Тревожно пах подтаявший снег кровью и пеплом.
Глазами мертвых глядел рассвет, а мы ослепли.
Была Полота белой от тел, от крови красной.
Мы принимали смерть от мечей, как жгучее счастье.
Была Полота белой от тел, от крови красной,
и воронье, на трупы слетев, устроило праздник.
Буквиц бурая киноварь давно затерта,
а для живых тогда время пришло
завидовать мертвым.
Мы уходили в расколотый лед, не позвав на помощь,
и на земле никто не живет, чтобы нас помнить.
Только плюнула полынья
черной водою
и на прощанье качнулась звезда
над головою.
Осень.
Охряная заметь просек.
Неба пролом
мазнула туча крылом.
Зыбкая гладь трясины.
Звезды - будущий иней.
Конский череп - луна
выпил сердце до дна.
Вязнут в грязи копыта.
Я завтра
проснусь убитой
плясать
под серым дождем
и слушать забытый гром...
Вершники летели - да встали.
И, тетивы натянув, не спустили.
Догоняли меня - не догнали,
убивали меня - не убили.
Вершник на коне да в броне
не зайчонок
по вереску да стрелолисту.
(Подумаешь, кровь течет
черная на серебристом!)
Следит болотное око,
глухо шумит осока,
березовый желтый листок
лег в конце всех дорог.
Трясина... да звезда над ней...
Мне жальче ваших коней...
Болотная рысь
глядит золотыми глазами
Я - гляжу на нее
мне уже не уйти.
Но вереск встает