— Похоже, добром всё это не кончится, — заявил мужчина в поношенном сером халате. Дрожащее, словно в предчувствии чего-то ужасного, пламя свечи вместе с тревогой отражалось в его тёмных глазах. — Ладно бы одна моя деревня сгорела! За последние годы столько сожжённых земель повидал. Ох, небожители… Смотрите, как бы и до вас нечистые не добрались. То ли ещё будет?
Мужчина обвёл сидящих за столом многозначительным взглядом и, тяжко вздохнув, залпом осушил чашу вина. Напиток был дешёвым и неприятным на вкус, однако мужчины, собравшиеся пасмурным вечером в этом тесном трактире, за неимением лучшего продолжали его распивать. Спиртное для них было единственным способом отвлечься от жизненных тягот. И всё же, как бы сильно они ни старались уйти от проблем, суровая реальность их снова настигла. Бездомный странник, заглянувший на ночлег в город Иу, напомнил о том, что все так старательно пытались забыть, поднял со дна затуманенной памяти каждого тот самый вопрос, заставлявший дрожать по ночам от страха за будущее.
— Не мели чепухи! — недовольно поморщился один из завсегдатаев трактира: торговец из соседней лавки с невыразительным, слегка покрасневшим лицом. — С чего бы им на нас нападать? Рядом же гора Лунхушань. Пусть попробуют — прилетят просветлённые да прикончат гадов.
В ответ раздалось пару саркастичных смешков. Мужчины переглянулись между собой, как если бы им было доступно некое знание, возвышавшее их над обычными смертными, и промолчали. Отозвался один лишь старик, всё это время лузгавший семечки и не вступавший в беседу.
— Просветлённые, — скрипучий, будто заржавевший от времени голос чуть дрогнул. — Разве им есть до нас дело? Будь это так, от нечисти давно бы ничего не осталось. Мы, простой народ, живём лицом к лицу с этими тварями, не подозреваем о том, что они среди нас. Мы умираем, а они забирают наши тела и дома, проживают за нас нашу жизнь, отбирают всё самое ценное. Вопрос времени, когда этот мир перейдёт под их власть. А что же просветлённые? Заперлись в своих школах и пытаются стать божествами. Но нам-то что с этого? Боги давно нас забыли. Двумя-тремя станет больше — ничего не изменится. Тёмные же времена наступают, друзья. Эх, тёмные…
— Города наши демонам, а горы просветлённым. Для обычных людей места нет, — горько заключил гость города Иу и с чувством поставил на стол опустевшую чашу.
Молчание сгустилось над головами мужчин тяжёлыми тучами. Пламя свечи было бессильно разогнать всепоглощающий мрак, что затопил их сердца. Оно не могло сжечь все липкие страхи, мешавшие двигаться дальше.
Когда-то давно люди стремились духовно развиться, но теперь единственным, что занимало умы, стало желание выжить. Никто не хотел умирать, но и способов бороться со злом не осталось. Всё, что могли сделать эти мужчины — приходить вечерами в трактир и запивать горьким пойлом свои беспокойные мысли. Надежда на то, что не сбудется их самый страшный кошмар, с каждым днём иссякала подобно воде в высыхающем озере.
Никто не замечал женщину в чёрном плаще, достаточно долго стоявшую на пороге заведения. И хотя верхнюю половину лица её скрывал широкий капюшон, по морщинкам, образовавшимся в уголках алых губ, было легко догадаться, что она уже не молода.
Передёрнув плечами, будто от отвращения, женщина сделала крошечный шаг и вновь замерла. Удушающая паника сковала движения, заставила на миг позабыть, зачем она вообще забрела в это гадкое место. В нос ударил запах спиртного, и перед глазами, как наяву, встали события далёкого прошлого: грязный трактир на окраине чужого села, зловонные тела скалящих зубы мужчин и нестерпимая боль, раздиравшая душу.
Схватившись за дверной косяк, женщина сделала медленный вдох. Пальцы мелко дрожали. Всё верно, она пришла сюда для того, чтобы восстановить справедливость, чтобы отомстить за то зло, что ей причинили люди и демоны. Наставник с горы Лаошань даровал ей имя Гунъи. Мог ли он знать, что его ученица, ставшая настоящим позором школы Чуньцзе, однажды будет вершить правосудие. Её плоть и кровь оскверняет тёмная ци, но лишь она одна способна очистить от зла этот мир.
Поплотнее закутавшись в плащ, Гунъи прошла вглубь помещения и заняла свободное место рядом со стариком. Движения женщины казались уверенными, в то время как сердце сжималось от страха, настигавшего её всякий раз, стоило ей оказаться в компании незнакомых мужчин. Изо всех сил подавляя желание встать и убежать отсюда подальше, она тихо кашлянула и произнесла низким, ничего не выражающим голосом:
— Господа, неужели вы забыли, как сильно пострадали наши предки до вознесения Тай Чэнсяня? Неужели родители вам не рассказывали, как просветлённые с горы Лунхушань замучили до смерти сотни невинных людей?
В то же мгновение в её сторону повернулись десятки голов. Подобно островкам звёздного неба, проглядывавшим сквозь пелену облаков, в их затуманенных взглядах мелькал интерес. Одинокая женщина села за стол к незнакомцам и как ни в чём не бывало ведёт любопытные речи — такого не случалось давно.
— Было ли это взаправду, нам никогда не узнать, — откликнулся торговец тканями. — Разве можно верить легендам?
— Без причин легенды не придумывают, — возразил странник. — Но к чему ты говоришь это, женщина?
Гунъи заставила себя улыбнуться. На кону стоит будущее целого мира, и успех её плана зависит от того, насколько гладко пройдёт разговор. Из-за ошибки, допущенной в прошлом году, она вынуждена вступить в игру раньше положенного. Но тянуть больше нельзя. Если не уничтожить угрозу, все старания обратятся в ничто, осыплются пеплом на алтарь утраченной юности.
— К тому, что просветлённые не заслужили того, что имеют. Сейчас безопасно только в горах, которые они себе незаконно присвоили. Нам нужно восстание! — женщина решительно ударила кулаком по столу.
Чаши с вином и тарелки обиженно звякнули, в глазах пьяных мужчин вспыхнул огонь.
— Не силой возьмём, так количеством. Но для начала нужно ослабить мерзавцев. Слышала, новые ученики школы Ли будут проезжать завтра мимо вашего города.
***
Глава школы Каймин вернулся! Едва на горизонте забрезжил рассвет, как эта новость облетела Тайшань. Вместо привычного «доброе утро», ученики приветствовали друг друга возбуждённым вопросом: «Ты видел вчера Мао Синдоу?» и, следуя примеру старших, стекались в столовую, куда легендарный бессмертный должен был заглянуть.
Мало кто помнил, что двадцать пять лет назад он был лишь серой тенью своего младшего брата. Шуаю, преуспевшему в естественных техниках, прочили блестящее будущее и должность главы школы Каймин. Он сиял, как подсвеченный солнцем горный хрусталь, затмевая своими успехами всех, кроме Лунху Чжао и Лао Тяньшу. Внимание многих было приковано к этой ослепительной троице, подарившей надежду на то, что мир наконец-то изменится, сбросит оковы демонической власти. Никто не мог даже представить, что будущий глава школы Ли вдруг сойдёт с ума, подобный небожителю Лао Тяньшу бесславно погибнет, а Мао Шуай, потеряв волю к жизни, запрётся в горных глубинах.
Когда вера в светлое будущее, казалось, была безвозвратно потеряна, о себе заявил Мао Синдоу. Ранее ничем не примечательный юноша потом и кровью добился признания: в одиночку сражаясь против полчищ демонических тварей, он обрёл земное бессмертие и вскоре стал главой своей школы. Постепенно он начал воплощать в жизнь все то, чего ожидали от «ослепительной троицы». Ученики с горы Маошань теперь могли тягаться по силе с лучшими представителями школы Ли, а ежедневный патруль близлежащих городов заставил демонов отступить.
Мао Синдоу провёл в странствии долгие годы. За это время многое успело случиться. Количество погибших во время обходов стало снова расти, школы Чунгао и Ли, будто сговорившись последовать примеру собратьев с горы Лаошань, практически перестали поддерживать связь с внешним миром до наступления отборочных испытаний в Чэнсянь, осталась загадкой смерть просветлённой из школы Чэнсянь, умершей в прошлом году от чашки безобидного, на первый взгляд, чая. Тай Циньюэ не смогла ничего изменить, и поэтому все просветлённые с нетерпением ждали, какое решение примет бессмертный Синдоу.
— Не время расслабляться, — грозно заявил просветлённый.
Вошедшая в столовую девушка вздрогнула, очевидно решив, что гнев Мао Синдоу обращён на неё. Она была единственной опоздавшей, пропустившей по меньшей мере половину собрания. В алых одеждах, которые были ей велики, с растрёпанными волосами и раскрасневшимся от бега лицом она казалась до смешного нелепой. Убедившись, что взгляд наставника Синдоу направлен не в её сторону, девушка облегчённо вздохнула и попыталась протиснуться поближе к подруге.
— Ситуация критическая, — продолжал Мао Синдоу. — Я видел своими глазами сожжённые города и деревни. Почти во всех поселениях буйствует нечисть. У демонов однозначно есть план, и если мы не возьмём под контроль ситуацию, то точно погибнем. Нам следует бросить все силы на подготовку к войне. Поэтому вам, господа из Чуньцзе, стоит на время покончить с затворничеством и снова заняться боевыми искусствами. То же касается и школы Чунгао. Каждый из нас просто обязан уметь себя защищать в это тяжёлое время. Что скажете?
Толпа взорвалась одобрительными возгласами, многие подняли мечи в знак готовности к грядущему бою. Только старик Лофу Чжи, глава школы Чунгао, чуть побледнел, да Лунху Ифэй демонстративно закатил глаза.
— Ифэй, — обратился к последнему Мао Синдоу. — Прошу тебя лично заняться вопросом боевой подготовки ребят из Чуньзце и Чунгао.
Тонкие губы изогнулись в усмешке, глаза надменно прищурились. Весь вид главы школы Ли выражал неприязнь. У всех, кому довелось испытать на себе прескверный характер Ифэя, не оставалось сомнений, что он вот-вот спросит: «Ты кем себя возомнил?»
Однако этого не произошло. Пусть Лунху Ифэю были чужды правила хорошего тона, он всё ещё обладал здравым смыслом, на что и рассчитывал Мао Синдоу. Конечно, за действиями главы школы Ли зачастую стояла личная выгода. Сложно было сказать, какую цель он преследовал на этот раз, но Синдоу отчаянно хотелось поверить в его благие намерения. В конце концов, перед лицом всеобщей опасности не ему одному придётся принести в жертву гордость и отказаться от своих интересов.
Как бы там ни было, Лунху Ифэй со скрещенными на груди руками нарочито медленно произнёс:
— Хорошо.
Напоследок Мао Синдоу дал обещание, что вернётся в Чэнсянь сразу же после того, как разберётся с делами школы Каймин.
— Шуай прекрасно справляется с моими обязанностями, а здесь я нужнее, — добавил он, обращаясь скорее к Циньюэ, чем к кому-либо ещё.
Ветер, напоенный ароматом приближавшейся осени, ворвался в столовую лишь для того, чтобы унести с собой все звуки жизни. Тишина опустилась на сердца просветлённых тяжёлым осадком, морозным инеем покрыла собой всё вокруг.
Одной фразы Мао Синдоу было достаточно, чтобы заставить всех замереть в ожидании приближавшейся бури. И дело было даже не в том, как двусмысленно прозвучали слова бессмертного Мао. Сам того не ведая, этот мужчина поставил под сомнение полномочия главы школы Чэнсянь. Окажись на её месте Лунху Ифэй, не сдержавший сейчас ехидной усмешки, и драки было бы не избежать.
Лицо Тай Циньюэ приобрело мертвенно-бледный оттенок. От стройной фигуры, облачённой в расшитое золотом платье, повеяло холодом. Усилием воли сохраняя достоинство, женщина медленно встала из-за стола и объявила:
— Собрание окончено.
Одарив Мао Синдоу презрительным взглядом, точно таким же, как у Лунху Ифэя, просветлённая твёрдо шагнула в толпу. Словно рассекающий воду клинок она заставила всех расступиться, и, гордо подняв подбородок, первая покинула столовую.
Вслед за наставницей Тай поторопились уйти и все остальные. Этим вечером гости горы Тайшань вместе со счастливчиками, успешно прошедшими отборочные испытания, возвращались обратно, а потому им требовалось как можно скорее собраться в дорогу. Те же, кто продолжал учиться в Чэнсянь, спешно умчались на утренние занятия. Помещение опустело в мгновение ока, и только пустые котлы да горы немытой посуды напоминали о том оживлении, что здесь недавно царило.
— Так и знала, что ты опоздаешь, — сокрушённо вздохнула Юцин и протянула подруге несколько паровых пирожков. — Если бы не я, ты так бы и уехала голодной. И кто теперь за тобой будет приглядывать?
Цайхуа неопределённо качнула головой и без особого энтузиазма вонзилась зубами в хлебную мякоть. Не сказать чтобы настроение было плохим, но и замечательным его назвать язык не поворачивался. Конечно, Цайхуа была рада предстоящей поездке, но мысли о том, что она целый год проведёт без Юцин и Шанъяо, отзывались в груди ноющей болью.
Финальным штрихом в картине смазанных чувств стало неудавшееся утро. Будь на то её воля, она предпочла бы заснуть вечным сном, лишь бы не испытывать мучительный стыд, возникавший мгновенно, стоило вспомнить о празднике. Тем не менее, ей всё же пришлось столкнуться с реальностью, в полной мере ощутить свой вчерашний позор и, вдобавок ко всему прочему, опоздать и на завтрак, и на собрание.
— А ты чего меня не разбудила? — мрачно пробубнила Лу Цайхуа.
Только сейчас она обратила внимание на неприглядный облик подруги. Подол её любимого платья был безбожно помят, тушь под глазами расплылалась, а некогда аккуратно уложенные тёмные локоны напоминали птичье гнездо.
— Прости, я не дошла до нашей хижины, — устало зевнула цветочная фея. — Так танцевала, что ноги не слушались, вот и осталась ночевать с другими девчонками. А ты никак тоже повеселилась вчера?
Проигнорировав её выразительный взгляд, Лу Цайхуа ускорила шаг и в который раз за день прокляла прошлую ночь. Уж чего-чего, а с пьяным Чэнсином и волшебными пилюлями она больше не свяжется.
Последнее утро в бамбуковой роще. Кто знает, когда Цайхуа снова пройдётся по этой тропинке, вдохнёт с наслаждением аромат влажной земли. Подобно драгоценным камням искрятся на солнце капли росы, изумрудная зелень сверкает оттенками счастья, безмятежно щебечут синицы, незаметно порхая среди побегов бамбука. Всё это кажется сном: уютным и несравненно прекрасным.
Тайшань заняла особое место в сердце Лу Цайхуа, проросла в нём дивным цветком, впитавшим в себя все печали и радости. Именно здесь она справилась с первыми трудностями, встретила настоящих друзей и ненадолго обрела душевный покой, к которому неосознанно стремилась всю свою жизнь. Её переполняет желание затеряться навсегда в облаках, что неизменно укрывают обитель бессмертных, раствориться в сизом тумане и плавном течении времени, позабыть о прошлом и будущем.
Каждый прожитый день на этой горе имеет свой особенный запах, вызывает в душе непонятную, едва различимую боль. Но боль эта кажется родной и привычной. Она стала неотъемлемой частью повседневных забот, и Лу Цахуа больше не верит, что без неё можно жить дальше. В школе Чэнсянь она нашла нечто важное: потерянную часть самой себя, что навеки останется с ней, и которую она до сих пор не сумела понять.
Рано или поздно всему приходит конец. Течение жизни незаметно уносит вперёд, не позволяет нигде задержаться надолго. Остановившись на время у одного островка, стоит бросить все силы на то, чтобы взять от него самое лучшее, разгадать его тайны и получить новый опыт. Не успеешь — вини себя одного, а бурный поток унесёт тебя в новые дали.
Оставив позади множество неразрешённых загадок, она должна двигаться дальше, навстречу открытиям и испытаниям. Теперь Лунху Чжао — её новый наставник, а школа Ли, наконец, распахнула для неё свои двери. Хотя Цайхуа и не знает, когда снова вернётся сюда, в одном она уверена точно: все секреты Тайшань она забирает с собой, чтобы однажды раскрыть их.
— Цайхуа!
Нехотя вынырнув из омута мыслей, девушка обернулась на голос и не сумела сдержать тёплой улыбки.
Улыбаясь в ответ, к ней быстрым шагом приближался Шанъяо. Как и всегда, он излучал неповторимые волны спокойствия.
— Я тебя еле узнал, — юноша окинул подругу смеющимся взглядом. — Чью одежду украла на этот раз?
Он даже не подозревал о том, что случайно заставил Лу Цайхуа окунуться в воспоминания о прошлой ночи, когда она, ко всему безразличная и капельку сонная, оставила сушиться на улице алые одежды Чэньсина, совершенно забыв о своих. Стоило ли удивляться тому, что на утро она обнаружила страшную и очевидную истину: единственной пригодной для ношения одеждой оказались не брошенные на пол мокрые тряпки, а почти высохшие чужие штаны и халат.
Несмотря на то, что Цайхуа было стыдно вспоминать своё поведение, изменившееся после принятия чудесных пилюль, в конечном итоге она пришла к выводу: у произошедшего есть большой плюс. Теперь ей принадлежат одеяния её новой школы. Пускай они и были ей велики, в них Цайхуа ощущала себя очень комфортно. Но также это обстоятельство её раздражало. С чего ей вообще нравится то, во что каждый день облачался Чэнсин?
— Ничью, — недовольно буркнула девушка. — Я в Ли буду учиться. Разве мне не положено это носить? — она помахала рукавом перед носом Шанъяо и вдруг замерла.
Сегодня юноша выглядел как-то иначе. Его аура по-прежнему лучилась особенной мягкостью, ветер привычно играл с непослушными прядями волнистых волос. Но что-то в нём всё равно изменилось. Неуловимо, но так, что сердце сочувственно сжалось. Приглядевшись, Лу Цайхуа поняла, что глаза друга слегка покраснели, лицо почти незаметно опухло, как будто он…
— Ты что, плакал? — вырвалось у Лу Цайхуа.
— Ничего подобного, — рассмеялся Шанъяо и сунул ей в руки талмуд, который до этого держал за спиной. — Всю ночь в библиотеке бессмертных просидел. Такое, знаешь ли, не проходит для организма бесследно.
Надпись на потёртой обложке гласила «Тёмные артефакты. Полная опись». Цайхуа моментально забыла о беспокойстве за друга. Дрожащими от волнения пальцами она раскрыла книгу на последней странице и принялась изучать перечень артефактов.
Девушка уже успела смириться, что никогда не узнает историю о демонической чашке, из-за которой дважды чуть не погибла, однако совершенно нежданно на неё свалилась удача. Кровь прилила к голове, конечности точно обожгло раскалённым железом. Неужели тайна будет раскрыта?
В момент, когда Цайхуа обнаружила надпись «чаши жертвенной крови», сердце застучало с удвоенной силой. Хватило одного взгляда на выведенные чёрной тушью иероглифы, чтобы понять: это оно!
— Шанъяо, ты такой потрясающий! — не удержалась от восторга просветлённая.
— Смотри-смотри, не отвлекайся.
Увлечённая поиском нужной страницы Лу Цайхуа не придала значения тому, как странно прозвучали слова просветлённого. Четыреста двадцать один, четыреста двадцать два и…
Внутри что-то оборвалось и с глухим стуком упало. Страница, содержавшая в себе описание демонических чашек, просто отсутствовала. Словно её здесь и не было.
— Страница вырвана, — ответил Шанъяо на растерянный взгляд Цайхуа. — Ты только не расстраивайся. Главная зацепка — та женщина, которая тебя пыталась убить. Если по-прежнему хочешь во всём разобраться, придётся действовать напрямую. Но будь осторожна, не позволяй ей причинить тебе вред. Ты знаешь то, что знать не должна, поэтому так просто она от тебя не отстанет.
Поддавшись внезапному порыву, он крепко прижал подругу к себе и прошептал:
— Я очень хочу тебя защитить. Но, сама понимаешь, меня рядом не будет. Пообещай, что найдёшь на эту роль кого-то ещё.
Цайхуа закрыла глаза. Тихая грусть окутала тело вместе с волнами спокойствия. Ей придётся прожить целый год без лучшего друга, без его светлой улыбки и крепких объятий.
Уткнувшись лицом в шею Шанъяо, она старалась запомнить всё до мельчайших деталей: исходящий от его мягких волос аромат ранней осени, родное тепло, защищавшее от бед этого мира, и безмятежность, которую Цайхуа всегда рядом с ним ощущала. Он — её личное солнышко, и сколько бы лет ни прошло, это всегда будет так.
Попроси он её, и она без раздумий доверила бы ему свою жизнь. Но, увы, их дорогам суждено всегда расходиться. Цайхуа может лишь радоваться непродолжительным встречам с Шанъяо и благодарить всех богов за такого чудесного друга, безвозмездно и искренне проявлявшего заботу о ней.
Она его любит. Пусть совершенно не так, как положено в любовных романах, но по-настоящему сильно. Она любит его как старшего брата, и это глубокое чувство навечно останется жить в её сердце.
— Береги себя.
Тихий голос растворился в шёпоте листьев. Шанъяо ушёл, оставив после себя свет надежды и щемящую душу тоску.
Я буду скучать.
Простояв в одиночестве ещё какое-то время, девушка наконец-то заметила пропажу подруги. Похоже, цветочная фея ушла в тот момент, когда Шанъяо окликнул Лу Цайхуа. Кто знает, поступила она так из вежливости, позволив им с другом остаться наедине, или попросту не хотела предстать перед юношей в неряшливом виде. Впрочем, сейчас это не имело значения. Ей тоже стоит вернуться и отдохнуть перед дорогой.
Так и не справившись с чувством тоски, Лу Цайхуа добралась до бамбуковой хижины. Она уже собиралась взяться за ручку двери, когда кто-то внезапно потянул её за рукав.
Незаметно подкравшийся сзади Чэньсин, полураздетый и недовольный, произнёс всего одно слово:
— Отдай.
Примечание автора:
Напоминаю: Гунъи (公义) — правосудие.