Просветлённый в алых одеждах выглядел отстранённым. Казалось, он путешествовал в глубинах собственной памяти, заново проживая дорогие сердцу моменты. Тепло светлых чувств читалось во взгляде, с молодого лица не сходила улыбка.
Стоило ему появиться, и Лу Цайхуа, пропустив через себя волны его особенной ауры, мгновенно расслабилась. В душе заискрилась щемящая радость, как если бы после долгой разлуки она встретилась вновь с близким другом.
Это был тот самый бессмертный, покинувший на рассвете речной островок.
Рядом с ним девушка ощущала себя в безопасности, чего нельзя было сказать о младших учениках школы Ли. Не на шутку взволнованные, они начали было оправдываться, однако мужчина бесцеремонно прервал их:
— Где вы видели, чтобы просветлённые убивали друг друга? Похоже, ваш наставник не дал вам достойного воспитания.
Хотя голос бессмертного, подобный спокойным водам реки, лился уверенно и успокаивающе, на учеников школы Ли он оказал иное воздействие. Неуважительное упоминание их общего наставника задело юношей за живое, и оба чуть не задохнулись от возмущения.
Охваченные пламенем гнева просветлённые напрочь забыли об уважении. А осознание, что бессмертный, помимо чтения уничижительных нравоучений, не собирается ничего с ними делать, окончательно развязало им руки. Младший из юношей пренебрежительно фыркнул и, запрыгнув на меч, улетел в то же мгновение. Старший же, во избежание потери лица, сдержанно отчеканил:
— Благодарю учителя Лунху Чжао за наставление. Может ли ученик вернуться к исполнению своих обязанностей?
Так и не дождавшись ответа, он раздражённо взмахнул рукавами. Молнией блеснуло лезвие меча, и силуэт просветлённого затерялся в прохладной лесной глубине.
Лу Цайхуа растерялась. Со столь непочтительным отношением к старшему, с учётом того, что тот являлся бессмертным из клана Лунху, она столкнулась впервые. Неужели в школе Ли и правда закрывают глаза на воспитание?
Размышления девушки прервал мягкий голос:
— А ты, смотрю, всё также плох в бою. А что меч? Почему не защищает тебя?
Поймав на себе полный искреннего сожаления взгляд Лунху Чжао, просветлённая непонимающе нахмурилась.
— Вы это мне?
День постепенно обрастал новыми странностями. Сбитая с толку Лу Цайхуа едва успела сделать шаг назад, когда сереброволосый бессмертный ни с того ни с сего решил подойти к ней вплотную.
— Чёрный тебе, однако, к лицу, — неожиданно хлопнул её по плечу Лунху Чжао. — И ты ни капли не вырос, мой мальчик! Я бы сказал, помолодел даже.
— Что? — ошеломлённо выдохнула девушка.
Мужчина, тем временем, озадаченно покачал головой и, что-то бормоча себе под нос, начал торопливо ходить от дерева к дереву.
Лучи утреннего солнца проливались на землю благодатным теплом. Пробиваясь сквозь кроны деревьев, они оставляли кружево света везде, куда могли дотянуться. Негромкое журчание ручья гармонично сплеталось с птичьими трелями, и лишь мужской голос выбивался из песни природы.
— Одиннадцать, восемнадцать… или двадцать? — Лунху Чжао застыл.
На мужчину будто снизошло озарение. Глаза его округлились, и он, едва слышно ахнув, воздел руки к небу. Всколыхнулись воздушные рукава одеяний, на лице застыла восторженная полуулыбка. Он вёл себя так, словно… «Помутился рассудком!» — заключила Лу Цайхуа.
— Двадцать три! Как я мог забыть?
Алой тенью метнувшись к сосне, бессмертный с боем отодрал от неё шипящего зверя. Это был тот самый трёхцветный упитанный кот, с появлением которого и начались злоключения девушки.
— Его-то я и искал, — объяснил Лунху Чжао и обратился к коту, — Двадцать три, ты такой непослушный.
Лу Цайхуа тихо вздохнула. Неожиданно навалилась усталость, и мир перед глазами предстал в неестественно ярких цветах. Конечности, налитые тяжестью, захлестнуло ломящей болью: не сказать чтобы сильной, но весьма ощутимой для того, чтобы захотелось как можно скорее оказаться в кровати. Девушка с трудом подавила зевоту. Огонь любопытства погас, и холодная волна безразличия заполнила разум. Надо скорее добраться до дома.
— Благодарю почтенного мастера за спасение, — Цайхуа отвесила глубокий поклон.
Бессмертный в ответ недоумённо вскинул брови:
— К чему все эти церемонии? Кстати о церемониях: на днях ученик принёс мне изумительный чай. Заходи, как будет время. Вместе им насладимся. Заодно с Чэньсином познакомишься.
Мужчина ей подмигнул и тут же бесследно исчез, растворившись в шёпоте встрепенувшихся листьев. Поднявшийся ветер растревожил и мысли Лу Цайхуа. Отчего-то ей показалось, что в глубинах души просветлённого затаилась глубокая, как звёздное небо, печаль.
Тёплый пар поднимался от крыш деревенских домов, и небо над ними, без единого облачка, постепенно утрачивало утреннюю нежность оттенков. Поселение, в котором жила просветлённая, хотя и считалось деревней, по размерам походило на небольшой городок. Однако в сравнении с другими населёнными пунктами, расположенными у горы Лунхушань, оно неизбежно казалось скромным и маленьким.
Чисто выметенные улицы хорошо просматривались с южного склона горы. Отсюда же можно было услышать и звуки суона, которые в последнее время часто раздавались в деревне. И сейчас, вновь настигнув Лу Цайхуа, они заставили её содрогнуться.
Опять кто-то умер. Столкнуться с похоронной процессией девушка не хотела. И до тех пор, пока на главную дорогу не вынесли покойника, у неё был шанс избежать нежелательной встречи. Но запрыгнуть на меч и добраться до дома за считанные мгновения она не могла. И дело было не в мече, а в самой Цайхуа.
Даже поднявшись на вторую ступень совершенствования, она не смогла установить с ним особую связь. Сколько девушка ни пыталась пропустить свою ци через металл, всё было тщетно. Духовное оружие, созданное для массового уничтожения тьмы, в руках Цайхуа теряло прежнюю мощь и становилось обыкновенным мечом. Одним из сотен и тысяч, которые пылились в оружейных лавках без дела лишь потому, что не были способны навредить даже мелкой нечисти. Чего и говорить об использовании их для других целей.
Лу Цайхуа уже много лет горела желанием разобраться в проблеме. Увы, наставник Чжуаньцзэ так и не смог помочь ей овладеть духовным оружием, поэтому за советом она отправится в школу Чэнсянь.
К моменту, когда Цайхуа сбежала со склона, толпа людей в белом, непрерывно рыдая и охая, выплеснулась за ворота. Сопровождаемые шлейфом разбрасываемых жертвенных денег люди медленно двигались по направлению к кладбищу.
Девушка старалась на них не смотреть. С темой смерти её связывали сложные отношения, и каждый раз, когда Цайхуа доводилось столкнуться с ней напрямую, в душе её поднимался протест. Слишком больно было думать о том, что однажды она потеряет самых близких на свете людей.
Несмотря на то, что похоронная процессия осталась далеко позади, щемящее душу звучание суона по-прежнему гуляло по улицам, распугивая и без того редких прохожих. Источник звука сразу бросался в глаза. Старика, облачённого в траур и сидящего в центре дороги, казалось, ничто не заботило. Никого не замечая вокруг, он самозабвенно играл на инструменте одну и ту же мелодию. Кто он и откуда, девушка не знала и выяснять не хотела, а потому лишь ускорила шаг. До дома оставалось всего ничего. Скоро она отдохнёт от столь богатого на события дня.
Когда Цайхуа прошла мимо незнакомого старика, звуки суона неожиданно стихли. А затем кто-то потянул её за рукав.
— Смерть твою вижу, молодой господин, — раздался над ухом вкрадчивый голос.
Лу Цайхуа отшатнулась. Глаза старика, подёрнутые дымкой безумия, казалось, глядели в самую душу. Ощущая, как внутри всё немеет от холода, девушка попыталась выдернуть рукав из его рук. Вот только узловатые пальцы, крепко схватившись за ткань, вовсе не спешили её отпускать.
— Причина же смерти — те, кого любишь.
Стоило прозвучать этой фразе, как Лу Цайхуа окончательно утратила самообладание — видимо, сказалась усталость. Но на сей раз не страх поглотил её душу. Вспышка гнева затмила сознание, обжигающе горячей волной пронеслась по духовным каналам. Старый дурак, ещё смеет говорить ей такое!
— Чушь! — Цайхуа наконец оттолкнула его. — Ты даже от парня не смог меня отличить, а уже на будущее замахнулся. Не получишь от меня ни капли энергии!
В окрестностях горы Лунхушань за последние несколько лет стало неспокойно. Просветлённые из школы Ли всё реже наведывались в поселения, а потому нечисть начала заметно наглеть. Проникая в жилые дома, демоны пакостили, подпитываясь негативной ци жертв, и даже захватывали души слабых и лишённых воли людей. Вот и сейчас девушка была уверена в том, что перед ней стоит одержимый. Но если он таковым не являлся, его разум определённо подвергся воздействию тёмной энергии.
Низшие демоны в простонародье звались паразитами. Выбрав жертву, они превращали её жизнь в настоящий кошмар, и, стоило той попасться на крючок: разозлиться, исполниться ненавистью, поддаться низменным соблазнам или отчаяться — как довольная нечисть уже поглощала их ци.
Кроме просветлённых никто не мог видеть демонов, выходцев из Мрачного чертога. Но если им удавалось поселиться в человеческом теле и даже полностью его подчинить, с ходу это понять удавалось только опытным мастерам, достигшим в совершенствовании не иначе как уровня земного бессмертия. Исключения составляли лишь случаи, когда в человеке скрывался древнейший из демонов. Окружённый ореолом тёмной энергии, он оставлял её след везде, к чему прикасался, и тогда даже у начинающих просветлённых не возникало сомнений, с кем именно они имеют дело.
В случае с обезумевшим стариком Цайхуа могла руководствоваться только догадками. Однако, независимо от того, как на самом деле обстояли дела, ей следовало проявлять осторожность. Достав из-за пазухи защитный талисман, она окутала его светлой энергией и бросила в сумасшедшего.
Тот лишь тихонько хихикнул и, чуть не выронив из рук свой музыкальный инструмент, поспешно увернулся от жёлтого прямоугольника бумаги.
— Здесь все умрут! Все! Все! Все! — хриплый смех разнёсся по окрестностям, и старик, развив огромную скорость, унёсся восвояси.
Девушка стиснула зубы. Чтобы достигнуть третьей ступени совершенствования, ей нужно научиться держать себя в руках. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Цайхуа сконцентрировалась на своих духовных каналах и, после того как циркуляция ци в них стала размеренной, продолжила путь.
Краешки губ зацепила усмешка. Всё-таки забавно, когда люди принимают тебя за мужчину. Согласно общепринятым меркам, Цайхуа была вполне симпатичной: в меру высокой, с приятными и немного наивными чертами лица. Сомневаться в том, что она является девушкой, по меньшей мере было бы странно. Однако, время от времени, просветлённая сталкивалась с обладателями безукоризненной логики. Только завидев её, облачённую в мужские одежды, они принимали её за хрупкого юношу и, твёрдо уверенные в своей правоте, обращались с ней соответственно. Впрочем, такие ситуации её ничуть не смущали. Важно было лишь то, что в своих одеяниях она ощущала себя уверенно и свободно.
***
Лу Цайхуа постаралась аккуратно прикрыть дверь за собой и тут же молча прокляла её: жалобно скрипнув, та вдребезги разбила тишину, по обыкновению блуждавшую утром в их маленьком доме. Попытка незаметно проскользнуть в свою комнату обернулась полным провалом, а это значило, что сон придётся отложить.
— Бесстыжая, — раздалось холодное замечание.
Девушка коротко вздохнула и неторопливо прошла в помещение, из которого донёсся голос Юньчжи.
Этот дом — её уютная пристань. Переступишь порог, и сердце до краёв заполнит собой безмятежность. Девушка верила: куда бы ни отвезла её юркая лодчонка судьбы, она всегда сможет вернуться. Дорога жизни будет полна всевозможных преград, и только путь домой останется открытым навсегда.
С улыбкой плюхнувшись на пол, Цайхуа окинула сестру тёплым взглядом. Они не являлись родными, но, не считая наставника, у неё больше не было столь близких людей. Маленький мир Цайхуа замыкался на Юньчжи и наставнике, и покидать их она не хотела. Однако интуиция смутно подсказывала: пора уходить. Здесь она получила всё, что могла, и продолжать развиваться ей следовало теперь в кругу просветлённых.
Струящийся в окно солнечный свет мягко очерчивал лик юной девы, что сидела за столом с идеально ровной спиной. По деревянной поверхности были аккуратно разложены стопки талисманов, под изящными движениями кисти продолжали рождаться новые знаки.
Светлое платье из грубой холстины лишь оттеняло красоту девушки. Вот только красота эта была холодной, как лёд. В морозном взгляде Юньчжи отражались стойкость и мужество, и аура огромной внутренней силы исходила волнами от её хрупкого тела. При желании она могла бы легко стать просветлённой. В прочем, называть её простой девушкой язык не поворачивался. Юньчжи избрала свой жизненный путь и совершенствовалась также по-своему. Кисть, бумага и тушь были её верными спутниками, и, посвятив всю себя каллиграфии, она ни в чём другом не нуждалась.
— Соскучилась что ли? — Цайхуа невинно хлопнула ресницами. — Ах, да, я же скоро уйду. Конечно ты хочешь подольше побыть со мной.
Отказать себе в удовольствии подразнить названную сестрицу Лу Цайхуа не могла. И, хотя та не велась на её провокации, один единственный раз ей всё же удалось вывести Юньчжи из себя.
Это было очень давно. В тот вечер они были заперты в крошечной хижине, ютившейся во мраке дремучего леса, и ждали, когда вернётся наставник. Не обращая друг на друга внимания, девочки занималась своими делами: Юньчжи усердно выводила на дощечках иероглифы, Цайхуа же подкидывала одиннадцать шишек и старалась поймать их все разом. Объединяло девочек в этот момент лишь напряжение, отражавшееся в каждом их действии. Несмотря на приближение ночи, наставник не возвращался, а потому смутные страхи потихоньку начинали наводнять их сердца.
Случайно ли, а может и нет, но одна крупная шишка, описав кривую дугу, угодила Юньчжи прямо в глаз. Девчонка растерялась лишь на мгновение, а после, исполненная праведного гнева, от всей души поколотила Лу Цайхуа. Успокоилась она только через несколько дней, когда наставник Чжуаньцзэ, не терпя возражений, заставил их помириться.
Не отрываясь от работы, Юньчжи закатила глаза:
— До тебя мне нет дела, а вот учитель беспокоится.
— Как он? — в миг посерьёзнела Лу Цайхуа.
Здоровье Лао Чжуаньцзэ ухудшалось. Не помогало даже снадобье, приобретённое у лучших лекарей из школы Чунгао. Обе девушки старались не поддаваться волнению, однако день изо дня тревога в их душах только росла.
— Так и не вышел из комнаты. Занесла ему утром кашу, а он прошлый ужин не трогал, — Юньчжи чуть нахмурилась, и едва заметная складка пролегла меж тонких бровей. — На тебя сердится. Сказал, если ты и дальше продолжишь ночами где попало болтаться, бессмертия тебе не видать. Так и помрёшь в малолетстве.
— Это в каком ещё малолетстве? — не удержалась от возмущения девушка. — Не мог он так сказать!
Юньчжи лукаво усмехнулась:
— Иди к наставнику, он желает видеть тебя.
Примечания автора:
照 (Чжао) — блистать, сиять, сверкать. Клановая фамилия Лунху, которую носит просветлённый Чжао, говорит о том, что он связан с кланом либо родством, либо был в него принят за особые достижения. То же самое и с остальными клановыми фамилиями, например — Лао, Тай и т. д. Поэтому наличие у героев одной и той же фамилии ещё не значит, что они родственники.
韵致 (Юньчжи) — изящество, природное обаяние.
崇高 (Чунгао) — возвышенный, благородный; знакомимся с названием новой школы.