Радя, 18-ый день Деток
Поцапались-таки.
Бурлящий котёл мыслей выдавал одну за другой идею и тут же, как пузырьки, всплывающие на поверхности, они лопались от встречи с реальностью и разлетались едким и вонючим паром безысходности.
Подобное бурление для Ради не было новостью. Сколько она пережила интриг и конфликтов, сколько в них было междуусобиц и даже войн, приводящих к концам цивилизаций или разумной жизни. Но всегда было неприятно как в первый раз.
Проведя разведку, она выяснила, что с десяток рыцарей пошли исполнять приказ, вершить правосудие, а их расстреляли. Убит целый отряд органов правопорядка. Новость? Никогда такого не было? Всё было, обидно просто.
Она верхом пронеслась по Аэглир Лоэй словно вихрь, сменила там лошадь, при этом ещё пришлось доказывать, что она княгиня. Благо Никита — староста Аэглир Лоэй — её знал в лицо и тут же предпринял решительные действия. В Эрлоэну она въезжала уже вечером.
Город каменщиков и металлургов встретил её охраной на подъезде и тёмными, но необычайно спокойными и чистыми улицами. Почти в каждом доме горела лампа, дымили трубы, кипела жизнь. Что такое десять человек по сравнению с целой страной? Впрочем она всегда считала, что каждая человеческая жизнь ценна.
— А чегой-то госпожа княгиня без охраны, да ещё и на такой кляче? — спросил Гуго — местный охранник, охраняющий главный подъезд к городу. Радя уже готова была открыть рот, чтоб что-нибудь ответить, но тот вдруг нахмурился и выдал: — А чегой-то мне вдруг интересно стало?
Пожав плечами, Радя решила ничего не объяснять и шагнула на порог вытопленного чистого постоялого дома. Её с порога встретила лучезарной улыбкой миловидная низушка по имени Берта, её Радя знала хорошо, как-то гостила у неё пару дней.
— Здравствуйте, Ваше Высочество, — поклонилась она.
— Привет. Берта, есть у тебя что-нибудь покушать? С утра во рту кроме сухарей ничего не было.
Берта провела её в хату к печи, рядом с которой находился вмонтированный в стену умывальник, очень удобный, с двумя железными вентилями. Она помыла руки, умылась и вошла в комнату с накрытым столом.
За столом сидели трое: женщина с красивым острым лицом и тревожным взглядом, в голове пробивалась седина, с ней рядом мужчина полуэльф, утончённый и с длинными чёрными волосами, а напротив устроился мальчик со шрамом на щеке. Они молчали и жевали еду. Радя постояла, испытывая неловкость, но села рядом с мальчуганом.
Все трое были неспокойны, но при этом молчаливы. Они механически пережёвывали пищу, переглядывались, но ни слова не произносили.
Раде принесли еду и пока она не поела, ни о чём другом она думать не могла. Но утолив голод и жажду вкуснейшим рагу с пряными сушёными травами, она положила подбородок на сплетённые руки, окидывая всех взглядом. Может быть они узнали её, может быть нет. Она не светила своей физиономией ни на чём, не чеканила монет со своим профилем, не распечатывала своё изображение на столбах. Её определённо точно знали в лицо только самые приближенные к власти, никак не обычные аэльи. С обычными аэльями она общалась на равных, и это позволяло экономить на внутренней разведке.
— Извините, может я не в своё дело лезу, но у вас что-то произошло? Кто-то пропал, заболел? Я обладаю некоторой силой вам помочь.
— Вряд ли, — подняла взгляд женщина. Голос был убит горем. — Нам остаётся только молиться, ибо мы на грани с тем, чтобы утратить нашу веру. А если не мы, то кто?..
Её голос прервался, к Раде обратился её муж.
— Понимаете, ситуация сложная и мы не можем понять, что делать. А раз даже описать сложно, то как тут поможешь?
— Гарри умер, — буркнул насупившийся мальчуган.
Гарри умер?
— Нет, он у себя, в Нуриен Юндил, — поправила его Радя.
— Его там нет. Его нигде нет, — развела руками женщина. — Он умер, пропал, ушёл, исчез, а до этого кричал от боли!
Она всхлипнула, вспоминая пережитое.
— И как теперь вернуть долг?
Муж её принялся успокаивать, а мальчик всё сидел насупившись.
Вечер не задался. Она молча посидела с ними за столом, говоря какие-то слова утешения, но вскоре все разошлись по своим комнатам. Радя, хоть и валилась с ног, теперь не могла спать, прогоняя у себя в голове, что могло случиться.
Этот прохвост мало того, что за своими не уследил, так ещё и коней двинул. Зная его можно было бы предположить, что это всё игра. Для чего? Что ему от всех надо? От кого он прячется? Ну не от Ради, ясное дело. Да, десять человек, это серьёзно, и разбирательство будет серьёзно, но недостаточно для того, чтобы прятаться и переживать за жизнь, когда ты ещё и в божество превратился. «Убью, как увижу!».
Но если он и вправду умер? Кто будет руководить его ребятами? Не значит ли это, что каждая деревня получит автономность? Это будет худший вариант. А ещё нужно поддерживать общение с Кинуром, её ребят не хватит для противовеса армии, нет дружеского плеча, на которое можно опереться.
Утро наступило серое и тревожное.
«На кого он меня покинул?»
Гарри
Как это было?
Это было странно.
Полёт замедлился, я чувствовал что-то, что тянуло меня обратно. Я видел свои заклятия, оставленные мной, людей и нелюдей, которым я помог, я слышал биение той части мира, в которой жил, тех немногих аэльев, которых спас. Было бы неправильно сказать, что они пали на колени сейчас и умоляли меня вернуться, но им было грустно. Искренне грустно. Особенно семье Кирнисов, которые потеряли смысл существования. Матери, которые моим именем пугали и учили детей, вдруг почувствовали боль, как по умершему отцу. Они прекратили есть, читать книги, рассказывать сказки и пытались понять, чего же их лишили. А как только понимали, то просили вернуть это назад.
Гарри, он ведь бессмертный, он не может умереть.
Полёт замедлился, но не прекратился вовсе.
Я глянул на руки и увидел на правой сдвоенное кольцо, мутно сияющее во тьме. Оно на секунду пропадало, а потом появлялось. Ощущение было, что силой сдвоенного кольца пытался кто-то овладеть. Рядом с ними, с кольцами, я видел нить, тянущуюся к самому миру. Даже не нить, а витую верёвку, свитую из мельчайших нитей. А вот каждая нить, я ощущал, была той душой, что сейчас зовёт меня назад.
Я ухватился за неё и верёвка тут же натянулась. Нити вылетали из неё в разных местах, отрывались и растворялись. Неужели это всё реально, или это лишь одна большая метафора?
Меня по прежнему уносило от мира. Он был всё ещё огромен. Я мог различить кусочек Бимаэра — второго континента, — шторм у Пика Ветров и огненную бурю по экватору, мог видеть блеск молний у Пика Птицы Грома.
Но постепенно мир отдалялся.
Я ещё раз глянул на свои руки и не увидел верёвки осознавая, что то были замысловатые чары, которые приняли ассоциативно такой вид у меня в сознании. Эти чары я мог использовать, чтобы замедлить движение, обратить его вспять.
А зачем? Может бросить всё это? Серебряный туман так манил, зазывал к себе. Просто отпусти, брось это место, на кой оно тебе? Тебя ждёт новый этап твоего существования, тлен закончился, нырни в нетленное. Твоё состояние — лишь состояние фазового перехода, не противься.
Нет! Слишком многих я оставил там, кто рассчитывает на меня. Не по глупости либо по незнанию, а из-за плана, слишком сложного и проработанного. Как же гениально было сыграно на моей любви к загадкам! Одна только деталь, которую упустил тот мертвец — я уже на пути к своей божественности. Не в попытках получить божественность в подарок, а в трудах и прилагая усилия, чтобы её заработать.
— Так ведь? — спросил я у замершего под моими ногами мира.
«Нужен умелый кукловод», — подтвердил мир.
Этого было достаточно, чтобы остановиться.
Но одного этого было мало, чтобы начать двигаться…
Нода
ЭннИрил всегда блестал золотом. Это золото было для многих маэ дороже настоящего. Золотой металл был лишь безжизненным куском стали, хоть и ценным среди смертных. Золотые же листья несли жизнь, счастье, радость, надежду.
Императрица эльфов, Нода Эйвенстаэль, низенькая, одетая очень просто: в куртке со шнуровкой, свободных штанах и босиком, в накинутом на плечи тёмном походном плаще с откинутым капюшоном, она шла знакомыми аллеями. Налетавший весенний тёплый ветер трепал её доходившие до плеч локоны цвета угля, золота, поздней зелени, кленовых осенних листьев, цветков одуванчика и алой розы.
Она гуляла здесь каждый день, выполняя рекомендацию Инуэля.
Первые несколько дней она была на грани, в забытьи. Её сознание жаждало покинуть мир живых, но полуэльфийка боролась изо всех сил, потому что ей подсказывала её интуиция, что есть что-то, что удерживает её в мире живых, не отпуская в мир мёртвых. Что даже из Серых Пустошей её заберут, попади она туда. Потому стремиться туда смысла не было. Кто или что не давало ей уйти, она не помнила.
Прилетевшее заклинание раскрылось магическим письмом, прошептав на ухо безжизненным голосом с подписью Мраки: «Гарри мёртв».
Шёпот этот громко пронёсся в сознании императрицы эльфов.
Нода остановилась, словно вкопанная, дыша тяжело и глубоко. Сердце её билось сильно и быстро, внутри была каша из эмоций такая, что она не была сейчас в состоянии её переварить. Она согнулась, опираясь о ствол берёзы, и изрыгнула завтрак в невысокую траву под вечно золотое дерево. В глазах темнело.
Счастье — демоны будут повержены, они с Мракой поделят мир пополам, заживут в счастье и согласии, когда Мрака поглотит Аленой своей сильной и опасной армией.
Удивление, граничащее с завистью — у него всё же получилось, не смотря на все преграды. У неё, к примеру, не вышло. Но не вышло не из-за недостатка опыта, а потому… А почему?
Облегчение — Гарри в ней вызывал такие эмоции, которых она опасалась. Сейчас его нет, значит и переживать не стоит.
Колючая грусть — этим заканчивались её эмоции. Она видела перед глазами лицо человека, такое простое и обычное, такое… Что это были за чувства? Это была жалость к нему?
Отдышавшись, Нода вернулась к себе и долго пыталась переключиться, думая о чём угодно другом.
Дни медленно ползли, ей оставалось лишь ждать. На всякий случай она отправила Амлэю на разведку, не зная, зачем. Цель достигнута, задача выполнена — что ещё нужно? Что-то было нужно.
Ноде вдруг показалось, что со смертью Гарри она не приобрела, а потеряла. Это была бредовая мысль. Тогда, в Аннуриене, стоя около зажавшего её демона, она смотрела на его сосредоточенное лицо. Тогда она принимала решение. Ей стоило бы сделать два шага и один, может быть два удара, и всё решилось бы. Именно тогда. Она сослалась на скуку, сама себя пыталась заставить поверить, что это было бы слишком просто, неинтересно — жульничество. Но нет, она так не чувствовала.
Вдруг Нода остановилась. Прямо посреди аллеи. Остановилась так внезапно, что крылатая вифка, что наблюдала за ней, перестала чирикать и упорхнула вглубь леса. Она остановилась от осознания, что слишком поздно что-то менять, но если бы она могла, она бы открестилась от затеи убивать Гарри ради божественности.
Счастье испарилось первым, исчезло, не оставив следа. Удивление превратилось в воспоминание. Облегчение сменилось новой ношей ожидания. И что же осталось? Что осталось после того, как Гарри умер, а их план пришёл к успеху?
Осталась грусть, а ещё пустота. Пустота там, где должно было быть что-то. Там, где что-то было, пока всё не свершилось. Пустота эта была далеко не только от отсутствия цели. Было в её отказе убивать Гарри ещё что-то глубоко личное. То, что она когда-то знала, но давно забыла.
Полуэльфийка прошла ещё пять амреллов и уселась под дерево в холодную траву, тяжело вздыхая. В ней разгоралась злость на себя, обида за принятые решения. Ох, если бы она только могла повернуть всё вспять… Гарри, если бы ты только выжил…
И в этот момент её будто обожгло. Она что-то ощутила, лишь на мгновение, оставшись сидеть с открытым ртом, пытаясь за хвост словить, что же она только что ощутила.
Гарри
И тогда в сознании всплыло лицо, обращённое словно с молитвой: тонкие черты, тоненькие полоски бровей, большие карие глаза и волосы всех цветов осени, такие мягкие и нежные. Улыбка на её лице, милая и дерзкая в одно и то же время.
— Гарри, если бы ты только выжил… — пронёсся в голове её нежный и грустный голос.
— Рано хороните! — сжал зубы я.
Может быть ты и не та самая, но вначале я тебя найду, а потом решу!
Я напрягся изо всех сил, двигаясь вначале крайне медленно, а в последствие всё быстрее и быстрее, продираясь через серебряный шторм. Я вдруг словил себя на мысли, что каждая моя попытка — это очередное пущенное заклинание, которое отзывалось внутри чем-то, похожим на ту самую серебряную вспышку, которой меня изгнал тот мертвец. Заклинания, которыми можно подчинить души. Власть, данная лишь Серой Пустоши.
— Мне не страшна больше смерть? — удивился я, задавая этот вопрос вслух.
Ответа на вопрос я не получил. Скорее всего страшна.
Сдвоенное кольцо разогревалось, пульсировало жаром и… Боли не было, было нечто другое. Агония, тьма, давление, ощущение абсолютной потерянности. Нечто, что многократно хуже боли. И это чувство нарастало, срывая какие-то внутренние барьеры.
А вера в меня начинала угасать. Мир провернулся вокруг своей оси дважды под моими ногами. За это время я чувствовал угасание той силы, что сдерживала бурный ветер, уносящий меня прочь от этого мира.
И вот, когда я вновь стал видеть родной Анатор и свой собственный труп, который никто так и не нашёл, в глазницах которого копошились люминисцирующие жуки, шторм вдруг закончился.
Сеамни
По астралу прошлись грубо, как булыжник в воду кинули. Через минуту после этого перед ошарашенной, хлопающей глазами Сеамни стоял Леголас, переводя дыхание.
— Гарри пропал, и это было неожиданно, — сообщил он.
Они вышли из Нуриен Юндил. Всё ещё Агнес раздавала зерно и крупы для посевной, всё так же рядом ошивался Марсенас, как и часть назад. Толпа местных стала меньше, но к ней присоединились новоприбывшие, требовавшие свою долю, хотя она и не была положена изначально. Деревня жила своей привычной жизнью, и эту жизнь нельзя было нарушать странными новостями.
Эльфийка подошла к месту, с которого по словам Леголаса Гарри махал ему рукой, а после просто исчез, и ощутила тот самый грубый разрыв в астрале. Села и принялась наблюдать.
Леголас
Он смотрел за готталмаэ внимательно, не отвлекая её от её работы. Леголас понимал, что, возможно, нечего волноваться, потому что Гарри часто пропадал посреди слова и даже посреди взмаха, но здесь было что-то не то. Как укол. Лицо Гарри отражало удивление в этот момент. Оно не отражало удивления даже когда к границе Аннуриена подошли рыцари, собирающиеся перевешать половину деревни.
— Он мёртв, — услышал эльф тихий шёпот Эльстана.
— В Аннаторе где-то, — отозвалась эльфийка, вскакивая на ноги и озираясь по сторонам. — Быстрее, нужно к нему!
— Он мёртв! — схватив её за плечи повторил Эльстан.
Сеамни похлопала глазками, попеременно становясь то пунцовой, то бледной.
— Ты целитель? — спросил вдруг Леголас. Не дожидаясь ответа продолжил: — Твои ли слова, что ты будешь помогать лечить, находясь в отряде?
Высокий эльф скривился. Ему не нравилось, что его призвали к долгу, но долг есть долг.
— Он мёртв, — тихо повторил Эльстан и развёл руками. — Лечить некого.
— Он жив! — крикнула ему в лицо Сеамни и на глазах появились слёзы. — Такие как он так просто не умирают!
— Против таких, как его противник — очень даже умирают, — раздражённо бросил эльф.
— Не желаю слушать, — запротестовала эльфийка и потянула Эльстана за рукав. — Господин Марсенас! Нам срочно нужно две лошади, — утёрла она слёзы рукавом.
Барон выглядел немного встревоженным, последние десять метров он перешёл на бег.
— Что стряслось, господа?
Сеамни уже было открыла рот, но Леголас её опередил:
— Долг зовёт, господин барон. Можем ли мы одолжить три лошади на несколько дней?
— Две, — настаивала Сеамни, глядя ему в глаза. — Пока Гарри нет, ты нужен здесь.
Леголасу очень не хотелось её отпускать. Вдруг с ней что-то случится и эти огромные глаза на красивом личике перестанут сиять, станут блеклыми и безжизненными? Он не хотел отходить от неё ни на шаг, но, вздохнув, кивнул.
Де Луиз посмотрел на них с подозрением, особенно долго всматривался в личико Сеамни, но та зло поджала губы и не отвела взгляда.
— Конечно, господа, — улыбнулся он. — Всё что угодно на благо общего дела.
Радя
Радя в спешке собиралась, стоило только первому лучу солнца коснуться земли. Собиралась, но всё ещё не решила, что она будет делать. Она попрощалась с Бертой, её проводил Гуго, она покинула Эрлоэну, потребовав себе сильного и быстрого коня. Городок шахтёров скрылся за спиной так же стремительно, как возник вчера вечером.
Она планировала лично и без охраны поговорить с Войлой в АнЭмиваэле, снарядить на суд виновного в военном преступлении и с ним тащиться в Аннуриен, чтоб захватить с собой Гарри. Но если Гарри нет, то и виновного тащить смысла большого нет, хотя Кинур буквально позавчера весь мозг выполоскал своими вздохами о том, что закон должен соблюдаться, как его соблюдает он.
Кулаки сжимались до боли. Закон, соблюдающийся так, как соблюдается у них — это цирк, а не закон. Это она понимала, это понимал и Трума, но до полноценной судебной системы было ещё очень далеко.
Так и что же делать?
Она решила доехать до развилки, где одна дорога вела в Грувааль, а другая в АнЭмиваэль, а там решить. Вдруг кто-нибудь, хоть бы тот же Гарри, услышит её мысли и даст ей знак.
Из-за поворота вынырнули двое, на лошадях, шли рысью и довольно бойко. Радя попыталась всмотреться в лица и тут же узнала Сеамни, помахала рукой. Двое перевели лошадей на шаг, Радя своего тоже, поравнялась и остановилась.
— Гарри умер? — буркнула она и сердце её замерло.
— Смертные… — фыркнул эльф, который сопровождал Сеамни. — Вот так вот без приветствия, без вводных слов?
Сеамни же почти не скривилась от подобного обращения — сказывалась жизнь в одном замке с Гарри.
— Да, умер.
Радя шумно вдохнула, а потом медленно выдохнула.
— Совсем? — спросила она.
— Да\Нет, — буркнули они хором, Сеамни настаивая, что Гарри всё же бессмертен, а Бурчащий Эльф, что смерть — это конечное состояние.
— Сеамни, он умер насовсем, — скривился ехавший с ней эльф, будто лимон раскусил. — Ни один маг не может вернуться с Серых Пустошей, сколько не старайся.
— Он бог! — рявкнула на него Сеамни.
— Не начинай, мы это уже проходили, — закатил глаза Бурчащий.
— Всем молчать! — приказала Радя, теряя терпение, глядя на эту перепалку. — В какую сторону его искать? Где он умер?
— Он не умер! — крикнула на Радю обычно кроткая эльфийка и в глазах появились слёзы.
— Да, где он не умер? Веди.
Кинур
Несправедливость была везде и во всём.
Обычное соблюдение законов теперь никому неинтересно. Уничтожили твой отряд и даже тела не вернули? Что ж, это так и надо, об этом мы не слышали. Да, госпожа княгиня? Мало того, что ему пришлось унижаться, рассказывая всем липовую историю того, как он ошибся и из-за этой ошибки пострадали обычные люди, а Гарри, как обычно, выставил всё так, будто он величайший из героев, так ещё и Радя с Трумой ни черта делать не собирались.
Да они даже не знали ни о чём!
Он себя успокаивал только тем, что и он бы не узнал, если бы Гарри ему прямо не сказал об этом. Вчера Кинур был у Трумы, они долго беседовали и оказалось, что исполнять закон нужно иначе. Это было кощунство, теперь рыцарь обязан был доставить пинающегося убийцу десятерых самостоятельно в зал суда, где будет выноситься решение и его ещё могли оправдать! Где такое видано?
Более того, Трума возмущался, что Кинур, видите ли, должен об этом и так знать.
В башне было темно. Он не зажигал факел, так меньше ломило в висках. Из тьмы в свете двух лун просматривался холодный стол со списком распоряжений, в темноте лежал едва различимый план по штурму АнЭмиваэля, а под ним сводка прихода и расхода за Тёмную ханту — поздновато, но полезно.
Он остался без командира.
Нужно было это объяснить остальным.
Город снизу казался едва живым, лишь одинокие оранжевые огни на тёмно-фиолетовом фоне блестели через холодные стёкла. Да ветер завывал. Но он всегда воет. Он воет вне зависимости, жив город или мёртв.
Виски Кинура болели, будто сквозь них тянулась скоба, и он их массажировал, направив взгляд во тьму винтовой лестницы, которая начинала разгораться магическим светом. Он встал, сжав в руку свиток защиты, пытаясь понять, кто к нему пожаловал. Но через пару секунд всё решилось само — на порог ввалилась запыхавшаяся Радя.
— Ты чего так высоко забрался? — едва переводя дыхание буркнула она. — И почему ты ещё тут, а не под тёплым пушистым одеялом? Я тебя обыскалась, но очень рада видеть, — улыбнулась она и Кинур не мог не улыбнуться в ответ.
— Что привело княгиню в столь поздний час в мою уютную обитель?
— Желание узнать, патрулируешь ли ты вообще территорию, или это так, для проформы обязанность.
Одна бровь Кинура принялась дезертировать к волосам и ему стоило усилий остановить это самовольство на собственном лице.
— Территория неустанно патрулируется, врагов обнаружено не было, — отчеканил он.
— В общем, открывай ворота, достопочтенный граф-гроссмейстер Кинур де Банис, и скажи впредь своим людям на стене смотреть внимательнее.
— А что произошло, могу я поинтересоваться? — всё не унимался Кинур, но чувствовал себя униженным. Мол, не делает он свою работу. Вот кто-кто, а он свою работу выполняет исправно!
— Три дня назад за стенами была драка и сейчас там кучка трупов. Один из них Гарри и он сейчас мёртв.
Обида Кинура перекрылась ликованием, но он скрыл эту эмоцию, лишь коротко кивнул и достал из-за пазуха амулет, отпирающий врата.
Гарри
Никакого больше серебряного шторма, никакого посмертия. Передо мной был мир, полный лжи, любви, разврата, раздражения, гнева, ярости и забвения — мир живых.
Солнце светило ярко, находясь в зените. Если бы я был в теле, я бы ощущал зной. Весь снег давно растаял, прошлой ночью прошёл дождь, земля была сырой, но этого я тоже ощутить мог лишь косвенно и по магическим признакам. Стена Анатора возвышалась нерушимо, ворота стояли закрытыми, сновали туда-сюда стражники, но всё же мне и двум другим парням дали пролежать здесь довольно долго.
— Вот блин, тело подгнило. Что теперь делать?
Мой дух был слаб, в нём почти не осталось магии. Астральное тело, почти невредимое, если не считать мелких повреждений по всем отделам из-за проклятья, прочно уместилось в убитом физическом. К тому же было что-то здесь не то — моё тело не было больше связано со мной серебряной нитью. Она исчезла, её не стало!
Мне что-то подсказывало, что в этот момент я должен был бегать кругами вокруг моего трупа, смешно размахивая руками, но паники не наступило.
Я уселся на край ямы, в которой, в грязи и воде от прошедшего дождя, лежал мой труп, и принялся врачевать. Такой грязный и разлагающийся сосуд мне не нужен. Нужно было привести его в порядок.
Оставаться в виде бесплотного духа было интересно, но с каждым мгновением я чувствовал всё нарастающий дискомфорт. Будто больной зуб, а в нём копошатся иглой. И вот зуб один, вот их уже два, вот с тебя срезали кусочек кожи на спине и втыкают туда иголки. Держать это всё под контролем было возможно, но крайне сложно.
— Тебе повезло, что у тебя в мире нет жнеца, — хохотнул я и задумался, смогу ли я отбиться от жнеца. В голове всплыли заклинания, которые я забыл, попав в этот мир, а теперь принялся вспоминать — сложные чары для подчинения духов и управления загробными мирами. Я отвлёкся, зажёг в руке серебряное пламя, отливающее внутри фиолетовым, из совершенно новых структур, из совершенно нового источника — скорее всего отбился бы.
Диск солнца катился к земле.
Колдовать в таком состоянии было значительно сложнее, нежели с телом. Я ощущал, что почти ничем не могу пользоваться. Словно писать на листке бумаги карандашом без стола — в принципе можно, однако крайне неудобно. Ни тебе привычного диссациатора с накопленными структурами, ни узлов и преобразователей, все чары нужно держать в воздухе и собирать из того, что сейчас под рукой, буквально жонглируя структурами.
Не смотря на это моё астральное тело к вечеру было окончательно очищено от проклятья. С физическим телом было намного сложнее — мозг и череп я восстановил по астральному следу моего тела, однако дыра зияла и в ней по прежнему копошились жуки. От глаз снова ничего не осталось.
Кроме прочего я с трудом мог докричаться до верующих. Среди всех я остался связанным лишь с Кимом, который сейчас с пеной у рта доказывал, что Гарри жив, просто спит. Хороший малый, пусть доказывает. Взрослые упрямые, но ты тоже будь и тебе в итоге поверят. Я рассказал ему, где я, и рассказал, какая помощь мне нужна, но он не понял до конца.
День пролетел незаметно. Жонглирование заклинаниями дело сложное и каждые чары будто бы пили из меня силы, но воспринималось это немного иначе — время просто принялось ускоряться. Я наблюдал за тем, как вроде бы творю с той же скоростью, а солнце на небе перепрыгивает с одного места на другое, словно зловещий огненный шар. В итоге многого я не добился, почистив лишь астральное тело и затянув череп, хотя с телом я бы с такими повреждениями справился бы за пару дней.
Кроме того ощущалось какое-то опустошение, настойчивое желание всё взять и бросить, и бродить по окрестностям, воя на луну. Совсем как при магическом истощении, только гораздо острее. Когда очередное заклинание рассыпалось у меня в руках я выругался и решил сделать перерыв.
Исцеление двигалось непозволительно медленно.
А сколько времени у меня в принципе есть? Я обратился к своим ощущениям, понимая, что дней десять точно было. Ещё был вариант занять чьё-нибудь тело, но колдовать из него будет крайне сложно, ведь астральное тело будет не развито, да и рефлексы пострадают в значительной степени.
Десять дней слишком мало, за это время нужно успеть восстановить хотя бы базовые функции. Я продолжил работать.
Ночь опустилась закономерно в попытках творить простые исцеляющие чары. Плёл я их до тех пор, пока ворота замка вдруг не распахнулись, открывая моему взору блеск щитов и рыцарских оголённых мечей в темноте. Их было немного, с десяток. В окружении рыцарей было две знакомые фигуры: тоненькая Сеамни и укутанный в плащ Эльстан.
Я обрадовался, сорвался и подбежал к эльфам, размахивая руками. Сеамни меня не видела и не могла, а вот Эльстан вполне мог.
— Я тут, тупица эльфийская! — надеялся я хоть как-то вызвать его интерес.
Но строй маршировал, а эльф никак не реагировал. Я был слишком слаб, кроме прочего эльф явно искал душу, привязанную к телу. Теперь, когда я знал, как это работает, я понимал, что без серебряной нити единственный вывод, который сделает эльф, когда меня увидит, будет:
— Он мёртв, — указал Эльстан на моё безжизненное тело.
Две пары рыцарей уже тащили за Атор Адолен два мёртвых тела. Ещё двое пытались пристроиться к моему.
— Он! Жив! — топнула ногой Сеамни. — И хватит нести чушь! Осторожней с ним, это не труп! Это живой, но очень плохо выглядящий бессмертный!
Рыцари поглядывали на Сеамни как на умалишённую, но подчинялись. Эльстан же всё ухмылялся, даже не представляя, насколько он не прав. Меня понесли.
— Он жив, — сквозь слёзы кидала Сеамни время от времени.
— Как вот это может соответствовать понятию «жив»? — возмущался Эльстан. — Жизнь ушла из него три дня назад. Посмертники давно уже свои личинки ему в тело отложили.
Сеамни раздала команды по поводу остальных двоих, когда мы вошли в город. Потом подоспели самые настоящие носилки, на которые уложили моё тело и понесли в здание храма.
— Сеамни… — попытался сыграть понимающего маэ Эльстан. Не прокатило. Да он не успел даже двух слов сказать.
— Ты лекарь — лечи давай, прямо сейчас! — приказала она. Пробился тон, который я слышал в Пандемониуме. — Нам остановиться?
Эльстан махнул рукой сержанту, мол, «продолжайте».
Я колбасился на носилках, проносимый квартал за кварталом.
— Я не буду лечить «это». Сеамни, успокойся и посмотри правде в глаза: единственное, что мы можем сделать, это похоронить его по всем правилам, чтоб его дух обрёл покой, — Эльстан взял её за плечи, заглянул ей в глаза.
Приближался храм, а там было какое-то буйство магии. Мне рядом было находиться некомфортно в образе духа. А моё тело несли именно туда!
— Я вам дам, хоронить они меня собрались! Рано хороните! — закипишил я и поспешил в своё тело.
Боль, которую я испытал, была выше всего, что я испытывал до сего. То мгновение агонии и бесконечного огненного безумия для меня показалось вечностью, где моё сознание боролось с сумасшествием. В это мгновение я успел дёрнуть рукой прежде, чем вновь покинуть своё тело.
Это было ужасно.
Я вынырнул и вновь почувствовал тот гнёт, как тогда, на границе серебряного шторма. Я бы хватался сейчас за бок и шумно вздыхал, если бы душа нуждалась в этом.
Сеамни с Эльстаном переглянулись. Эльфийка утёрла слёзы.
— Что это было? — спросила она у эльфа.
Лекарь стоял с широко открытыми глазами, не веря в то, что только что ощутил.
— Он испытал боль, — эльф завертел головой. — Он рядом, потерял нить и очень слаб. Стойте! — скомандовал он рыцарям. Те остановились около самых дверей храма. — Нам нельзя туда, там магический фон, — он словил удивлённый взгляд Сеамни, но никак не отреагировал. — Кладите прямо сюда, мне нужно время.
И он действительно стал лечить, но не простыми заклинаниями, которыми лечил бы я, а сложными каскадами чар, что питали друг друга, циркулировали структурами между собой. Моё тело погрузилось в нечто, что напоминало едва светящийся туман. В своём состоянии, без астрального тела, разобрать его чары мне было крайне сложно.
Это было быстро. Очень быстро по моим меркам. Этими чарами можно было поднять бойца с проломленной головой на ноги пока его душа ещё ничего не поняла и отправить в бой. С этими чарами он мог и себя так же подлатать, если бы подготовил их заранее в виде, например, амулетов.
Я вдруг вспомнил, как я нашёл едва живое тело на берегу Озера Зубатых. Вспомнил, что именно эти каскады чар я ощутил. Скорее всего в мир попало мёртвое исковерканное тело, но уже на следующее утро Эльстан был цел и невредим.
Эльф удовлетворённо кивнул, рассеивая туман, а я нырнул в своё тело, стараясь сделать вдох, но вместо этого лишь дёрнулся. Эльф прочистил горло и ударил кулаком мне в грудину — пошло движение крови, забилось сердце, воздух в небольшой порции попал в лёгкие. Я, скрежеща веками, моргнул, заливаясь слезами.
Словно проснуться голым и мокрым на снегу, искусанным комарами, но я был жив.
Я сел, колотясь и обхватывая себя за колени и, напрягшись, встал. Лёгкость и сосущий дискомфорт охватили моё сознание, а за спиной послышался глухой звук — моё тело упало на землю. Я нахмурился и повторил попытку: отдышался под ахи и вздохи Сеамни, сел, протёр глаза…
Кинур
Он видел Гарри живым.
Десять его рыцарей погибло из-за этого говнюка, Кинура обвинили в том, что он ничего не делает, а тут оказалось, что Гарри очень даже жив. Сложно было описать ту гамму жгучих эмоций, от которых каменеют мышцы и сердце обливается кровью. Графу хотелось вцепиться в это лицо, выдавить ему глаза, разорвать глотку…
А ещё и эльфийская тварь рядом шморгает носом, будто никогда мертвеца не видела, будто жена ему или любовница и жить без него не может! А тут ещё и Радя тоже бежит навстречу!
Это вместе с ним они начинали. Вдвоём. Кинур и Радя. Сила и Власть. Две стороны одной медали, они поделили всё пополам и это было прекрасно. А теперь появился он, грязный, вонючий, с засаленными волосами перемазанными невесть пойми чем. Это что? Талая грязь? Да как он вообще в таком виде показался на людях?!
А придётся ещё распинаться, почему его люди осуществляли приказ. И этот скользкий тип всё переврёт, а сделать ничего нельзя!
Его почти колотило от злости. В этот миг в голове колоколом, разрывая череп на части, била одна лишь мысль: «Костьми лягу, но и тебя с этого света изживу».
Гарри
Моё тело больше не было моим. Серебряная нить не выросла новая, астральное тело подчинялось, но не было слито с душой, как это было раньше. Если поменявшись телами когда-то с бледным трактирщиком я понимал, что если я вернусь в своё тело, оно приживётся, то теперь всё было не так. Я будто управлял големом, находясь внутри. Ощущение едва ли приятное.
Мне ли привыкать к новым ощущениям?
И всё же паршивое восприятие своего тела как чужого пока в сравнение не шло с тем, как меня колбасило. Зуб на зуб не попадал. Я глянул на обрубок правой руки, не увидев там кисти, показал Эльстану.
— Восстановлю потом, — кивнул он указывая, что выполняет свою часть сделки.
Вместо руки я видел свою душу, и на фантомном пальце покоилось надетым сдвоенное кольцо, пульсирующее магией. Я крикнул своим, что я воскрес и получил обратно глоток свежей и чистой энергии, расправил плечи и едва снова не потерял контроль. Приходилось постоянно держать душу в теле, чтоб она не выходила за пределы, заставлять тело следовать за душой.
Сеамни утирала слёзы.
— Не поверю, что ты за меня так переживала, — встал я, подошёл и обнял её.
— А я просто рада, что ты бессмертный.
— Гарри! — услышал я гневное.
Стоило мне повернуть голову на звук, как я увидел нахмурившееся личико Ради. Рядом с ней стоял Кинур и его лицо как раз не выражало почти никаких эмоций. Он с кислой миной поглядывал на всех собравшихся. У него в руках был ключ от ворот, вот ведь ожидаемая неожиданность.
Я выпустил из объятий Сеамни и приготовился отбиваться, параллельно хватая за шкирки собственное тело, чтоб то не падало.
Она подошла ко мне, глядя исподлобья. Я ждал, когда она начнёт кричать, возмущаться и жаловаться на Ворвуса, на жизнь, на Кинура, на судьбу. Она же подошла тяжело сопя, и уткнулась мне в грязную, залитую моей кровью куртку носом.
— Я уж думала, что ты меня бросил одну разгребать заваренное тобой дерьмище.
Радя отстранилась, посмотрела на меня уже с толикой гнева.
— Чтоб завтра с самого утра у меня дома! Понял?
А я всматривался в её глаза и едва не прозевал, когда тело начало от меня отваливаться.
— И рожи мне не корчи, — закончила она и зашагала прочь под сопровождением Кинура и рыцарей.
Оставляя меня, Эльстана, Сеамни и моё тело встречать рассвет вчетвером.
— Идём, — позвал меня Эльстан.
Я же стоял и не шевелился, видя, как разгорается небо на востоке, ожидая первые лучи, что полетят на запад. Туда, где территория демонов. Туда, где неизвестность. Сеамни смотрела на меня с опаской, но, проследив за моим взглядом, тоже остановилась.
Эльстан надулся, но ничего говорить не стал.
Я отвернулся от рассветного солнца, глядя, как из тьмы проступает Атор Адолен — высокая стена между «добром» и «злом». Высокая стена, за которой ходит мой убийца, который не будоражит во мне особых эмоций. Высокая стена защищала нас долгое время, но стоило подумать, чтобы шагнуть за неё и с дерзостью заявить о своих правах.
Ведь пока мы здесь, на этой стороне стены, враг не дремлет.
Хорг Ришт
17-ый день Деток
Жаркий пустынный пейзаж, маревом размытый воздух, прогретый до чудовищной температуры, живущий своей жизнь блокпост. У окна третьего этажа здания, собранного из бетонных блоков и стоящего на углу огороженной территории блокпоста стоял широкоплечий статный зеленокожий. Стоял в шлеме с поднятым забралом, в латах с кольчужным воротником. Он смотрел вдаль.
Его взор буравил горизонт. Ещё полгода назад по этой тропе шёл одинокий путник. Глаза его были закрыты, ноги едва двигались, тело покрылось язвами и ссохлось, не умирало лишь благодаря силе духа и таланту к магии. Он прошагал от дальнего оазиса через пески, больше суток ходьбы по огненной земле с разрывом на несколько часов ледяной ночи. Он шёл днём, вопреки здравому смыслу и пользуясь своей логикой, которая и помогла ему выжить. Да, выжить было его целью.
Хорг Ришт мог бы предположить, что не только выжить, но и уничтожить всех, кто был не схож с ним во мнении. Такова уж была репутация человека по имени Гарри. И первым, мнение которого отличалось, был недалёкий ивий Мхетс Майлаарис, решивший пойти по сложному пути магии, но подчиняющийся всем правилам. Он запер Гарри, лишил его свободы. Да как он только посмел? Вместо помощи, пособничества и взаимовыручки ивий просто запер его, потому что так делал со всеми. За такую дерзость стоило его убить при первой же возможности.
Более того, Мхетс оказался достаточно проворным и дерзким, чтобы пойти против Ревизора, попытаться его остановить. Букашка, пытающаяся остановить фуру. И всё же что-то пошло не так, как ожидалось Хоргу. Он был орком, однако не был глупым, вопреки расхожему мнению.
Гарри решил быть добрым.
Просто Гарри никогда не решает ничего просто так. Он мог так поступить по одной лишь причине — это было выгодно в той ситуации. Кого Хорг терпеть не мог, так это лжецов, хотя ему всё ещё хотелось верить, что Просто Гарри что-то понял в этой жизни. Стать добрым? Так он сказал. А разве можно верить его словам?
Тень сгустилась прямо перед ним. Клинок просвистел, ударил в шлем, высек искры. Глаза хозяина алых мантий изобразили искреннее удивление. Тень исчезла, Хорг же схватил рукой воздух и потянул на себя, держа юркое маленькое тельце в тряпье за шею перед собой.
Като заметался, ткнул ятаганом ещё раз, намереваясь пробить броню — тщетно, лишь сноп искр высек, а разрывающие и проникающие чары застряли в первом слое, хотя и смогли добиться того, что по доспехам пробежалась трещина.
Сильная рука не отпускала и вскоре тень исчезла.
— Струсил? — буркнул орк, снимая шлем и откидывая его в сторону.
Он расстегнул ремешки брони, скидывая кирасу, оставаясь по пояс голым, лишь с тяжёлыми крагами на руках.
Тень появилась из-за спины и после яростной вспышки пламени отлетела к стене. Хорг медленно повернулся к мотающему головой оглушённому Като.
— Это всё? — развёл он руками, выпячивая грудь.
Глаза его горели яростным пламенем.
Глаза Като лишь слезливо блестели, однако куча тряпья поднялась на ноги, сощурив глаза. Тело Като принялось видоизменяться, он становился больше, вырос до размера орка, а после и на голову выше. Весь увешенный алым тряпьём, он теперь походил на огромного конструкта.
Като ударил кулаком, метя Хоргу в лицо.
Хорг легко ушёл в сторону, вмазал по корпусу.
Като схватил орка руками за голову, сдавил. Орк лишь зарычал, скинул руки и дал дичку в лицо так, что Като едва устоял на ногах. А после пошёл лупить кулаками и от каждого удара сотрясалась земля. Като закрылся и сквозь боль из-под одеяний, сделавшихся значительно больше, вылезла ещё одна пара рук, принявшись отбиваться. Хук, ещё один, Хорг пропустил несколько ударов, сплюнул кровью и отскочил на шаг, ухмыляясь.
— Я знаю, что тебе нужно.
Он поднял руку, на ней было кольцо. С лёгкостью, будто кольцо было в два раза больше пальца, он стянул его с руки, повертел, рассматривая.
— Ты слаб и немощен, — пробасил Хорг, глядя на уменьшающегося Като. — Однако следуешь своей цели неустанно.
— Ты можешь снять кольцо, — сообщил хриплым голосом Като, опираясь о стену.
— Да. Этому миру я не нужен ни в каком виде.
— Ты отдашь кольцо мне?
— Я отдам кольцо тому, на кого падёт мой выбор.
Хорг вновь надел кольцо.
— Когда?
Он задумался, глядя в окно на замершие на горизонте скалы, за которыми бушевал огненный шторм с алыми росчерками молний.
— Гарри решил быть добрым, — проронил орк и улыбнулся. — Я мог бы подарить кольцо кому-нибудь перед самым моим уходом, однако имею свои причины насладиться зрелищем, так что это случится раньше. Через двадцать два… Нет. Через двадцать три дня.