— И даже не Парана, — сказал я.
— Что?
— Парана. Есть такая река в Южной Америке.
— Ну и ладно, — сказал отец.
— А есть еще Рио-Гранде…
— Ну и ладно. Лодки ты все равно не получишь.
— Между прочим, это одна и та же река.
— Только попробуй взять лодку, — сказал отец.
Но я попробовал. Ведь если мы поймаем Степана, нам все простят. Я даже как-то не подумал, что мы можем его и не поймать.
Когда отец уснул, я прокрался в его комнату, вынул из кобуры пистолет, вытряхнул на ладонь ключ и положил пистолет обратно. Хуже всего было то, что пришлось трогать пистолет. Но Севка сделал почище: он принес отцовское ружье, правда, — без патронов. За это ружье давали моторную лодку, но Севкин отец не стал меняться. Такого ружья не было по всему Енисею: три ствола — два рядом, дробовые, и один пулевой — сверху.
Часа в три ночи мы подплыли к протоке, загнали лодку в тальник и стали ждать.
Ночь была солнечная и безветренная. Все вокруг гудело от комаров. Мы отгоняли их от лица, но они садились на спину, на ноги и кусали сквозь одежду. Мы отмахивались руками изо всех сил, но они умудрялись садиться даже на руки. Через полчаса у меня вся кожа пропиталась комариным ядом и зудела так, будто ее натерли песком.
— Интересно, кого бы они жрали, если бы мы не приехали? — сказал Севка.
— И не остроумно, — ответил я.
Мы просидели около часу, и комары так нас искусали, что мы чуть было не поссорились.
Степан появился неожиданно. Когда мы услышали плеск весла, он был уже метрах в десяти. Мы замерли. Минут пять, пока ветка не скрылась за поворотом протоки, нельзя было даже шелохнуться. До сих пор не понимаю, как я это выдержал. Когда я, наконец, приложил ладонь ко лбу, раздувшиеся комары стали лопаться с треском, как семечки.
Затем мы поплыли вверх по протоке. Наши весла булькали громче, чем у Степана, просто удивительно, до чего громко. Мы плыли долго, наверное полчаса, пока не увидели ветку, вытащенную на берег. От нее уходила в тайгу еле заметная тропинка.
Мы спрятали лодку в заводи. Я вылез на берег и осмотрелся. Не было видно ни Енисея, ни поселка. Я взглянул на Севку.
— Мы только посмотрим, — шепотом сказал Севка.
— Лучше брось ружье, — сказал я.
— Украдут. — И Севка, тихонько раздвигая кусты, пошел вперед.
Тропа вывела нас к поляне. Степан был там. Он ходил от дерева к дереву и развешивал самолов. Настоящий самолов! Метров пятьсот шнура и штук двести стальных крючков. На дальнем конце поляны стоял маленький шалашик. На кольях, воткнутых в землю, были растянуты сети. Несколько рядов сетей — метров триста крепкой капроновой ячеи. Целое богатство! Попади оно в руки рыбнадзора, Степан получил бы года два, не меньше.
Мы пригнувшись стояли в кустах. Степан прохаживался между деревьями. И мы не знали, что делать:
Севка держал ружье, и комары облепили его лицо и руки. Особенно — руки. Казалось, на них надеты серые перчатки. Я видел, что Севка дергает щекой, чтобы прогнать комаров. Но они сидели, как приклеенные. Севка поднял ружье к плечу.
— Руки вверх!
Степан вздрогнул и выронил из рук самолов. Звякнули крючки. Степан медленно обернулся.
— Руки вверх!
Из куста смотрели на Степана три ствола.
— Товарищ, брось баловаться, — негромко сказал Степан.
— Следуйте вперед! — сказал Севка и высунулся из куста.
У Степана вдруг стало очень удивленное лицо. Он не поднял рук, а медленно пошел на нас.
— Руки вверх! — с отчаянием повторил Севка.
Степан подошел к Севке сбоку. Он взялся рукой за стволы, вытащил из куста упирающегося Севку и хлестнул его по лицу. Севка упал. Все так же медленно Степан разомкнул стволы, посмотрел их на свет и треснул ружьем о березу. Приклад отлетел. Степан подобрал его и швырнул Севке вместе со стволами.
— Хорошее ружье было, — сказал он.
И только тут я понял, что стою и ничего не делаю. Я подскочил к Севке.
— Тронь еще, тронь!
— Иди гуляй, — сказал Степан. — Милицию я уважаю.
Севка поднялся на ноги. Из носа у него текла кровь, а щека была просто синяя. Он стоял и смотрел на Степана. Комары снова облепили его распухшее лицо. А он стоял и смотрел, и не плакал.
— У-ударь… еще… — сказал он.
— Иди, иди. Хватит с тебя.
— Ну, ударь!
Степан усмехнулся и пошел к своим сетям.
Севка постоял еще немного, подобрал обломки ружья, и мы побрели к лодке.
Дома меня ждал отец. Он даже не пошел на работу.
— Ты зачем трогал пистолет? — спросил он.
— Я не трогал.
— Тебя спрашивают: ты зачем трогал пистолет?
— А ты не клади ключ в кобуру, — сказал я.
Отец начал расстегивать портупею. Я стоял неподвижно. Отец отстегнул ремень, сложил его вдвое и подошёл ко мне.