— А вот как-то наш комиссар Михаил Иванович Гаврилов такую штуку отколол, что бойцы рты пооткрывали от удивления.
Беляки окопались поблизости, оседлали дорогу. Никак не пройти. Куда ни сунешься — то на пулемет, то на пушку наткнешься. А рельсы подорваны. Не прорваться бронелетучке.
Белые, разрази их хвороба, в обход солдат послали, отрезать бронелетучке путь.
«Что тут делать?» — думали мы, думали с комиссаром, ничего не придумали. Хоть плачь…
Вдруг вижу — комиссар повеселел.
— Придумал, Гриша, — говорит он мне. — Накажи бог, придумал! Пока не скажу. Потерпи с ребятами часок.
Разыскал комиссар среди бойцов не то чтобы художника, скорее маляра. Парень попался толковый, знал дело. Уединился с ним Гаврилов, часа два возились, никого не подпускали близко.
«Военная тайна!» — объяснял Гаврилов любопытным и показывал от ворот поворот, налево кругом марш.
Кончил подготовку, позвал всех. Собрались бойцы, глядят: стоит за бронелетучкой, в тупичке, дрезина. Ветрище в этот день… давно такого не видали. Парус на дрезине барабаном. Мачта под парусом — молодой ельничек — дрожит от напряжения, чуть не переломится, ждет сигнала в дорогу.
По бокам картонные листы-плакаты рейками крепко-накрепко к дрезине прикреплены. На одном — бородач в шинельке царского покроя с ременной опояской, морда — яблоком. Стоит бородач, пятерней в затылке скребет, глаза на верстовой столб пялит. На столбе бумажка, на ней — стрелка жирной краской, а под стрелкой надпись: «Дорога к друзьям-благодетелям». Пониже стихи:
На другом плакате — белогвардейский офицер при-
цепляет бородачу погоны. Из оскаленной пасти офицера вылетают слова:
Ниже опять стихи:
— Ты что задумал, товарищ комиссар? — спросили Гаврилова бойцы, увидев дрезину с плакатами.
— Плоха, что ли, передвижная выставка? — Гаврилов хитро улыбнулся.
— Хороша, слов нет! Да куда ее?..
— Отправим к белым. Пусть позабавятся. А то плачут все, в Петроград хотят. Красная гвардия не пускает.
Дрезину толкнули, погнали. Ветер заиграл парусом. Сильнее, сильней… Передвижная выставка комиссара Гаврилова с плакатами РОСТА — Российского телеграфного агентства — помчалась к белым. А те в это время притаились в лесу за поворотом железнодорожного пути. В полутора километрах от бронелетучки.
Ветер работал отлично. Он гнал дрезину вперед и вперед. Вскоре она скрылась за выступом леса, примыкавшего к самому полотну железной дороги.
Все стихло. Бронелетучка медленно катила вслед за дрезиной. Зорко вглядывались бойцы в надвигавшиеся на них густым строем дубы, осины, клены, сосны, ели, березки — несчетное буро-зеленое лесное воинство. Прислушивались к ровному, тяжелому дыханию паровоза.
Белогвардейцы не выдержали. Началась беспорядочная винтовочная стрельба, затарахтели пулеметы.
— Не понравилась выставка! Ишь как разнервничались! — усмехнулся комиссар. — Засекай точки!
Бронелетучка открыла огонь из орудий и спустя несколько минут остановилась возле подорванных рельсов.
Дрезина с плакатами исчезла. Белые успели сбросить ее с железнодорожного полотна. Плакаты унесли. Дрезина пропала, зато белых отогнали.
А все — военная хитрость!
Весну тысяча девятьсот двадцать седьмого года с ласковым солнцем, бархатистым, нежным ветерком, тихую, светлую, теплую, ленинградцы запомнили надолго. Уже с первых месяцев весны они начали готовиться к празднику десятой годовщины Великого Октября.
Десять лет советской власти!
Казалось, еще так недавно гремели орудийные залпы гражданской войны. И вот — уже юбилей.
Шумно в Центральном клубе железнодорожников на Тамбовской улице.
Перед выставкой, устраиваемой к празднику, толпятся паровозники, движенцы, путейцы, связисты, станционные работники.
Здесь много плакатов с лозунгами первых лет революции, гражданской войны. Много фронтовых газет, приказов и воззваний ревкомов, обращений комитетов бедноты, фотографий, архивных документов об участии железнодорожников в февральской и Великой Октябрьской социалистической революциях.
На почетном месте висит знамя. С ним железнодорожники в апреле тысяча девятьсот семнадцатого года встречали у Финляндского вокзала Владимира Ильича Ленина.
В витрине под стеклом лежит большой кумачовый плакат с грозной надписью: «Долой десять министров-капиталистов!»
Его сохранил Голосин, рабочий паровозного депо Ленинград — Варшавский.
Голосин и его товарищи несли этот плакат третьего июля по улицам Петрограда.
Юнкера военных училищ, вместе с обманутыми Временным правительством солдатами и казаками, стреляли в Голосина и его товарищей.
Но пули не испугали питерцев. Они еще больше раскрыли им глаза на Временное правительство — правительство помещиков и капиталистов. Голосин вынес плакат из-под огня и сберег его.
А вот знамя с призывной надписью:
ГРУДЬЮ НА ЗАЩИТУ ПЕТРОГРАДА
Железнодорожники изготовили его однажды ночью в тысяча девятьсот девятнадцатом году в мастерской депо, а рано утром отправились с ним против белых банд генерала Юденича.
Клуб на Тамбовской стал местом встреч участников Октябрьской революции и гражданской войны.
В один из вечеров собрались там старые железнодорожники: Михаил Гаврилов, Григорий Томчук и другие. Гаврилов пригласил Владимира Измайлова.
— Посиди, послушай, как железнодорожники дрались с белыми. Тебе, музейщику, полезно и нам помощь.
В тысяча девятьсот девятнадцатом году Томчук командовал бронелетучкой красногвардейского головного отряда петроградских железнодорожников; Гаврилов был комиссаром.
— Помните, как в Луге вручали нам знамя? — спросил Гаврилов товарищей. — За освобождение города от белых! Помните?
Он встал из-за стола, заходил в волнении по комнате, потом остановился и снова заговорил:
— «Личный пример четырнадцатого головного отряда будет служить путеводной звездой для укрепления великих завоеваний Октябрьской революции», — так писали нам рабочие Луги, Разве это забудешь?
Он помолчал немного.
Товарищи Гаврилова слушали своего друга с удивлением.