Среди ночи Силас проснулся от ощущения, что где-то рядом что-то шевелится. «Ерунда, — подумал он, — наверно, это кошка подкарауливает мышь». Сначала этот слабый шум слышался у приставной лесенки, стоявшей внизу в хлеву, где содержалась кое-какая скотина рыбака, потом приблизился.
Мальчик лежал, прислушиваясь.
«Нет, это вроде бы не кошка, скорее человек, но зачем ему ходить крадучись среди ночи в кромешной тьме?» Силас лежал, не шевелясь. «Но раз я ничего не вижу, стало быть и тому, кто тут ходит, тоже ничего не разглядеть», — подумал он. Ему казалось, что он слышит чье-то тяжелое дыхание. Неужто это Мария? Может, слепые нюхом находят то, что им надо? Ведь она удрала из дому вечером, когда он предложил продать ее.
Верно, она ищет место, где ей переночевать, откуда ей знать, что он здесь спит. Да ей и не найти его здесь.
Но вот она дотронулась до него.
Силас лежал, не шелохнувшись, делая вид, что спит… ни к чему ее пугать. Против ожидания, она не отдернула руку, а начала шарить ощупью от его колена к груди. Прикосновения ее были такими легкими, что он бы ничего не почувствовал, если бы спал. Рука ее нашарила его рубашку, остановилась, наткнувшись на конец флейты, торчавший из-за пояса, потрогала его. Может, она хочет украсть флейту?
Силас насторожился. Неужто она знает, что такое флейта? Неужто поняла, что он на ней играл в кладовке? Рука замерла, потом пальцы стали с любопытством ощупывать мундштук, ухватили его, потянули.
Тут Силас с силой схватил ее за запястье, Мария в страхе закричала, откинулась назад на сено и вырвалась.
— Воровка! — проворчал мальчик ей вслед, и она кубарем скатилась по лестнице вниз. Он засмеялся. До чего же она испугалась, больше не полезет. Успокоившись, он повернулся на бок и тут же заснул.
Рано утром его разбудила хозяйская лошадь, бившая нетерпеливо копытами в пол. Больше никаких звуков слышно не было, наверняка все еще спали. Но на дворе уже светило солнце. Его косые лучи проникали сквозь щели, и на сеновале стало почти светло.
Хозяйская лошадь внизу под ним так грохотала, словно хотела что-то от него. Поди, трусливая кляча, дряхлый, понурый одер, у которого бабки скрипят, стоит ей сделать шаг. Откуда такой семье взять стоящую лошадь?
Он сел и лениво потянулся.
Рядом с ним на сене лежал нож с длинным лезвием. Силас тупо уставился на него — нашли место, куда класть нож! Ведь он мог лечь на него. И тут он вдруг вспомнил, что это тот самый нож, который накануне вечером рыбак предлагал ему проглотить. Как он сюда попал? Неужто это… Мария? Значит, она пришла сюда ночью с ножом? При этой мысли по спине у Силаса пробежал холодок.
Стало быть, это она. Больше некому. Значит, она хотела убить его. Очень просто, вонзить в него нож или перерезать горло, пока он спал.
Ее рука дотянулась лишь до флейты.
«Это из-за того, что я предложил продать ее шпагоглотателю?» — проносились мысли у него в голове.
Он представил себе, что мог бы сейчас лежать здесь мертвый, и по спине у него побежали мурашки, он невольно огляделся по сторонам: не подкарауливает ли его кто опять. Подумать только, она сидела здесь в темноте, держа нож наготове, и шарила рукой по его телу, думая, что он спит…
Его спасла флейта.
Окончательно очнувшись от сна, он смотрел на нож широко раскрытыми глазами, потом осторожно взял его в руки. Какие превращения испытал этот нож! Вчера это был мирный хлеборез, лежавший на столе. Сегодня он стал кровожадным. Вчера рыбак велел Силасу проглотить этот нож. А ночью Мария, придя сюда, хотела перерезать им его горло. Ему ничего не оставалось, как взять себе этот нож, чтобы больше не подвергаться опасности.
Он решительным жестом засунул нож за пояс и спустился поглядеть на лошадь рыбака. Она оказалась вовсе не такой клячей, какой он ее себе представлял. Лошадь была небольшая, неопределенного темного цвета, с длинной челкой, падающей на глаза. Видно, резвая лошадка. Когда он спустился к ней, она замотала головой и захрапела. Силас подошел к яслям, чтобы почесать ей морду, но лошадь оскалила желтые зубы и потянулась к его пальцам, словно это были морковины.
— Полегче, старина, — ласково сказал Силас и взял лошадь за недоуздок, чтобы лучше рассмотреть ее зубы. Похоже было, что лошадь еще молодая и не знает, как вести себя в подобных случаях. Он с трудом заставил ее разинуть пасть, но ничего не увидел, потому что в ту же секунду горячая вонь гнилой рыбы обдала ему лицо.
— Фу! — вскрикнул мальчик и тут же отпустил недоуздок.
Они наверняка кормили ее рыбными отбросами, бедная лошадь
только ими и питалась. Он понял, отчего коняга была такая беспокойная. Верно, в брюхе у нее крутился целый фейерверк.
И тут дверь в хлев отворила хозяйка.
— Ты заходил ночью в кухню? — спросила она.
Силас покачал головой.
— У меня нож пропал, хлеб нечем резать.
— А откуда мне знать, куда подевался твой нож? — Силас пристально посмотрел на нее.
— Да вот он, у тебя, — она показала на нож, заткнутый у него за ремень.
— Это вовсе не тот, его мне дала Мария.
— Ты сам его взял, — разозлилась она, — с какой это стати Марии давать тебе нож?
Силас пожал плечами.
— Она залезала ко мне наверх сегодня ночью.
— Ах ты враль окаянный! — закричала хозяйка. — Давай сюда нож.
Она шагнула было к яслям, где он стоял, но мальчику не хотелось еще раз испытать на своей шее силу ее железных пальцев.
— Стой где стоишь, — громко сказал он, приставляя лезвие ножа к горлу лошади, — подойдешь ближе, я проколю дырку в твоей кляче.
Не в силах произнести ни слова, женщина замерла на месте, уставясь на него неподвижными покрасневшими глазами, словно курица, которую душат.
— Да ведь это мой нож, — прошипела она, когда снова смогла вздохнуть, — думаешь, я не узнала его?
— Позови Марию! — потребовал Силас.
— Говорила я, что ты бродяга. Давай сюда мой нож.
— Позови Марию, — повторил Силас и указал ножом на лошадь.
Хозяйка отступила назад к дверям и заорала «Мария!» так
громко, что у него в ушах зазвенело.
Лошадь тоже забеспокоилась и стала мотать головой, словно хотела освободиться от чего-то, курицы, сидевшие на насесте в другой половине пристройки, слетели вниз, кудахтая и махая крыльями, а петух громко закукарекал.
Дверь кладовки открылась, и слепая нерешительно остановилась в проеме — что стряслось?
— Иди сюда, — завопила хозяйка, и через мгновение Мария оказалась рядом, словно ее рывком притянули с того места на это.
— Это ты подарила ему нож? — спросила мать тоном, не предвещающим ничего хорошего.
Мария покачала головой.
— Подарила? — крикнула мать, встряхнув ее за плечи.
— Нет, — ответила Мария побелевшими губами.
— А что ты делала сегодня ночью на чердаке? — спросил мальчик.
— Ничего.
— Я зарежу лошадь, если не скажешь, — пригрозил Силас.
— Хотела отрезать тебе голову, — процедила сквозь зубы Мария, ни жива ни мертва.
— Ну? — обратился мальчик к хозяйке. — Слыхала?
Женщина перевела взгляд с мальчика на Марию.
— Зови отца, — приказала она и вытолкнула девочку за дверь. — Да побыстрее!
Сама она осталась стоять перед дверью, чтобы не дать ему возможности убежать.
«Вот как, — подумал Силас, — они хотят меня поймать». Легко, как обезьяна, он поднялся по приставной лестнице и втянул ее за собой на чердачный сеновал.
Женщина, стоя внизу на полу, делала вид, будто ей все равно, есть он там или нет.
«Где-то тут должна быть дверца, — думал мальчик, — обычно сено заталкивают вилами на сеновал через фронтон». Он змеей скользнул вдоль крыши к фронтону, и в самом деле там оказалась дверца, как он и ожидал, но вполне понятно, она была закрыта на крючок снаружи. Силас принялся трясти ее, но безуспешно. Неужели его поймали? Он снова и снова тряс дверцу, пинал ее ногами, так что грохот раздавался по всему дому, но она была слишком крепкая. А внизу, в конюшне, над ним злорадно хохотала хозяйка. Она знала это заранее.
Нож. Силас вспомнил, что нож все еще заткнут у него за ремнем. Он без труда просунул лезвие ножа в щель, и крючок соскочил. Силас осторожно приоткрыл дверцу и выглянул наружу. Эта стена выходила на задворки, вокруг было пусто и тихо. «А теперь будьте здоровы, живите богато!» — подумал мальчик, соскользнул с крыши и прыгнул на землю.
На этот раз он не пошел к реке, а отправился искать проселок, соединявший деревню Эммануеля с другими прибрежными деревнями. Это была та же самая никудышная дорога, по которой он ехал от дома Бартолина, но на этот раз ему пришлось тащиться по ней пешком. Когда он пытался представить себе, что бы с ним сделали рыбак и его жена, если бы поймали его, от одной мысли об этом ему становилось не по себе.
Он прошел уже порядочное расстояние, когда услышал позади стук колес и копыт, но решил, что благоразумнее будет укрыться.
Кто его знает, может, это рыбак, взбешенный его бегством, надумал все-таки пуститься в погоню.
Силас отбежал от дороги, спрятался в кустах и стал ждать, не появится ли маленькая резвая лошадка рыбака и какая-нибудь разбита телега позади нее. Но, к своему удивлению, он увидел большой и нарядный возок, какой рыбак никак не мог иметь, да и человек, сидевший на козлах, тоже был совсем другого сорта. Он был меньше ростом, тщедушнее, и так важно восседал в двуколке, что Силас решил, что это, должно быть, торговец из города.
Едва повозка успела проехать мимо, как Силас помчался за ней и уцепился за задний борт. «Так-то будет быстрее». Теперь он мчался со скоростью в одну лошадиную силу. Возок грохотал по плохой дороге, и кучер ничего не замечал, он смотрел вперед, занятый своими мыслями.
На дне повозки, позади козел, стояло несколько тяжелых ящиков с замками, прочно окованных железом. На одном из них был крючок, чтобы удобнее носить. Точно, торговец или коммерсант какой. Позади ящиков в повозке было свободное место, и Силас решил, что ему лучше забраться туда и сидеть, чем бежать, уцепившись сзади. Задумано — сделано. В один миг он оказался между ящиками и задним бортиком, уселся поудобнее и стал наблюдать мелькавший по сторонам ландшафт.
Но вскоре все его внимание приковали большие ящики. «Что бы это могло храниться в них? Может, разные украшения, — думал он, — верно дорогие, вон ящики какие прочные и замки здоровенные». Силас вспоминал все красивые и дорогие вещи, какие ему доводилось видеть, и представлял, что такие же лежат и в этих ящиках. В них, поди, и одежда есть… Он оценивающе посмотрел на одежду кучера, непохожую на ту, какую носили крестьяне или рыбаки в этих краях. И пахла она иначе — господами и большим городом. Силас сразу же осознал свое плачевное положение.
С тех пор как он убежал от шпагоглотателя, он ни разу как следует не умылся, одежду он не снимал день и ночь, и выглядела она ужасно. Раньше он об этом не думал, но, глядя на человека, сидевшего на козлах, он почувствовал себя ужасно грязным и ему захотелось хорошенько вымыться.
Он задумчиво забавлялся с ящиками: гладил металл, поднимал тяжелые, истертые до блеска ручки. Внезапно на ухабе ручка ящика выскочила из руки Силаса и громыхнула о ящик.
Человек на козлах разом обернулся.
— Ты что здесь делаешь?
— Ничего, — вежливо ответил Силас. — Просто я решил прокатиться, а потом потрогал вот эту штуку, — он указал на ручку.
— Тебе что, по пути?
— Да, — ответил Силас и пояснил, что ему в ту же сторону и он решил сесть, раз тут есть место.
— У тебя выговор не такой, как у местных. Ты где живешь? — спросил человек, не спуская с него глаз.
— Нигде, — усмехнулся Силас.
Человек посмотрел на него с недоверием:
— Ты в самом деле нечаянно тронул ручку? — он смерил мальчика взглядом, вдруг увидел нож и застыл. — А где другие?
— Какие другие? — Силас не понял, о чем он говорил.
— Разве ты не собираешься выбросить этот ящик на дорогу? Думаешь, я не знаю, что ты за гусь? А ну-ка слезай.
— Так ведь я ничего не сделал, — запротестовал Силас.
— Пока еще не сделал, — человек бросал испуганные взгляды по сторонам. — Слава Богу, что мне еще не воткнули нож в спину. Слезай, тебе говорят.
В воздухе просвистел кнут, и на обеих руках мальчика выступила белая полоска, которая сразу же покраснела.
— Свинья городская, — взвыл Силас, — что я тебе сделал?
— А ну, вон отсюда! — истерически закричал торговец, и кнут опять засвистел в его руках.
Силас приподнялся и получил обжигающий удар по спине. Защищаться ему было нечем. И как раз, когда Силас уже собрался спрыгнуть, торговец отвернулся и с силой хлестнул лошадь. Она понеслась. Силас потерял равновесие и уцепился за задний борт повозки, но торговец, видно, в самом деле думал, что ему надо спасать свою жизнь. Он снова огрел Силаса, и тот свалился на дорогу.
Торговец даже не оглянулся. Привстав, он яростно нахлестывал лошадь и вскоре скрылся, оставив облако желтой пыли.
Силас с трудом собрал силы и заставил свое горевшее от ударов тело приподняться и сесть. «Ну и скотина этот купец, — думал он, — если повстречаю его еще раз, отплачу». Он ругался и стонал, ощупывая себя, — не сломал ли чего. Лоб у него был рассечен, колени в таких ссадинах, что кровь сочилась на песок.
Посреди дороги лежал нож.
Превозмогая себя, Силас встал и, хромая, заковылял к реке. На одну ногу он еле ступал, так болело колено. Прохладная вода несколько успокоила боль, и мальчик стал промывать ранки и царапины от песка и грязи. Кое-где мелкие камушки так глубоко забились в ранки, что пришлось выковыривать их заточенной палочкой. При этом он от всего сердца желал, чтобы проклятому торговцу стало так же больно.
Рана на лбу кровоточила, а перевязать ее было нечем. Он решительно оторвал от рубашки один рукав, сложил его, прижал ко лбу и пошел, ковыляя, по берегу реки.