Все было бы хорошо, но в Метсакюлаской школе пропал один из учеников — Волли Круус. Правда, его родители рассказали, что утром он отправился в медпункт. Но, сколько ни пытался Юхан Каэр дозвониться по телефону до медпункта, ему никто не отвечал.
Сам больной, директор тревожился не на шутку. А единственная его дочь, Юта, вообще голову потеряла. Почему она так близко к сердцу приняла исчезновение Волли? Пойди спроси у этих взрослеющих дочек, разве они скажут!
Но что же все-таки случилось с нашим героем?
Передав Харри свою последнюю волю, он пошел домой, прикидывая: прыгнул на инспектора — раз. Не явился к директору — два. Унес телеграмму — три. Наврал про живот — четыре. Кажется, достаточно…
Все это было настолько ужасно, что живот у Волли и в самом деле заболел. Может быть, он слишком усердно его ощупывал, надеясь найти больное место. Впоследствии Калью высказал мнение, что все это случилось с Волли от страха бывает же у людей медвежья болезнь! Правда, инспектор — не медведь, но еще неизвестно, кто страшнее.
Как бы то ни было, к утру Волли чувствовал себя достаточно больным. Он охал, хватался за живот, вздыхал и поминутно выбегал из дому. Мать Волли встревожилась. Уходя на работу, она выдала ему чистое белье и велела вымыться в тазу — Волли собирался в медпункт.
И вот Волли вошел в белый домик медпункта, прошел коротенький коридор и постучался в белую дверь. Медицинская сестра Вильма Роосте крикнула из-за этой двери:
— Войдите!
Волли приоткрыл дверь и осторожно протиснулся в комнату. Здесь пахло лекарствами еще сильнее, чем от Харри, сына медсестры. А сама Вильма сейчас сидела за столом спиной к Волли и занималась важными медицинскими делами: она перекладывала с места на место небольшие листики бумаги.
— Здравствуйте! — сказал Волли.
Вильма не обернулась. Со взрослыми это бывает — тех, кто помоложе, обучают вежливости, а сами уж так заняты, что и головой кивнуть не могут. Была бы хоть голова какая-нибудь особенная, а то просто так, белая шапочка и волосы из-под нее во все стороны, словно пакля. Отец как-то сказал маме, что у этой Вильмы голова плохо варит. А туда же, важничает!
Впрочем, почему бы ей не важничать? Ведь справку нужно получить не ей от Волли, а наоборот… Ладно уж, подождем…
Волли минутку постоял, скромно опустив глаза. Но потом — сколько же можно стоять столбом? — начал озираться.
Слева, глядя на Волли с плаката, здоровенный парень уговаривал спасать утопающих. При этом он настойчиво советовал тащить их обязательно за волосы. Правее два санитара укладывали носом в землю «лицо, пораженное током». Еще правее извивались глисты. Их было так много и они так здорово были нарисованы, что Волли отвернулся…
«У людей вон глисты бывают, да еще какие разные! — с завистью подумал он. — Сейчас эта Вильма как обернется да как начнет расспрашивать, того и гляди, в лужу сядешь!»
— Садитесь, — оглянулась Вильма Роосте. Однако, увидев неказистого пациента, переменила тон: — Что тебе нужно? Заболел кто-нибудь?
— Да, — кротко ответил Волли, — Заболел.
— Отец? Мать?
— Нет. Я сам. У меня болит живот.
— Расстройство?
— Да, — страдальчески подтвердил Волли.
Обстоятельно отвечая на более детальные расспросы медсестры, он загнул столько пальцев на обеих руках, что Вильма Роосте только ахнула.
— Дело-то, кажется, нешуточное, — сказала она.
Какие уж тут шутки! Волли еще вчера, слезая с инспектора, понял, что дело нешуточное.
— И тошнит, наверно?
Волли покосился на плакат с извивающимися глистами и честно ответил:
— Очень!
— Поставь-ка градусник…
Кто их выдумал, эти градусники? Подумать только, какие-то десятые доли градуса играют такую роковую роль в жизни человека! Что-то сейчас будет?
Волли слышал, что температура может оказаться достаточно высокой, если градусник потереть чем-нибудь шерстяным. Вполне возможно — первобытные люди даже огонь добывали трением. Но, во-первых, неизвестно, сколько времени нужно тереть градусник. Во-вторых, это нечестно. В-третьих, как добыть температуру трением, если в трех шагах сидит Вильма?
— Достаточно, — сказала медсестра. — Давай градусник.
— Я могу еще подержать, — предложил Волли, которому очень не хотелось расставаться с последней надеждой.
Роосте не успела ему ответить: в комнату быстро вошел Антс Ярве, монтер местной почты, считавшийся наибольшим весельчаком и наименьшим трезвенником на всю Метсакюла.
— Здорово, Вильма! — подмигнул он медсестре. — Не хочешь ли прокатиться? Еду в райцентр. Вечером обратно.
— Вот еще! Выдумал! Не могу я закрыть медпункт среди бела дня! Видишь — как раз подозрительный случай… — И она отобрала у Волли градусник.
— Пустяки, нормальная температура, — заглянув через ее плечо, сказал Антс.
— Это ничего не значит. Бывает, — поучающе ответила Вильма, — к вечеру может подняться. Мальчика нужно изолировать, сделать лабораторные анализы. Я, пожалуй, направлю его в город.
— В город? — изумился Волли.
— Да. В инфекционную больницу.
Вот так штука! Такого оборота Волли никак не ожидал. Город — это, конечно, интересно. Хуже, что в больницу. Но зато…
— Слушай, Вильма, — сказал Антс, — это не заразно?
— Кто ж его знает, — передернула плечами Вильма. — А ты что, испугался?
— Нет, но, если нужно доставить его в больницу, мы могли бы это сделать сейчас. Машина под окном. Ты будешь его сопровождать…
Ах, вот оно что! Этому Антсу никакого дела нет до Волли. Нисколько он о нем не заботится. Если бы Волли даже помирал у него на глазах, он все равно думал бы только о том, как ему прокатиться с Вильмой в город. Эх, люди, люди!..
— Едем! — решила Вильма.
— Я только выйду на минутку, — грустно сказал Волли.
— Да, да, обязательно! — кивнула головой Вильма. — Бедный мальчик!
Через несколько минут они уже мчались на небольшой машине отделения связи. Вильма и Антс весело болтали о своих делах, предвкушая в городе массу удовольствий. Шофер, занятый своим шоферским делом, лишь изредка вставлял словечко-другое в разговор пассажиров. А Волли молча мчался навстречу своей судьбе.
Он и не подозревал, что его приключения только начинаются.