— Ага, — сказал я.
— С такими так и надо. Тогда они отлипнут.
Я хотел ей сказать, что еще сделаю из Аполошки человека, но ее зачем-то позвал наш великий староста — Герасим-Герман-Герка — Г. А., и она отошла. Интересно, почему это я, кажется, начинаю злиться на этого Г. А.? Он ведь ничего мне не сделал, наоборот, даже и внимания на меня не обращает, будто меня и в классе совсем нет. Мне, конечно, на его внимание начихать, но почему я все-таки злюсь, а?
Не успел я про это додумать, как Маша Басова выкинула второй номер. Ко мне вдруг подошли Зоенька и Юлька — есть у нас такие волнистые попугайчики-неразлучники — все время парой ходят и чирикают.
— Сеня, — прочирикали они хором, — мы тебе что-то хотим сказать.
— Валяйте, — сказал я.
— Ты нам нравишься, Сеня, — сказали они и опустили глазки.
— Вот еще… — сказал я.
— Правда, правда, — сказали они, — ты очень, — они хихикнули, — очень-очень-очень… мужественный и добрый.
— Очень приятно, — сказал я.
— Мы тебя приглашаем в кафе-мороженое, — сказали они.
— Спасибо, — сказал я вежливо, — но я занят.
— Ах-ах, — прочирикали они, — какая-какая-какая жалость! А мы так-так-так надеялись.
— Он стесняется, — услышал я за спиной чей-то ехидный голос. Обернулся, а там стоит М. Басова и ухмыляется во весь рот.
— Но почему же? — хором прочирикали попугайчики.
— У него, наверно, нет денег, а мороженое он очень любит. Прямо жить не может без мороженого. Уж я-то знаю.
Ах, вот в чем дело. Ну, ладно, М. Басова, посмотрим, что ты сейчас скажешь. И когда Зоенька и Юлька пропищали хором, что раз они меня приглашают, значит, они и угощают и что в наше время это необязательно, чтобы мальчик угощал, — я сказал совершенно спокойно:
— Я очень люблю мороженое. Прямо жить без него не могу. И я вас приглашаю сам в 19.00 в кафе-мороженое «Гном» на Литейном. Насчет денег не беспокойтесь — я угощаю. Маша, и ты, конечно, тоже приходи, — я поклонился, как рыцарь какой-нибудь, и даже ножкой шаркнул.
Девчонки раскрыли рты, а у М. Басовой глаза стали как щелочки и нос сморщился. Как будто сейчас чихнет.
— Будь здорова, — сказал я, и она, наверное, от неожиданности, действительно чихнула. Девчонки фыркнули, а я только зубы стиснул, чтобы не рассмеяться.
— Вы идите, — свирепо сказала Маша девчонкам. — А мне этому ррррыцарю пару слов сказать надо.
Зоенька и Юлька, хихикая, отошли, а Маша надвинулась на меня, как грозовая туча.
— Опять твои штучки?! — зашипела она.
— Какие штучки?
— Такие!
— Я по-хорошему.
— Ты со всеми по-хорошему!
— Не со всеми.
— И всех яблоками угощаешь. Тебя мороженым, а ты яблоками… чужими.
— Почему чужими?!
— Ты в «Мороженом» Татьяне мое яблоко отдал.
— Ты же его не взяла.
— Мало ли что!
— Знаешь, Басова, — сказал я, — ты, по-моему, все-таки… чокнутая.
На этом разговор кончился. Я отошел. А потом обернулся:
— Так я жду: в 19.00. «Гном». Запомнила?
Она ничего не ответила, и я посмотрел на нее. У нее был какой-то странный вид: не то она заплакать собиралась, не то засмеяться. И она была такой… такая… что у меня даже сердце вдруг екнуло. Мне захотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но я выдержал и не сказал.
На большой перемене в коридоре меня подозвали к себе Татьяна, Гриня Гринберг, Коля Матюшин и Петька Зворыкин. Они стояли у окна и о чем-то спорили. Когда я подошел, Гринька сразу спросил:
— Что ты думаешь насчет Веньки Балашова и его компании?
Дался им Венька! Чего-то он у всех вроде бельма на глазу.
— А что вам Венька сделал? — спросил я. — Парень как парень.
— Да не о нем разговор, — с досадой сказал Гриня. — Ты на Моховой живешь?
— Ну, на Моховой.
— Ты этих… Фуфлу и Хлястика знаешь?
— Ну, знаю.
— Их надо в бараний рог скрутить! — заорал Петька Зворыкин.
— Ишь, расхрабрился, — сказал я.
— С. О. Р. — Союз Отважных Рохликов, — сказала Татьяна.
Я засмеялся. Петька надулся. А Гриня сперва вроде обиделся, а потом махнул рукой и тоже засмеялся.