В скромно обставленной комнатке холодно, одинокий бумажный фонарик отчаянно борется с тьмой. По-осеннему промозглая ночь вынуждает закутаться в тепло одеяла и, сосредоточившись на внутреннем мире, сбросить, как пожухлые листья, груз мыслей.
Цайхуа пьёт лекарство. По ложке, забавно морща лицо и отворачиваясь, когда юноша в алых одеждах пытается вытереть уголки её губ. Горечь целебного снадобья теряется в сладости смутных надежд. Она перед ним, как раскрытая книга. Он, бережно листая страницы души Цайхуа, боится утратить доверие, почти эфемерное, как пух одуванчика.
Цайхуа вспоминает недавнее: «Я хочу остаться на месте. А ты?» На деле ей пора идти дальше — вперёд по прямой. Правда чуть позже. Пока Чэньсин не примет решение, Цайхуа не рискнёт отправиться в путь, пусть он и ведёт к заветным вершинам.
Она ждёт ответ, и одновременно страшится его. Даже сейчас, молчаливо заботясь о ней, Чэньсин живёт прошлым, что нависает над Лу Цайхуа исполинской горой.
«Если ты выберешь Лао Тяньшу, мне придётся уйти», — думает девушка. — «Но разве я смогу без тебя?»
Чэньсин не единожды спасал Цайхуа. В самый последний момент вырывал из когтистых лап смерти и защищал от врагов. Ради неё он нарушил обычаи и подрался с учителем. Ради… неё?
Больше думать не хочется. Огонь иллюзорной надежды согревает Лу Цайхуа вполне настоящим теплом, что растекается в теле вместе с духовной энергией. Чэньсин снова использует технику школы Чунгао.
— Я … — шепчет он, передавая ей свою ци.
Смутно догадываясь, что хочет сказать просветлённый, Цайхуа торопливо его прерывает:
— Тсс, не сегодня.
Острые углы их отношений разглаживаются в мягком, рассеянном свете фонарика. Следы старых ран исчезают, оставляя место искрящимся чувствам, которые делают девушку невероятно счастливой. Разговор о Лао Тяньшу подождёт. Ослабленная и заболевшая, она нуждается в заботе Чэньсина, в его нежной улыбке и лёгких, почти невесомых касаниях. Цайхуа ещё не готова его отпустить.
Растворяясь в ласке Чэньсина, она медленно погружается в сон. Парень сидит рядом с ней поверх одеяла, напевает печальную песню, гладит по голове. В его тихом голосе прячутся отзвуки едва уловимой, но внезапно знакомой печали, живущей на недоступных глубинах души Цайхуа. Прежде чем девушка попытается вспомнить причину этого чувства, тело заснёт окончательно. Только пальцы Чэньсина продолжат с любовью перебирать её волосы, и где-то вдали, на периферии сознания, замерцают золотистые искры духовной энергии.
Цайхуа догадалась, что спит, когда услышала всхлипы. Их жуткое эхо, постепенно усиливаясь, заполнило пространство беспокойного сна, и просветлённой вдруг показалось, что плачет сама эта окружившая её чернота. Сзади стояла Шимин. В ткань её синего платья следами давней трагедии въелись кровавые пятна. Глаза, полные слёз, смотрели на Лу Цайхуа с виной и страданием.
— Наставник, я не хотела, — севшим голосом сказала Шимин. — Вы простите меня?
Она тянет дрожащие руки к Лу Цайхуа, однако та отступает. Шимин замирает, словно осмысливая возникший между ними барьер, а затем начинает рыдать ещё громче.
— Это всё я! Из-за меня вы так изменились. Вы погибли из-за меня!
Пока ученица Лао Тяньшу собственноручно топит себя в пучине отчаяния и сожалений, Лу Цайхуа, зацепившись за её последнюю фразу, испуганно спрашивает:
— Что ты имеешь в виду?
Шимин отвечает не сразу. Проходит целая вечность, прежде чем она, наконец, приводит в порядок дыхание и собирается с мыслями. Говорить о смерти наставника трудно. Время не излечило боль от потери, воспоминания пережитого ужаса не утратили яркости.
— В тот день … — опускает подробности призрак.
Шимин не способна облечь в словесную форму реальность, где жизнь Лао Тяньшу прервалась. Сказать: «в день вашей гибели» — значит принять смерть наставника и отпустить его навсегда.
— … я ощутила присутствие верховного демона. Он собирался убить вас при помощи техники, расщепляющей душу. Нужно было действовать первой, вот только напасть на него я не успела. Всё произошло слишком быстро: демон использовал тёмную технику, и я без раздумий отняла вашу жизнь, чтобы предотвратить самое худшее — смерть вашей души. Мне сложно в этом признаться даже себе, — Шимин совершает усилие, чтобы продолжить. — Вы были бы живы, попытайся я найти другой способ спасти вас. Но я не сделала этого, так как хотела жить в этом мече вместе с вашей душой. Я была одержима идеей избавить вас от страданий и совершила ошибку. Из-за моего эгоизма вам пришлось начать новую жизнь. Я никогда не прощу себе этого.
Она снова плачет. Вид слабой и перепуганной Лу Цайхуа ранит сильнее, чем неизвестность. Долгие годы своего пребывания в логове демонов Шимин безуспешно гадала, куда пропала душа Лао Тяньшу. Однако, навсегда заточённая в меч, она не могла даже представить, что наставник вернётся в облике девушки, забывшей о прошлом.
— Чэньсин прав, — прошептала Шимин, решительно шагая к Лу Цайхуа. — У меня нет права вас защищать. Но если вы снова погибнете, я просто не вынесу. Пускай против меня пойдёт целый мир, я всё равно буду вас защищать. Наставник, я жду, когда вы вернётесь.
С прилипшими к мокрым щекам волосами, в окровавленном платье и отчаянно плачущая она обнимает Лу Цайхуа.
— Я жду…
Задыхаясь от ужаса и необъяснимого жара, разлившегося вдруг по духовным каналам, Цайхуа закричала и открыла глаза.
Её встретила тьма. Бумажный фонарик погас, воздух, холодный и влажный, ещё хранил слабый запах цветов. Куда ушёл его обладатель — юноша в алых одеждах, гадать было некогда. Охваченная паникой Лу Цайхуа вскочила с кровати и побежала к двери.
Чэньсин открыл её первым. Испуганный не меньше самой Цайхуа, он кинул в сторону чашку с расплескавшимся от бега лекарством, чтобы в то же мгновение оказаться прижатым к стене.
— Приснился кошмар? — выдыхает Чэньсин, когда просветлённая утыкается лбом в его грудь.
— Кошмар — это проснуться одной.
«Без тебя», — мысленно добавляет Лу Цайхуа.
Она чувствует себя глупым ребёнком: привыкшим к заботе и ещё не познавшим преходящую суть бытия. Обещая любовь, люди обманывают и исчезают, а потом появляются вновь. Как ни в чём не бывало, по-прежнему с тёплой улыбкой и оправданием. Но Лу Цайхуа не против стать жертвой обмана, если Чэньсин продолжит к ней возвращаться. Именно к ней, а не к кому-то ещё.
— Ты вся горишь, — обеспокоенно замечает Чэньсин.
Лекарство и техника школы Чунгао укрепили организм Цайхуа. Она уже не болела простудой — проблема заключалась в духовной энергии, растревоженной чередой потрясений и недавним кошмаром. Подобно гейзерным водам, ци закипала и, прорываясь наружу, обдавала девушку жаром.
— Кажется, что-то похожее со мной уже было, — прошептала Лу Цайхуа. — Это опасно?
По духовным каналам будто разливается магма. Но просветлённой не страшно. В замутнённом сознании мелькают бесстыдные мысли: «Пожалуйста, продолжай меня обнимать. Остальное не имеет значения».
— Конечно опасно. Если не успокоить энергию, можно лишиться рассудка.
Чэньсин ждёт, что она отстранится и пойдёт медитировать. Вместо этого Лу Цайхуа закрывает глаза и позволяет телу обмякнуть в руках юноши в алом.
— Цайхуа?
— …
Решение приходит к Чэньсину мгновенно. Он берёт девушку на руки и, не теряя более времени, относит её к водоёму.
Затянутое тучами небо стекает в чёрную бездну воды. В ней, вместо звёзд, неподвижно застыли фонарики-лотосы. Их дрожащее пламя, окружённое алыми лепестками бумаги, отражается в поверхности озера россыпью искрящихся бликов. Время от времени их скрывает туман, лениво плывущий в пространстве нескончаемой ночи. Вид завораживал и обещал волшебство, которому Лу Цайхуа очень хочет и в то же время боится поддаться.
Парень ставит её у воды.
— Залезай. Только будь осторожна — здесь глубоко.
— Это озеро целебное?
— Да, как и все на этой горе.
Хотя Чэньсин отворачивается, Цайхуа не решается снять даже верхний халат. Оставив на берегу одну обувь, она заходит в прохладную воду и концентрируется на ощущениях.
Расслабиться получается сразу. Завороженная мерцанием сотен огней, Цайхуа наблюдает, как их отражение расползается по поверхности озера лавой. Отзываясь движениям девушки, бумажные лотосы плавно колеблются, приходит в движение и жидкое золото покрывшейся рябью воды.
Она медленно дышит. Остатки ночных сновидений растворяются в молочно-белом тумане. Поверхность разума становится чистой, в духовных каналах наступает покой.
От медитации её отвлекает Чэньсин:
— Позволишь спуститься к тебе?
Сердце сжимается. Даже на расстоянии нескольких чжанов она ощущает смущение парня. Оно передаётся и ей.
«Это ответ?»
Щёки краснеют, ноги подкашиваются. Сил хватает, чтобы кивнуть и зажмуриться. А впереди ждёт неизвестность, чьё имя — Чэньсин.
Юноша в алых одеждах подходит к ней со спины. По телу пробегает волна сладкой дрожи, когда его руки ложатся на плечи. Цайхуа поворачивается к Чэньсину лицом и неуверенно открывает глаза.
Парень смотрит с любовью и нежностью, однако на дне его чёрных зрачков Цайхуа замечает граничащее со страстным желанием чувство. Словно измученный жаждой Чэньсин, наконец, добрался до источника влаги. Чтобы испить из него, ему нужно согласие. Это пугает Лу Цайхуа и разжигает в ней любопытство. Опьянённая этой опасной смесью эмоций она неосознанно подаётся вперёд.
«Да».
Тело будто касается пылающих углей. Обвив шею парня руками, просветлённая встаёт на носочки и неумело целует его. В этот робкий порыв она вкладывает все свои чувства: и страх пожалеть о содеянном, и множество оттенков любви, неизвестно когда поселившейся в сердце.
Вопреки опасениям, Чэньсин отвечает ей сразу. Его поцелуй, глубокий и нежный, заставляет забыть о дыхании. Не смея поверить внезапному счастью, парень обращается с Лу Цайхуа так осторожно, точно она — неуловимый мираж: не оправдаешь доверия, дав волю страсти, и он бесследно рассеется.
Хотя изнутри его сжигает желание, Чэньсин не рискует нарушить границы дозволенного. До тех пор, пока Цайхуа, чуть отстранившись, не прикрывает глаза, чтобы затем провести по нижней губе языком. Это неосторожное действие сводит парня с ума.
Чэньсин больше не сдерживается. Он давит на талию девушки, вынуждая прижаться к нему ещё крепче. Поцелуи становятся жадными и обжигающе страстными, движения рук, начавших исследовать тело, — бесстыдно настойчивыми. Цайхуа отвечает ему также пылко. Подобная искре, она разжигает в Чэньсине огонь, без которого эти несколько жизней он бесцельно брёл в темноте.
Словно парящие в звёздном пространстве они сами творят волшебство. Стираются последние рамки, державшие Лу Цайхуа и Чэньсина на расстоянии, и оба открывают друг другу самое ценное — душу.
Чэньсин обнажает плечо просветлённой. Та не успевает смутиться — в этот же миг парень касается её кожи губами. Мягко и медленно, пробуждая в девушке новые, не знакомые ей ощущения, которые становятся ярче из-за контраста горячего тела и прохладной воды.
Когда юноша в алом нежно целует Цайхуа в шею, она сдавленно стонет. Вместе со сползающей по цуню одеждой её покидают последние страхи. Слушая дыхание парня, что опаляет её оголённую кожу, безропотно тая в его сильных руках, она понимает:
«Я готова отдаться ему без остатка».
Если Чэньсин оборвал все алые нити, что мешали расстаться с призраком прошлого, и выбрал её, она разделит с ним настоящее и смело шагнёт в туманное будущее.
Цайхуа улыбается сладким мечтам, в которых Чэньсин проводит с ней каждую ночь. Увы, им не сбыться. Волшебство исчезает мгновенно, стоит охваченному страстью Чэньсину прошептать едва различимое, почти умоляющее:
— Т…
Имя, чужое и опротивевшее, отрезвляет Лу Цайхуа. Любовь сменяется ненавистью, и просветлённая в порыве неудержимого гнева толкает Чэньсина. Ей невыносимо даже смотреть на него. Сожалеет ли он, ощущает вину или, напротив, не понимает, в чём дело — теперь всё равно.
Она хочет звучать резко и грубо, однако сорвавшееся с губ: «Ненавижу тебя», — получается жалким. Дольше здесь оставаться нельзя. Накинув на плечи мокрую ткань, Лу Цайхуа выбегает из озера и, не разбирая дороги, несётся вперёд. Взор застилают бессильные слёзы, душу раздирает на части мучительный стыд.
«Не стоило тебе доверять».
Она знала, что пожалеет. Правда в случившемся девушка может винить только себя.
Остаток ночи Лу Цайхуа провела в компании лучшего друга. Шанъяо встретил её недалеко от построек, где жили ученики школы Чуньцзе. Она сидела на парапете моста, что дугой возвышался над мирно журчащим ручьём, и, глядя на звёзды, казалось, смотрела куда-то внутрь себя.
— Ты что здесь делаешь?
— А ты? — задала встречный вопрос Цайхуа.
Хотя в темноте парень не мог разглядеть лица девушки, по одному её голосу стало понятно, в каком она состоянии.
— Ясно, спрашивать, что случилось, не буду. Если захочешь, расскажешь сама.
Шанъяо сел рядом и тоже поднял голову к небу. На душе было скверно, однако присутствие Лу Цайхуа в последнее время придавало его серой жизни некое подобие смысла.
— Взаимно, — понимающе усмехнулась просветлённая и положила голову ему на плечо. Не спрашивая на то разрешения, вот так просто, как и всегда.
— Ты опять мокрая.
— Знаю.
Шанъяо устало вздохнул:
— И что мне с тобой делать?
Впрочем, размышлять над ответом не требовалось. Просветлённый, сняв бирюзовый халат, накинул его на подругу и отвёл её в свою комнату. Греться и пить ароматный улун с лепестками жасмина. Это было единственное, чем он мог ей помочь.
Чай закончился уже очень давно, за окном понемногу светало, а просветлённая всё сидела рядом с Шанъяо: укутанная его одеялом и потерявшая связь с внешним миром.
Она не проронила ни слова с момента, как зашла в помещение. Та Цайхуа, что смеялась и плакала, отчаянно злилась и училась любить, осталась за дверью. Здесь и сейчас существовал лишённый эмоций другой человек. И пусть Шанъяо не был знаком с другой Цайхуа, он её понимал.
Парень нарушил молчание первым:
— Ну как, тебе не получше?
Она медленно повернулась к Шанъяо. Впившись в него немигающим взглядом, Лу Цайхуа изучала иную грань личности друга, которую ранее не замечала или попросту не умела ценить.
Переосмысленный образ Шанъяо вернул девушку в реальность. Теперь, с тоскливой болью в груди, она себя ощутила живой.
Дав волю слезам, просветлённая крепко его обняла.
— Ты рядом, даже когда тебе плохо. Кое-кто сегодня от меня отказался, а ты забыл о себе и остался со мной.
Ему самому нужна помощь. Однако, игнорируя своё состояние, он предпочитает заботиться о Лу Цайхуа.
— Ну почему я влюблена не в тебя?
Шанъяо гладит её по спине, как ребёнка, и улыбается:
— То есть, ты признаёшь, что влюбилась в Чэньсина?
— А вот и нет! — возмущается девушка. — Я не говорила такого.
— Хорошо-хорошо, — со смехом соглашается парень. — Как скажешь.
Примечание автора:
Жасминовый улун (улун с лепестками жасмина) — чай с добавлением лепестков жасмина, которые придают ему характерный насыщенный вкус и аромат. Также обладает следующими полезными свойствами: укрепляет организм, ускоряет обмен веществ и очень бодрит. (Пить такой чай ночью — не лучшая идея, но, полагаю, другого варианта у Шанъяо и Лу Цайхуа не было. Конечно, чтобы согреться, можно было бы выпить и горячей воды. Да и китайцы часто советуют: «多喝热水», что переводится как «больше пейте горячей воды». Однако, как сказала моя хорошая подруга-китаянка: «Пить просто воду — слишком скучно». Цайхуа и Шанъяо, похоже, разделяют её точку зрения).
Фонарики-лотосы — водные фонарики, которые изготавливаются из рисовой бумаги. Бывают разных форм и размеров.