— Нет, кто, кто зовет? — переспросил он настойчиво.
— Ну, разные…
Он встал и вышел из-за стола.
— Нет, не «разные», а дрянь всякая. Вот они-то именно мусор и есть. А где ты слышал?
— Да так…
— Так? Паршиво все это, Сенька. Погано. Так в чем дело-то?
— Пап, а у тебя револьвер есть? — спросил я.
— Пистолет, — сказал он, — только мы его после дежурства сдаем. А что?
— Ничего. Гвозди бы делать из этих людей… — сказал я почему-то.
— А дальше?
— Крепче бы не было в мире гвоздей.
— Хорошо сочинил.
— Это не я. Поэт один. Тихонов.
— А-а. Ну, все равно хорошо. Есть такие люди. Так что все-таки стряслось?
— Ничего не стряслось, — сказал я. Я уже и сам был не рад — зачем этот разговор затеял.
— А зачем ты… чайник поставил?
— Помнишь, ты меня о Веньке Балашове спрашивал?
— Ну.
— Зачем спрашивал?
— Теперь уж неважно.
Обиделся, наверно, на меня, что я тогда ему не ответил. Ну, ладно, все-таки спрошу.
— Зачем он тебе тогда понадобился?
— А что с ним? — переспросил он, глядя на меня очень внимательно.
— Д-да я… не знаю, — промямлил я.
— Ну, раз не знаешь — не о чем и говорить, — сказал он.
«Темнит батя что-то, — подумал я. — А впрочем, я-то тоже… А может, они уже знают о том черном? Это было бы здорово!»
— Чуть не забыл, — сказал я, — тебя капитан Воробьев просил в 20.00 в отдел зайти.
— Так, — сказал отец и снова сел за стол, — так.
Даже и не спросил, где я капитана видел.
— У тебя все, что ли? — спросил он.
— Все! — сказал я.
— Ну, тогда я позанимаюсь еще немного.
Он придвинул к себе учебники и уставился в них, но я видел, что он не читает, а сидит так — думает.
Я вышел на кухню. Мама задумчиво смотрела на чайник. Он еще и не думал кипеть.
— Сказал бы, что с отцом поговорить надо, — немного обиженно сказала она, — а то «чайник»!..
— Не сердись, мама, — сказал я и поцеловал ее в щеку.
Она засмеялась, но как-то вроде грустно.
— Чудны́е вы, мужики. Секреты какие-то. Что я вам, чужая? И так почти все время одна.
— Ну, что ты, мам, — сказал я, и у меня почему-то защипало в носу. — Давай с тобой в кино пойдем. А? Вот сейчас и пойдем.
Она очень удивилась, но и обрадовалась, кажется. А я, подлец, тут же подумал: чего это я вдруг про кино ляпнул? Вдруг согласится, а у меня еще всяких дел невпроворот. Но она, конечно, отказалась.
— Ну, что ты, Сеня?! Спасибо, но куда же я? Неудобно. Поля скоро придет.
— Да что с ней сделается, с твоей Полей, — сказал я сердито.
— Зачем ты так? — сказала мама с упреком. — Вот и папа тоже… Чем она вам не угодила?
Не хотелось мне ее еще больше расстраивать, а то бы я сказал, что слышал, о чем ей тетка ночью говорила.
— Да нет, мам, она… добрая.
— Верно, верно, — обрадовалась мама, — она очень добрая.
Тут закипел чайник.
— Кипит, — сказала мама, встрепенувшись, — а зачем он мне?
— Тетка с ребятами придет, — сказал я, — а чайник готов. Она чаек любит.