-то заклятия; отшельник стискивал рукоять топора, напряженно всматриваясь в ночной полумрак.
Оглушительно захлопал плащ, и в нескольких шагах перед ними материализовалась фигура человека, закутанного в плащ с глубоким капюшоном. Человек поднял руку, и беглецы ощутили, как кто-то невидимый сжимает им горло.
Они упали, мучительно хватая ртом воздух. «Ну! — в отчаянии подумал Иван. — Я должен спастись!» Посмотрел на руки. Свечения не было. Или ему показалось? Он уже плохо видел, плохо соображал.
Он падал. Падал.
Какой-то человек кружится, точно раненный зверь, загребая руками снег. Как странно, ведь это он и есть. Что он делает?
Он всё глядел на расплывчатое пятно на бледном снегу, и слушал свои же вопли с презрением. Его разбирал смех. Глупец.
Ты глупец, человек!
Лица коснулось дыхание пламени. Пламя подчинялось его воле, следовало движению его ладоней. А дальше отшельник без сил упал на спину и увидел висящий над землей огненный шар. Следом раздался вопль, или, скорее, рев. Нечеловеческий. Как будто что-то рвется. С неистовым напряжением. До боли в ушах. Иван оторопело смотрел на ревущий огонь, охвативший деревянное перекрестье.
Как только перекрестье (где он это видел?) сгорело, Ивана тут же скрутила судорога. Он потерял сознание.
Придя в себя, отшельник обнаружил Баита — шаман тихо говорил, точно боясь разбудить:
— Ты слышишь меня, Иван? Ты понимаешь, что я говорю?
— Да, — отозвался отшельник. — Что это было? Рех? Фантом?
— Не знаю.
— Что произошло?
— Потом расскажу. Бежим скорее.
Когда они достигли леса, Иван попросил шамана остановиться.
— Постой, подожди! — взмолился он, прислонившись к стволу дерева. Он плохо видел шамана, лишь неясные очертания, но ему показалось, что тот смотрит на него с неподдельным ужасом. Где-то далеко светила луна, еле выглядывая из-за горной цепи. — Подожди, — повторил он. — Устал, мочи нет. Ноги не держат. Знаю, он недалеко. Но…
— Что но?
— Немогу сказать почему, но… уверен, мы пересекли черту. Но при этом мы наткнулись на ловушку. Тот… идол, то перекрестье, что я спалил. Помнишь? Это была ловушка.
— Чья ловушка? Откуда ты знаешь?
— Не могу объяснить. Не знаю. Но это точно не рех. Рех остался позади. Скорее всего с ним покончено. Он превратится в сгусток магии. Обычной архаичной магии.
— А ловушка откуда?
— Скорее всего от того, кто послал сюда Олеарда.
— Эй, Беркут! — послышался позади них голос. — Беркут! Я к тебе обращаюсь!
Иван обернулся. За ручьем, протекающим вдоль леса, стоял призрак. Человек в рясе. С капюшоном.
— Ты победил, Беркут! Пока победил. Но мы еще встретимся. Запомни меня, Беркут! Я, камилл Рогволод, всегда держу слово!