Угрюмое серое небо озарили багровые вспышки — отсвет многочисленных пожарищ. Толстяк Эндр тяжело вздохнул, взглянув вниз, на обширную равнину. Он находился у зубчатой стены, наверху сторожевой башни.
Горит Тарск, как горели до этого Лаку́сса, Длань, Кроко́та. Вся Анната объята пламенем — еще вчера мощнейшая держава, а сегодня…
А сегодня ее втаптывают в грязь нелюди, или, иначе, име́ры. И их верные псы — дикие племена севера. Остатки разбитой у Тарска армии короля Канга рассеялись по разоренной стране. Те из них, кто добрался до столицы, еще надеясь дать отпор захватчикам, рассказывали, что нелюдей ведет некто Асса́дха. И все народы, разбросанные по ледяным пустошам — биммы, добеи, вореи — присягнули ему на верность.
Аннаты не понимали, как северяне могли преклонить колено перед презренным имером. Даже сейчас, когда дыхание смерти коснулось каждого, местные самозабвенно рассуждали о грязных безмозглых дикарях, которых таинственный народ, века скрывавшийся в труднодоступных ледяных пустошах, прикормил, точно они и в самом деле были всего лишь животными. Неблагодарные! вздыхали приспешники короля. Как есть собаки! негодует чернь.
Но Эндр понимал, в чем дело. Иноземец всегда быстрее ухватывает суть. А суть в том, что аннаты веками гнобили непокорных северян. Истребляли, облагали непомерной данью, угоняли в рабство, насаждали культ церкви Предвечного, а после Проклятой Ночи — маниакально уничтожали любое проявление магии. Преследованию подверглась даже такая архаичная и сомнительная магия, как шаманизм.
Настал час расплаты.
Ассадха… знать бы, кто это такой…
И вот, полчища этого загадочного властителя уже здесь — у стен Басили́та, столицы Аннаты.
— Мы должны выстоять, — бубнил князь Анастасий, главный советник короля Канга Мстителя. Вернее, бывший советник. Потому что король умер. Пал в бою под Тарском. Его изрубленное тело лежит сейчас на мраморном постаменте в тронном зале, накрытое королевским стягом. Над телом рыдают молодая жена, пятая по счету, дочь, сын, приближенные, знать, — куча прихлебателей и лизоблюдов.
И только Анастасий, человек, которого Эндр терпеть не мог — такой же толстый, как и он, но при этом рыхлый, сладко пахнущий, прилизанный, — стоял на сторожевой башне вглядываясь в медленно чернеющий горизонт. Ветер трепал его жидкие седеющие волосы.
— Мы должны, мы должны… — повторял он без конца. — Мы должны собраться, дать отпор. На кону ведь всё. Наши жизни, родина…
— Заткнись, — бросил Эндр.
— Простите… что вы сказали?
— Я сказал заткнись. Не тошни и так блевать хочется.
Эндр с невыразимым презрением оглядел князя. «А ведь этому выскочке всего-то тридцать пять лет, или что-то около того», — подумал он. Внезапно ему захотелось уйти отсюда, но прежде отвесить этому розовощекому борову хорошего пинка. Уйти в любимую таверну «Однорогий лось», выпить там кислого пивка — у старого подлеца Матвея иного не бывает, — и порубиться в кости со своими боевыми товарищами: чертовым занудой Мёдом, брюзгой и чистоплюем Бедда́хом, кобелем и похабником Тимьяном, загадочными братьями Калла́дом и Арке́рой, болтуном Киром Ослепительным (а он требовал называть его только так и не иначе) и конечно же его, толстяка, большим другом Ве́ргой — парнем, знающим толк во всем, что касается войны и оружия.
И что он здесь делает?
— А что ты здесь делаешь, а? — неожиданно для себя поинтересовался Эндр у князя. — Чего сюда припёрся?
Анастасий испуганно захлопал глазами. Странно, наверное, было видеть их вместе — высокого благообразного сановника с длинной раздваивающейся бородой и мечом, ржавеющим в инкрустированных драгоценностями ножнах, и рыжебородого кривоногого коротышку-плебея в латанной-перелатанной кольчуге и кривым косарем за поясом.
— Оцениваешь ситуацию, советник? — продолжал Эндр. — Знаю я тебя, козел бородатый. Сейчас ты пойдешь туда, где лежит этот ублюдок, накрытый тряпкой, и произнесешь пламенную речь, которую ты в данный момент так старательно выдумываешь. Так, или нет?
Анастасий так изумился, что не нашелся, что ответить.
— Ты прав, — вздохнув, добавил Эндр. — Аннатам грозит гибель. Но даже сейчас ты, и такие как ты, думаете лишь о себе. Власти захотелось, да?
— Э… вы не правы, друнгарий Эндрат Поморник.
— Брось. Я уже сорок лет живу не свете, участвовал в нескольких десятках сражений, так что ты мне голову-то не морочь. Посмотри-ка лучше туда — видишь вон те черные точки? Это, дружочек мой, не люди, и не звери, это — имеры. И они сожрут нас с потрохами. Вот к чему привел вас Канг — бестолочь, редкостная взбалмошная бестолочь! Съешьте!
— Не понял?
— Съешьте, говорю! Вот то, что выросло на вашем огороде! Избавились от магов? Выкорчевали вредную поросль? Съешьте!
Эндр смачно плюнул Анастасию в ноги, развернулся и пошел прочь, но у лестницы остановился и обернулся.
— Знаешь что, советник? — сказал он задумчиво. — Расскажу-ка я тебе напоследок одну байку, которую мне на днях поведал мой приятель Мёд. Однажды один король решил избавиться от воробьев. Велел их всех уничтожить — дескать, вредные, бесполезные птицы. И знаешь, к чему это привело?
— Знаю, — мрачно ответил Анастасий. — В стране расплодились насекомые, что привело к гибели урожая, голоду и…
Эндр удовлетворенно кивнул и начал спускаться.
— Спасибо за совет! — вдруг крикнул ему вслед князь Анастасий, бывший советник короля-мстителя, но толстяк Эндр, наемник, его не услышал.
Над городом раздавался колокольный звон. Заунывный, монотонный, гулкий звон. Не прекращаясь ни на минуту, он нёс над Басилитом свою скорбную песнь, заглушая порой гул многочисленных голосов, скрип телег, грохот молотов о наковальни, лязг железа, ржание коней, резкие выкрики командиров.
Древняя твердыня канувших в небытие королей Аруты — до сих пор никем не покоренная — готовилась к осаде. Полчища Ассадхи уже стояли под её стенами.
Над городом раздавался колокольный звон, возвещая о скорой битве. Скорей всего, последней для Аннаты — горделивой империи, когда-то владевшей всей цивилизованной Арахной.
Каллад с раздражением посмотрел в сторону храма и подумал, что за кретин с такой идиотской настойчивостью трезвонит в колокол? Целый день — с раннего утра. Кому это надо? Он посмотрел на полуденное солнце, вернее на желтое пятно, красующееся в центре затянутого мертвой свинцовой пеленой неба. Сейчас ему казалось, что он никогда не видел голубого неба. Что здесь всегда царила осень. Ерунда, конечно, но всё же…
Ведь он родился тридцать лет назад, наутро после Проклятой Ночи.
Каллад поёжился. Говорят там, за их спинами, в Аруте, еще страшнее. Там нет даже такого скудного солнца. Там только тьма.
Тьма и всё что она в себе таит — излюбленная тема солдатских баек. За годы небылицы так тесно переплелись с реальностью, что уже отличить ложь от правды. Разве что самому там побывать. Каллад мрачно усмехнулся. Если Басилит падет, то людям — тем, кто уцелеет, — придётся отправиться туда. Иного выхода нет.
Если, конечно, их пропустят через кордон.
Колокольный звон прекратился. Но спустя пару минут возобновился, только на этот раз в более медленном темпе.
— Уже хоронят нас, — сплюнул Аркера. — Паскуды.
Каллад посмотрел на него и снова усмехнулся.
— Думаешь, звонарь устал? — Аркера-Лучник понимал его без слов. Это была необыкновенная, или, как говорил Эндр, магическая связь. Можно сказать, Аркера слышал мыслисвоего сводного брата. У них была одна мать и разные отцы. Отца Каллада — сельского знахаря — повесили на его же глазах за колдовство, после чего он — мальчишка пяти лет — онемел. Отца Аркеры Каллад до смерти забил мотыгой, после того как тот спьяну избил мать. Ему было двенадцать. Год спустя мать стала шлюхой и в один прекрасный момент изгнала их из дому.
Интересно, что же с ней сталось? Она жива? Вряд ли. Шлюхи, как правило, долго не живут.
— Точно устал, — отозвался прислушивающийся Беддах. — Отдохнул бы, бедолага.
Вся шестерка друнга Эндра сидела на парапете крепостной стены — так называемом боевом ходу. Тимьян дремал, или делал вид, что дремал — он всегда подчеркнуто наплевательски относился ко всему. Даже к женщинам — грубил им, зубоскалил, и это, что удивительно, приводило их в восторг. Но вообще-то Каллад сильно сомневался, что хоть одна по-настоящему приличная женщина обратит на него внимание. Беддах чистил и смазывал свой арбалет — он редко занимался чем-то другим. Мёд думал о чём-то — Каллад знал, что через какое-то время он непременно что-нибудь скажет. Что-нибудь умное. Любит, сукин сын, поумничать. Верга с Эндром отсутствовали, а Кир, высунувшись в просвет между зубцами, глядел на равнину перед крепостью.
Басилит славился неприступностью благодаря крайне выгодному, с фортификационной точки зрения, расположению. Город находился в ущелье, прорезавшей горный хребет — Собачью Цепь. Вдоль Собачьей Цепи протекала речка Стремнинка, омывавшая стены крепости. Улицы города, раскинувшегося на склонах прилегающих гор, стекались к главной артерии крепости — королевскому проспекту. Начинаясь от северных ворот, проспект вёл прямо к площади перед эффектным королевским дворцом, находившимся на вершине Белой — к резиденции королей вела широкая лестница, опоясывавшая гору. Кроме как через Басилит, войти в Аруту больше неоткуда. Существовало, конечно, множество горных троп, но вряд ли по ним можно было провести многотысячную армию.
Ассадхе предстояло выполнить, прямо скажем, непростую задачу: преодолеть не самую глубокую, но быструю и шумную Стремнинку, шириной в десять, а то и более саженей в самом узком участке — как раз перед воротами; снести массивную кованую решетку и обшитые стальными листами ворота, изготовленные из особо прочного ледяного дерева, растущего только на островах на крайнем севере, или забраться на высокуюкрепостную стену, построенную по всем правилам военного искусства — со сторожевыми башнями, варницамии двумя бастионами, врезанными в скалы. На бастионах находились так называемые «лапы» — громадные метательные машины. «Лапы» стояли на специальных круглых постаментах — тарелках, представлявших собой нечто вроде огромных кабестанов. Благодаря этому с десяток крепких мужчин по усмотрению командующего могли развернуть машины — радиус стрельбы существенно расширялся. За крепостной стеной имелась еще одна — внутренняя, чуть пониже внешней.
К тому же у Басилита вместо обычного навесного моста существовал так называемый «язык» — понтонный мост — два массивных деревянных блока, скрепленных железными крюками. «Язык» вытягивался из воротного проезда, где он обычно лежал, наворачиванием цепей, проложенных по дну реки на барабаны на противоположном берегу. Чтобы мост не сносило течением, один конец цеписо стороны крепости фиксировался крюками, продетыми в кольца, вмурованные в стены; с другой стороны цепьстопорилась специальными клиньями. На всё про всё у мостовой бригады уходило до получаса.
Однако страх перед имерами был настолько велик, что горожане сильно сомневались в успехе обороны — впереди был многочисленный и безжалостный враг, позади выжженная мертвая Арута, край ночи, монстров и пепла.
А запасов продовольствия, по слухам, хватит максимум на пару месяцев.
— Эх, а народу-то, — протянул Кир Ослепительный. — Кошмар. Откуда столько народу-то? Земли не видать…
— Ждёшь, когда кто-нибудь пустит тебе болт в лоб? — ехидно поинтересовался Тимьян. Он частенько подшучивал над этим щеголем. Чего тот вполне заслуживал.
Кир повернулся к нему.
— А там и некому.
— Чего «некому»? — фыркнул Тимьян. — Изъясняйся понятнее, задница.
Кир терпеливо вздохнул и сказал:
— Там варвары с севера. У них кроме топоров ничего нет. А те палки с веревками луками назвать можно с большим трудом. Верно, Лучник?
— Верно, — подтвердил Аркера. — Ихними дубинами только кур убивать.
— А вот интересно, — Кир почесал щеку, — почему же одни дикари-то? Добеи, биммы, кто там еще? Дикари, одним словом. А где ж имеры? Хотелось бы взглянуть на них, хоть глазком.
— Это будет последним, что ты увидишь в своей никчемной жизни, Ослепительный, — прозвучал зычный голос Эндра.
— Ого, вот и командир, — сказал Тимьян и потянулся. — А где твой дружок?
— Пошел куда-то. По делу. Вечно его куда-то несет. Тут с минуту на минуту сеча начнётся, а он…
— Правильно делает, — сказал вдруг Мёд. Он скрестил руки на груди и высокомерно — был у него такой грешок — взглянул на толстяка. — Ты куда торопишься? Сдохнуть мы всегда успеем.
— Умно, — кивнул Эндр, коротко рассмеялся и повторил: — Умно. А может, и правда лучше поскорее покинуть этот сраный мир? — Эндр мотнул головой в сторону храма, где вот уже часов семь трудился неутомимый звонарь. — В ином, наверное, веселей? А, братцы?
— Один калека мне сказал как-то, — изрек Мёд с глубокомысленным видом, — что несмотря на все ограничения, наложенные на него богом, жизнь таит в себе много возможностей, которыми грех не воспользоваться.
Эндр снова кивнул.
— Умно. Ничего не скажешь, умно. В общем, пошел ты к чертям собачьим, Мёд. Не морочь мне голову. Мне ее и так уже сегодня основательно помучили.
— Чего там, наверху? — поинтересовался Аркера.
— Ничего хорошего, — ответил Эндр. — Грызня. И похоже, Анастасий берет вверх. Кипр теряет сторонников.
— Что ж тут удивительного, — сказал Аркера. — Кипр хочет сдать город.
— Не совсем так, — буркнул Эндр, посмотрев на равнину. — Он хочет… как это… евакуировать принца и принцессу. Сберечь королевскую семью — вот что старый хрыч болтает. Это, дескать, даст народу надежду. Но вообще-то он задротыш. Поэтому его и не любят.
— Анастасий не лучше, — сказал Тимьян, не открывая глаз.
— Анастасий говорит хорошо, — сказал Эндр. — Даже слишком. Строит из себя… чучело соломенное. Дадим бой, ляжем костьми и всё в таком же духе. Сплошная истерика. Как раз то, что нравится толпе. Ну их, не хочу даже вспоминать это сборище идиотов.
— Ну, — задумчиво произнес Мёд, — говоря такое, он сильно рискует. В случае неудачи народ его первого и обвинит.
— И пусть, — сказал Тимьян. — Нам-то что?
— А неудача будет, — вздохнул Беддах. — У них маги…
— Не брюзжи! — сказал Эндр.
— Пораженчеством охвачен весь город, — сказал Мёд. Чертов умник, подумал Каллад. Иногда он доводит до бешенства. А всё потому что у него нет меры. Всё хорошо в меру — и глупости и остальное. — Тарск, Крокота тоже считались неприступными, но пали за…
— Хватит, Мёд, а? — прервал его Аркера, как всегда безошибочно почувствовавший настроение брата. — Лучше бы ты байку какую нам рассказал что ли.
— Я тебе что, скоморох?
— Эй, посмотрите-ка сюда, — сказал вдруг Кир.
Все вскочили и посмотрели на равнину. Множество человек подкатили к берегу около сорока здоровенных камнеметов. За ними пять крепких коней и две дюжины человек толкали странное сооружение на колесах, похожее на длинную хижину с двускатной крышей, покрытой листовым металлом, и необычными, клиновидными железными воротами. Еще дальше, за плотным строем воинов виднелись осадные башни — туры — покрытые сырыми воловьими шкурами. Кроме того, Каллад разглядел множество квадратных деревянных сооружений помельче, и тоже на колесах.
Эндр недоверчиво понаблюдал за действиями неприятеля и с видом знатока сказал:
— И чего ты удивляешься? Камнеметы не видел?
— Сразу так много?
— Н-да, жару нам, чую, зададут.
— Ладно, это понятно — камнеметы, мать их. Но что это за чудище они волокут? Что за орудие? В первый раз вижу. Домина какая-то. Может, какая магическая штуковина?
— А шут его знает…
— Магическая штуковина у меня в штанах, — сказал Тимьян, заглянув между зубцами. — И больше ни у кого. А это домина, задница, зовется «черепахой», а в ней скрыт таран. Они переправят ее через Стремнинку, закрепят с помощью тросов, чтобы течением не сносило, подкатят к воротам и станут долбить.
— Еще раз назовёшь меня задницей, паскуда, и я твою магическую штуковину заткну тебе прямо в глотку!
— А ну закройте рты, придурки! — рявкнул Эндр и задумчиво пригладив бороду, произнес: — Так, я кажется понимаю. Прикрылись железной крышей, значит. Чтоб смолой не обжечься. Умно. Только я не пойму, зачем им туры? Они что, прямо в реку с ими зайдут?
— Не знаю, — буркнул Тимьян.
— Таран, — хмыкнул Беддах. — Это было б полбеды, ежели б таран. А вдруг там ихние маги? А? Станут колдовать…
— Да ну тебя, пердун, — фыркнул Тимьян. — Там «журавль» — подвесной таран. Сколько лет живешь на свете и не знаешь ничего.
— Не знаю и знать не хочу, — надулся Беддах. — Это ты у нас любишь шептаться с Вергой, а после выпендриваться.
— А там, — Аркера указал на замеченные его братом передвижные квадраты, — камнеметы, только помельче?
Тимьян прищурился.
— Нет, — сказал он наконец. — Не знаю. Похоже на крытые повозки. Может, там буравы — для разрушения стен, или это просто прикрытия для проведения каких-нибудь работ. Например, для засыпки… — Тут Тимьян взглянул на реку и хмыкнул.
— Для засыпки реки ты хотел сказать? — насмешливо поинтересовался Мёд. — Ну, речку-то им не запрудить. Это ж безумие.
— Ну его на хрен, — огрызнулся Тимьян. — Придет Верга, спрашивайте у него.
— Так, — хмуро сказал Эндр. — Хватит болтать. Кажись, сейчас начнется. Прячемся что ли, братцы? Как бы нам бошки не поотрывало.
Над городом раздавался колокольный звон. И неожиданно он вызвал у Каллада щемящее чувство тоски. Как будто вскоре придется с чем-то расстаться. С чем-то дорогим. Вот только с чем? Чего у него есть такого? Кроме Аркеры и боевого братства?