А в том, что это Мертвый Барон, его какая-то часть, древняя и кровожадная, я уже не сомневался. С ума я не сходил, однозначно. И вообще лично я за гуманизм. Если это не мешает моим планам.
Пока я перебарывал чужое сознание, зомби захрипел и качнулся в сторону Густаву. Упускаю!
Главарь глядел, как зачарованный, и не думал сопротивляться. Медленно тянулся по привычке за пояс штанов, пусть оружие его было у меня.
— Уйди, я отпускаю тебя, — внезапно спокойно и тихо сказал я.
Это тоже пришло изнутри, вроде доброго жеста. Мол, я помогу тебе, а ты подумай, сотрудничество может быть очень эффективным. Уступка или поражение?
Живой мертвец прищурился, так по-человечески, что не по себе стало. Словно не поверил. Шагнул ко мне и застыл. Затем резко развернулся и с невиданной прытью шуганул к кустам. Они затрещали и всё стихло.
— С-с-спасибо, Барон, — Густаву заикался.
У меня по спине струился пот, а в грудной клетке так сжалось, что единственное, на что я был способен, это кивок. Хряпнуть бы кашасы сейчас…
Я посмотрел на побережье, чтобы отвлечься. Меня манил океан, бескрайний и настолько мощны, что дух захватывало. Здесь, наверху, ветра не было. Но внизу царили гигантские волны, нападали на берег и бурлили пеной. Бросить им вызов, нырнуть в бушующую стихию. И победить её.
— Барон, — главарь вывел меня из этого гипноза. — Я… Я провожу вас обратно. И пришлю кого-нибудь, когда будут новости.
Он махнул рукой на пламя, уже догорающее. Среди деревьев мерцали всполохи огня, а дым туманом завис над холмом.
Я подумал, что провожатый мне точно пригодится и снова просто кивнул.
В этом лабиринте быстро потеряешься. Здесь нет дорог, нет системы, лишь свой собственный мир и законы. Странным образом, но мне это было по душе. А может близко это было Барону. Но тут мы сходились во мнении.
Густаву бросил робкий взгляд на валяющиеся на пустыре автоматы. Его люди убежали, даже и не подумав забрать оружие. А вот он, по-хозяйски, задумался. Мне тоже не нравилась идея оставлять их тут, найдут дети. Я в который раз кивнул и мужик суетливо забегал по пыли, собирая оружие.
Его Таурус-Беретту я оставил себе. Так спокойнее и солиднее, чем ржавое мачете.
А пока в памяти Густаву будет свежа картина демонстрации способностей Барона, я обойдусь и этим. Главное, за это время успеть разработать план.
Лестницы, проулки, больше похожие на щели, кипы проводов над головами, опьяняющие запахи домашней еды и музыка. Вверх, вниз, вверх, вниз. Главарь шел быстро, я едва поспевал за ним, подмечая детали. Пытался запомнить путь.
Окна-проемы, в большинстве закрытые лишь решетками, открывали бытовые сцены. Кто-то смотрел телевизор, как старик Луис. Кто-то шумно сидел за столом, одновременно бедным и щедрым. Девушка крутилась перед высоким зеркалом, примеряя украшение. Улыбалась так, словно это россыпь бриллиантов, а не бижутерия.
Тарахтели блоки кондиционеров, протекали баки с водой на крышах, противно верещали попугаи, под ногами метались огромные жуки. А вокруг люди хохотали, пели и танцевали.
Тропический котел кипел, обыденно и ярко.
Как сказал Луис? Живут одним днем, чем не праздник? Это… удивляло. Потому что не было во всем окружающем ни капли неискренности. Что за дивный народ.
Когда Густаву привел меня обратно, то помялся немного. Явно раздумывал, как вести себя дальше. Страх почти прошел, но опасения остались.
— Я… — он вроде решился, но запнулся на начале фразы.
— Я буду ждать новостей, — перебил я, не дав ему молчать слишком долго.
Судя по побледневшей смуглой роже, я опять явил «лик Барон». Вот теперь вовремя, но как этим управлять?
Я поднялся по ступеням, не оборачиваясь. Распахнул незапертую дверь и улыбнулся. Вся семья была в сборе. Луис сидел во главе, в своем продавленном старом кресле, которое вытащили из комнаты. Прижимал к груди крошечную рюмку и наблюдал за внуком.
Пацан уплетал прямо из большой кастрюли, глаза его горели и он умудрялся бойко рассказывать события дня. У мелких всегда один день как целая жизнь.
— Вот я ему и говорю, — продолжал какую-ту увлекательную историю мальчишка, — У меня бы такие бутсы были, я бы кааааак вдарил! А у моих подошва отвалилась. Нет, ну обидно! Пенальти, ты бы видел, деда, как я вдарил!
Матеуш, вспомнил я. Митька, переиначил по-своему. Пацан наглядно задрал ногу и показал распахнутую пасть обуви. Исходный цвет давно пропал в пыли и грязи. Излохмаченные шнурки грустно свисали. Сбоку сквозь дырку торчала кисточка. Но Митька радовался, словно он будущий Месси! И продолжал рассказывать о звездном пенальти. Забил. Не смотря на всё.
Тощий, загорелый и счастливый. Я отметил заметный шрам на руке и застиранную до изнеможения майку. Небольшой рост, для его то возраста. Ну точно Месси.
Родители слушали с такими же одобрительными улыбками, как и Луис. Отложили еду и слушали.
На меня обратили внимание не сразу, по-настоящему увлеченные успехами пацана.
— Ой, — первым заметил меня Митька и густо покраснел. — Здрасть.
Все замолкли, обернулись и уставились на меня. Дедок кашлянул, хлопнул рюмку и с трудом поднялся. Упрямо выпрямился, морщась. Боевой старик, ничего не скажешь.
— Ну, знакомьтесь, — бодро велел он. — Гость наш, сеньор Пьетро.
Внутренне я выдохнул с облегчением. Пугать духами этих милых людей совсем не хотелось.
— А чё, правда, что вы господин Барон? — тут же встрял Митька, с детской непосредственностью вытаращив глазища. — Белый же!
Я еле сдержал смех. Луис взглянул осуждающе, и всё. Покачал головой и вздохнул.
— Матеуш, ну что за бесцеремонность, — проворчал старик, незаметно усмехаясь. — Это сын мой, Рикарду и жена его, Нана, — он представил их, сделав вид, что ничего не произошло.
Рикаду, как и большинство увиденных мной местных, был мулатом. Или метисом, никогда не разбирался в отличиях. Словно сильно загорелый, проще говоря. Крепкий, невысокий и излучающий уверенность. Он мне понравился сразу. Легкое беспокойство на лице, но не злоба или подобное. Опасается за безопасность семьи.
Нана, уж не знаю от какого имени это сокращение, полная противоположность. Молочная кожа, изящная для своих лет и с абсолютно благожелательным выражением. Очень миниатюрная и какая-то вся… воздушная. Словно ангелочек спустился в трущобы.
Рикаду выступил вперед, закрывая своих и протягивая мне руку. Взгляд его был изучающий и ожидающий. Мой рост превосходил его на голову, но держался мужик отлично, глядел прямо в глаза.
— Рад познакомиться, — голос его хрипел, будто он работал шахтером ни один десяток лет. — Отец про вас уже столько рассказал.
Вот интересно, что именно. Я ответил на мощное рукопожатие и тут же был приглашен ко столу. Нана вскочила и забегала, доставая из закромов какие-то лакомства. Все мои возражения беспощадно отметались.
Мне плеснули местного рома, щедро, и в пузатый большой бокал. Пододвинули большую тарелку, наполненнную до краев чем-то безумно ароматным. Насыпали в отдельную миску рассыпчатого риса, плюхнули сверху какие-то лепешки.
Старый выцветший и с одного боку оплавленный радиоприемник выдал тягучую песню. Странно было её понимать. О моряке, ушедшем в море, чтобы прокормить семью. И девушке, ожидающей его дома. Не грустная, а полная надежды.
Мне стало так хорошо, что пришлось всё-таки хлопнуть кашасы. Чтобы отогнать накатывающее чувство абсолютного счастья в моменте. Не знаю, зачем было отгонять. Привычка.
И ничего они не ждали взамен, не просили и не вызнавали. Вернулись к ужину, загремели посудой, подлили дедку ещё одну крошечную порцию. Пацан бросал любопытные взгляды, но вскоре продолжил рассказывать про дворовый футбол.
И я пообещал себе. Будут у него лучшие бутсы. А у Луиса хороший телевизор. А у родителей хорошая работа, чтобы хватало не только на фасоль и рис. Хотя бы так. Хотя бы для начала.