Холода отступили, и все дороги опять размокли. Над Вороньей горой навис мутный, бледно-желтый солнечный диск. Он холодно отражался во фьорде, в тысяче волн, в ледниках — на вершинах, в водопадах, в расселинах, в ледяных сосульках, свисавших с искривленных сосен, и на крутых склонах горы, в стеклах фабрики — во всех явлениях и вещах, какие только могут улавливать свет.
Снегу в этом году было много, тяжелый и глубокий, он лежал на всех полях, а на крышах домов блестели роскошные снежные шапки. А когда вокруг труб, где было тепло, снег таял, весь сугроб медленно съезжал вниз и нависал над окнами. Нильсу с трудом удавалось открыть раму, когда надо было проветрить комнату.
Сегодня у Нильса было задание: спуститься вниз, на станцию, и купить в лавке продукты. У него был с собой список всего, что ему нужно, и рюкзак, чтобы сложить туда покупки. Он стоя ожидая своей очереди. Продавщицы громоздили на прилавке огромные штабеля маргарина, муки, соли, лука, колбасы, уксуса и спичек. Сколько всего нужно людям! И кого только не было в очереди! Женщины с авоськами и маленькими детьми, которые все время совали свой нос за прилавок; молодые женщины с грудными детьми в колясках; целая толпа мальчишек-подростков и двое-трое взрослых парней — все, сидя или стоя, дожидались своей очереди. Пол был мокрый, и всякий раз, когда, звеня колокольчиком открывались двери, в лавку врывался холодный порыв ветра. Но в лавке было весело, люди — по-субботнему благодушны, завтра и предстоял свободный день, по радио — трансляция первенства по бегу на коньках. Суббота — прекрасный день, когда можно радоваться завтрашнему воскресенью!
И вот тут фру Грютте воскликнула, что потеряла банкнот в десять крон. Она стояла в очереди перед Нильсом, он с нетерпением дожидался, когда она наконец покончит с покупками. Вначале она купила мясной фарш для запеканки, но когда дам стоявшая рядом с фру Грютте, дала ей новый рецепт приготовления мороженой рыбы, фру Грютте захотела купить рыбу и вынула фарш из пакета. Но так как в лавке не было именно того сорта мороженой рыбы, который дама, стоявшая рядом с фру Грютте, считала лучшим, продавщица снова положила фарш в пакет. Под конец фру Грютте заплатила за покупки и собралась было идти, f тут ей пришло в голову, что хорошо бы купить еще дрожжи и четверть килограмма изюма без косточек и, быть может, килограмм пшеничной муки. Она собиралась печь рождественский торт и никак не могла вспомнить, есть ли у нее дома мука.
И вот тут-то она и хватилась десятикроновой бумажки.
— Посмотрите, фрёкен, — счет был на 32 кроны и несколько эре, а я отдала вам банкноту в пятьдесят крон, помните? Загляните в мой кошелек!
Фру Грютте открыла кошелек как немого свидетеля.
— Странно, — удивилась продавщица. — Я абсолютно уверен что вы правильно получили сдачу.
— У меня здесь одна десятикроновая бумажка, — сказала фру Грютте, открыв кошелек и заглянув в него. — А должно быть две.
— Тогда она просто упала, — сказала продавщица и, перегнувшись через прилавок, посмотрела на пол. — Не могла же она исчезнуть.
— Ничего более удивительного я в жизни не видела! А, так это Нильс стоит за мной! — многозначительно воскликнула фру Грютте.
Наступила мертвая тишина, и Нильс почувствовал, что краснеет.
— Что случилось? — спросил Хеллемюр, хозяин лавки, который обычно находился там, где продавали ткани.
— Десять крон исчезли и…
Продавщица переводила взгляд с фру Грютте на Нильса и снова на Хеллемюра. Хеллемюр перегнулся через прилавок и посмотрел на грязный пол.
— Не видел я никакой десятикроновой бумажки, — сказал Нильс и не узнал своего голоса. Он огляделся, будто искал защиты, но в лавке было совсем тихо, все смотрели на него и фру Грютте.
— Воровство — страшное дело, — негромко произнес один из горожан. — Нельзя даже допускать такую дурную мысль.
Нильс обернулся. Это говорил маленький лысый человечек без возраста, бледный и серьезный, с маленькими пухлыми ручками.
— Понимаешь, этот Нильс уже был замешан в таком деле раньше, — сказал один из подростков, держа руки в карманах брюк.
— Не ври! — сердито воскликнул Нильс.
В лавке шла невидимая борьба: кто из них прав — он или фру Грютте?
— Не надо примешивать к воровству еще и лживость, — поучительно сказал серьезный человечек. — Подростки ведут себя просто странно! Даже ужасно! Должно быть, они из неблагополучных семейств.
Встретившись глазами с Нильсом, он дружелюбно кивнул головой.
— Отношение к юношеским преступлениям теперь не очень жесткое. Их называют мальчишескими шалостями! Добрая старомодная строгость могла бы спасти многих мальчиков, ступивших на ложный путь!
— Ты… ты… ах ты… подхалим! — закричал Нильс.
Дружелюбный мужчина тут же утратил всю свою благостность. Он словно скинул маску и внезапно из благодушного превратился совершенно в другого человека, хищного и опасного.
— Этому надо положить конец! Иди сюда, мальчик! — позвал его Хеллемюр. — Идем ко мне в контору, мы обыщем тебя!
— Нет! — воскликнул Нильс.
— Мы заставим тебя силой, если не пойдешь по-хорошему! — пригрозил Хеллемюр, ударив кулаком по прилавку.
Это, конечно, причинило ему боль, и он разозлился еще больше.
— Пойдешь ко мне в контору или тебя отведут к ленсману! — закричал он, потирая ушибленную ладонь.
«Паук, — подумал Нильс. — Вот ты и стоишь перед Пауком! Ты должен быть спокоен и хладнокровен и не давать волю своей злобе. И не должен произносить слов, в которых после раскаешься!»
— Пусть будет ленсман! — сказал Нильс. — Существует же закон в этой стране!
— К тому же он еще и дерзкий, — заметила продавщица.
— У меня было 50 крон, — снова стала рассказывать фру Грютте, — и я оплатила счет в 32 кроны и несколько эре. А теперь у меня осталось всего лишь несколько крон и одна десятикроновая бумажка, а их должно быть две!
— Да нет, — возразила продавщица. — Извините… В таком случае у вас, фру Грютте, должна остаться всего одна десятикроновая бумажка.
— Пятьдесят, от них отнять тридцать две… — произнесла фру Грютте и вдруг покраснела. — Да, подумать только, извини, это я ошиблась. Теперь все выяснилось, все в порядке.
Люди заулыбались, заговорили. Какой-то мальчишеский голос спросил, кто кого поведет к ленсману: Хеллемюр Нильса или, быть может, Нильс хочет отвести к ленсману Хеллемюра?
— На этот раз ты не виноват, — сказала фру Грютте, погладив Нильса по голове.
— Хватит! — разозлился Хеллемюр. — Ты заслужил трепку за свою дерзость.
Но Нильс понимал, что он победил, что все мальчишки считают фру Грютте дурой, а Хеллемюра болваном, так что все теперь хорошо. Нильса обслужили, он оплатил покупки и ушел. Солнце село, веселый ветерок над фьордом стих. Незнакомый святоша из лавки стоял за дверью, ожидая его, а потом пошел следом за ним по дороге.
— Ты обозвал меня скверным словом, — сказал он. — Кто-нибудь называл меня так? Ты где-нибудь слышал эту кличку?
— Нет, — ответил Нильс, пытаясь вспомнить, что он сказал, — «Подлиза» или какое-то другое слово? Прошу извинить, если я был груб. Понимаешь, я сильно разозлился!
— У кого совесть чиста, не должен злиться, — сказал человек. — Вообще-то я хотел бы, чтоб мы стали друзьями, я люблю ребят, которым приходится нелегко.
— Спасибо. До свидания! — попрощался Нильс.
— Всего доброго, мой юный друг, — сказал Подхалим.
Он стоял, глядя вслед Нильсу, и ему казалось странным, что мальчик случайно назвал его старую кличку, хотя только впервые увидел его. Скорее всего, это просто совпадение. Ведь здесь никто его не знает.
Подхалим направился по проселочной дороге, подальше от Уры, в сторону, города.
Почти все поля там были покрыты слоем снега в человеческий рост вышиной. Подхалим только что был выпущен на свободу, он отбыл срок наказания, да еще ему немного скостили за примерное поведение. У Расмуса срок был больше, он не выйдет из тюрьмы раньше Пасхи.
Прекрасно, прекрасно, пусть Расмус сидит там, где сидит. Подхалима ничуть не беспокоит, если Расмус просидит до самого лета. Самое главное — найти деньги, и потому Подхалим подумал, что лучше всего ему прогуляться наверх в Уру и вырыть деньги.
Под глубоким, в несколько метров толщиной, снежным покровом найти бочата было невозможно. Даже если бы Подхалим совершенно точно знал, где лежат бочата, он не осмелился бы пробираться в глубоких сугробах, чтобы выкопать деньги. Люди могли бы спросить, что ему тут надо.
Ничего другого не оставалось, только ждать, когда придет весна и растает снег. Но к Пасхе явится Расмус, и кто его знает, что может придумать этот человек. У него хватит наглости самому вырыть деньги. Но как бы там ни было, а пока ему остается лишь заниматься скучной работой, которую он получил на фабрике, да следить за пассажирами, прибывающими поездом и автобусом, да ждать весны.
Неожиданно его внимание привлекла дама, пожилая дама. Подхалим поразмыслил, не следует ли ему взять на себя труд познакомиться с ней. Частенько важно поговорить с какой-нибудь пожилой дамой, в особенности незамужней.
— Извините, — сказал Подхалим, приподнимая шляпу. В этот самый миг ему явственно показалось, что он уже видел ее и что с этим воспоминанием связано что-то неприятное.
— Да? В чем дело? — спросила тетя Бетти.
— Вы — местная? — спросил Подхалим. — Я ищу человека по фамилии Рольстад.
— Нет, к сожалению, эту фамилию я совершенно точно не знаю.
Подхалим пошел рядом с ней.
— Это человек, который чрезвычайно интересуется движением в пользу трезвости.
Обычно он пользовался именно этим приемом, чтобы выяснить, чем интересуется одинокая дама, так легче было подружиться.
— Так вы, Йенсен, интересуетесь теперь движением в пользу трезвости? — спросила идущая рядом с ним маленькая, склонная к полноте дама. — Это — хорошо!
Подхалим чуть не сел от удивления. Но тут же вспомнил о Она была членом суда, когда его судили! Он быстро овладел собой.
— Да, к счастью, у меня появились новые, благородные интересы и я вступил на путь строгого исполнения долга.
— Приятно слышать, — сказала маленькая дама. — Рада вас приветствовать!
«Рада приветствовать!» — передразнил Подхалим. — Ну и угораздило же его встретить эту даму. Возможно, она сразу и забудет о нем, но эта встреча ему вовсе не понравилась.
Наверняка она видела его в тот момент, когда он снова встретил Омара! Правда, народу на остановке было много, так что нельзя сказать с точностью, что она заметила Омара, который вышел из автобуса. Хотя он, этот идиот, вел себя довольно глупо!
— Милый, старый Пер! — сказал Омар. — Ты даже не знаешь, как я рад снова встретиться с тобой. Ты мог бы, во всяком случае, наведаться к старому другу и поздороваться с ним, прежде чем отправиться сюда!
— Ты страшно назойлив! — сказал Подхалим.
— Как ты можешь говорить такое старому боевому товарищу! — упрекнул его Омар.
Но тетя Бетти слышала их разговор. «Фу, надо же, эти подозрительные прежние дружки вынырнули здесь, чтобы свести с пути истинного Йенсена, который исправился, стал хорошим человеком, трезвенником и прочее!..»— подумала она.