— А-а, Сенечка, привет, — сказала она очень ласково и как ни в чем не бывало.
— М-м-мбубет, — сказал я.
— Что с тобой? — испугалась она. — Зубы? Насморк?
Ох, провались ты, заноза, через все три этажа!
Я помотал головой.
— Ах, яблоко! — догадалась она. — Ну, какие же вы молодцы! — Она посмотрела на своих родичей. — Как вы догадались, что он оч-чень любит яблоки?
Я наконец проглотил это чертово яблоко. Зол я был до того, что коленки дрожали, но вместе с тем мне почему-то было и смешно. «Ну, ладно, — подумал я, — главное, не растеряться».
— Очень вкусное яблоко, — сказал я. — И торт очень вкусный. Спасибо. Хорошо, что ты пришла, Маша. Я, вообще-то, не к тебе зашел, а к Григорию Александровичу, но раз уж ты пришла — я тебе напомню — в 19.00 в кафе «Гном». — Я мельком глянул на нее: по-моему, у нее из глаз летели искры!
Я повернулся к ее папе.
— Григорий Александрович, — сказал я, — вы не можете уделить мне несколько минут?
— К-к-конечно, п-п-пожалуйста, — сказал Машин папа, — п-прошу, — и он показал на дверь своего кабинета.
Я, не оглядываясь, прошел в кабинет. Проходя, я услышал, как засмеялась бабушка и зашипело, как на сковородке. Это шипела М. Басова.
— Садитесь, — сказал Машин папа. — Чем могу служить?
А я и не знал чем.
— Да вы не стесняйтесь, Семен, — дружелюбно сказал Машин папа. — Выкладывайте.
И тут я придумал. Он ведь человек очень образованный, и почему бы мне не спросить его кое о чем.
— Вы все знаете, Григорий Александрович, — сказал я, — а я не очень. Я хочу вас спросить о… про некоторые слова.
— Сократ говорил, — сказал Григорий Александрович, — что я знаю твердо только то, что я ничего не знаю. Но если вы думаете, что я могу вам помочь…
— Думаю, думаю, — быстро сказал я и спросил, что такое эмоции.
Он опустил очки на нос и внимательно посмотрел на меня.
— Гм-м, — сказал он, — любопытно…
И начал потихоньку объяснять. А потом сам ужасно увлекся. Бегал по комнате, размахивал руками. В общем, прочитал мне целую лекцию.
Эмоции — это, оказывается, разные чувства. Только не запах там, вкус или цвет, а, например, горе, радость, злость, веселье, зависть и… любовь, например. А я-то думал, что «эмоции» — это из радиотехники что-нибудь.
И еще он сказал, что эти самые эмоции бывают положительные и отрицательные. К положительным надо стремиться, потому что они увеличивают срок жизни, а отрицательные, наоборот, укорачивают, и поэтому от них надо бегать, как черт от ладана. Злость, обида, страх и другое в этом роде — это отрицательные. Поэтому, если не будешь злиться, обижаться, бояться и так далее — проживешь сто лет или даже больше. Здорово интересно, но попробуй-ка! И потом, если человек не злится, не обижается, не ненавидит кого-нибудь или что-нибудь — то он, по-моему, просто жизнерадостный рахитик и толку от него никакого.
Я сказал об этом Машиному папе. Он засмеялся и сказал, что чувствами, то есть эмоциями, надо уметь управлять, ре-гу-ли-ро-вать их. Я сказал, ну а если, например, мне в ухо дали? Что же, надо улыбаться и сказать спасибо и второе ухо подставить? Он опять засмеялся и сказал, что все это зависит от кон-крет-ной си-ту-ации.
— Извините, пожалуйста, что я употребляю такие выражения, но в данном случае это означает: когда? где? зачем? почему?
— Понятно, — сказал я, хотя не очень понял, какая, например, разница, где тебе дали по уху — в подворотне или на лестнице?
Он сказал:
— Я рад, что вы поняли, но, может быть, у вас есть еще вопросы?
«Эх, была не была», — подумал я и спросил, кто такой Караваев или Каратаев.
— Этот вопрос прямо соприкасается с тем, что вы спросили насчет правого и левого уха, — воскликнул Машин папа. — А что, собственно, вам нужно знать про Каратаева?
— Да кто он был такой? — сказал я.
— Он был солдат, — сказал Машин папа. — Но не совсем обычный солдат.
— Герой? — спросил я.
— Н-не совсем, — сказал он. — С одной точки зрения… — он покрутил в воздухе рукой, — … а с другой точки зрения… Вы читали гениальный роман Льва Николаевича Толстого «Война и мир»?
— Кино видел, — сказал я, — а читать не читал.
— Н-ну, кино… это не совсем… гм-мм… Видите ли, все это очень сложно, но в двух словах можно сказать так…
И тут он прочел мне лекцию про Каратаева.
Я понял только одно, что этот солдат из романа «Война и мир» и в самом деле был какой-то чудак. Он как раз и считал, что если тебе дали по одному уху — надо сразу сказать спасибо и подставить второе. Тогда того, кто тебе дал по уху, заест совесть, как это он такому доброму человеку съездил по уху, и он больше никогда никого не будет трогать. И если все будут так поступать, то на земле будет мир и справедливость.
— Дудки, — сказал я, — не согласен! Как же! Заела бы фашистов совесть, если бы мы им не дали как следует?!
Машин папа засмеялся и сказал:
— Вы поняли все совершенно правильно, хотя все это значительно сложнее. Еще вопросы?
Я разошелся и спросил, «что такое «неинтеллектуальная личность» и про Троянскую войну.
«Неинтеллектуальная личность» это, оказывается, совсем просто. «Интеллект» — это, оказывается, ум и способности человека. И если человек «неинтеллектуальная личность» — значит, у него ни ума, ни способностей нет. Короче — балбес он и дурак.
Вот так. Значит, уважаемая М. Басова считает меня дураком. И трусом — потому что, если я подставляю, как она считает, правое ухо после левого — значит, конечно, трус.
— Спасибо, — сказал я. — Я все понял.
— Рад был помочь, — сказал Басов-папа. — Когда «что-нибудь будет нужно — приходите. Да, а как же насчет Троянской войны? — спохватился он.
— В другой раз, — сказал я. — Вы только скажите, при чем там в этой войне яблоки?
— Ах, это, — сказал он. — Ну, это легенда, сказание, миф. По преданию, три греческие богини заспорили о том, кто из них прекрасней, и попросили рассудить их одного древнегреческого героя — Париса. Ему дали золотое яблоко, которое он должен был вручить прекраснейшей. Он вручил его богине Афродите. В награду за это она помогла ему похитить жену одного царя — Елену. Из-за этого похищения и началась Троянская война. А яблоко это стали называть яблоком раздора. Очень красивое сказание. Не так ли?