Фикри Лестари
«О Великая Матерь Астути, видишь ли ты, что так выглядит конец всего? Конец надежд, конец мечтаний, конец самой жизни. Когда ты забираешь наших стариков, мы отдаём их с почтением, без сожаления. Ведь в тебе нет смерти, они уходят в вечную жизнь. Великая матерь, он отобрал жизнь и теперь там только смерть, и плачь, и скрежет зубов. Я устал бороться со смертью, но ты, о прекрасная, никогда нас не оставляла, не оставь и в этот час.»
Бывший вождь, поверженный вождь, отправившийся в добровольное изгнание вождь Фикри не сразу осознал, что вместо того, чтобы идти к Эки, он стоит здесь уже чёртову прорву времени, глядя на стальные волны бескрайнего океана, простирающегося под нависшим тяжёлым небом. Он отдал крысе очередной приказ, и та затаилась, хоть большого смысла в этом не было.
Здесь, среди ящиков с заготовленной едой, не шлялись матросы, не было охраны, сюда не заглядывали любопытные и кровожадные людишки — спокойный островок посреди вод отчаяния и потерянности. Ему нельзя было раскисать, но он раскис, как раз тогда, когда всё должно было решиться. Что поделаешь? Долгие месяцы поисков, последние попытки сопротивления…
Впрочем, надежда ещё была. Здесь, меж двух континентов, направляясь с погибшего Бимаэра к всё ещё живому Гаулёру, надежда ощущалась особенно остро. Кто там живёт, на могучем континенте Безымянного мира? Смогут ли они дать отпор надвигающемуся злу? Или же у них тоже нет шансов?
Время шло, а серокожий кобольд с вытянутым лицом, большими глазами и острыми ушами, укутанный в меховой, слишком большой для его размера, плащ стоял и смотрел в даль, не в силах двинуться дальше, будто бы с этого места увидит давно оставшийся позади дом.
А ведь было время, когда мир имел имя, до момента Великого Изменения, когда самыми злыми врагами были бессмертные маэ, забредавшие на их земли. Тогда, когда мир звался Бирка. Тогда и лес был другой, и даже сам воздух.
День, когда произошло Великое Изменение, он помнил хорошо. Птицы принесли весть старому кобольду Биджи Лестари — его отцу, что собирался передать бразды правления племенем Астути ему, Фикри Лестари, наследнику рода Лестари. Лес Астути никогда не нарушал границ, места здесь хватало всем, и патрули непрерывно докладывали, где неблагожелатель зашёл слишком далеко за границы, где пришлось драться, а где посылать отряды на вражескую территорию — без этого никак. Уже тогда Фикри смыслил в этом во всём. И вот одним туманным утром его будто обожгло — астрал поменялся и мир перестал отзываться на имя.
Это переполошило всех. Был Великий Совет, какого не было никогда. Старейшины трёх родов: Лестари, Вати и Путра собрались впервые за две сотни лет обсуждать, что же делать дальше. Больше тысячи кобольдов присутствовало и решало общую судьбу. Решением же было — защищать лес любой ценой. Всем было велено встать на защиту границ.
Однако время шло, а ничего не происходило. Иногда в лес забредали побитого вида люди, иногда низушки собирали у приграничной черты грибы. Лестари их отваживали, насылали наваждения и мороки, предупреждающие об опасностях леса, и смертные, оказавшись достаточно благоразумными, отступали, а со временем и вовсе принялись чтить границы, не заходя за черту.
Тогда Астути решили, что Великое Изменение было благословением за охрану Леса Астути и Сердце Леса наградило их, избавив от ненавистных маэ, хотя сама Великая Матерь и молчала. И они праздновали целую пятерню, пока запасы браги не показали дно. Лишь много позже они осознали, что Великое Изменение было началом конца.
Фикри закрыл глаза, выдыхая и успокаиваясь. Сердце его забилось ровно, дыхание выровнялось. Он вдохнул, собираясь идти искать Дику, но сердце вдруг ёкнуло, а перед глазами появилось дерево висельников с его отцом, его сёстрами, его матерью на нём. Обезображенные, опухшие кобольды, что в жизни не причинили никому вреда.
— Энкерто… — сжал кулаки Фикри.
Он узнал это имя у очень странного человека по имени Эванс Рид.
Эванс Рид
Его десятка пробиралась на север. Не то, чтоб ему не сиделось на месте, но птица требовала отчётности, прилетев к нему прямо в спальню, пока он лежал с кружкой браги в одной рукой и женской грудью в другой. Он не любил, когда его отвлекали от счастливой жизни. Да и никто из его десятки не посмел бы отвлечь, иначе бы лишился языка. А вот птица могла. Он даже думать плохо про Энкерто Игацио боялся.
Одиннадцать человек, истинных искателей приключений, свободных как ветер, прорубались через заросли, когда вдруг они вывалились на небольшую полянку. Сочная зелёная трава, ромашки, низенькие кустики с голубикой, высоко светящее палящее солнце, духота.
Эванс обернулся, не найдя хода, через который они пробирались.
— Морок, никому не двигаться, — скомандовал он и народ полез за мечами и арбалетами.
На залитой полуденным светом поляне вдруг стал сгущаться туман, а после из дымных нитей вдруг соткался медведь, начавший говорить глухим басом:
— Пришедшие сюда да будут предупреждены, в этом лесу незнакомцев ждёт смерть. Поверните назад и уходите, это единственное предостережение!
Медведь исчез, а прорубленная тропинка вдруг возникла, словно из пустоты.
— Босс, это всё неспроста. Может дождёмся Роджера или Родриго? Клянусь Балтом, тут что-то не чисто, — проронил Бальдур, высокий, тощий, со шпагой у пояса, фехтовальщик от бога. Сам Балт, бог фехтования, его благословил. Любую деревню они брали без сражений, просто выставляя Бальдура против самого сильного фехтовальщика. Он выходил из любого боя без единой царапины.
— Ты хочешь делить добычу с Роджером и Родриго? — нахмурился Эванс, почесав щетину. Его пустая глазница вдруг сверкнула, словно там в глубине пряталась монетка. — То-то же. Не ссать, идём вперёд. Там аборигены с кольями и кучами всякого добра, за которое в Вёйле до конца своих дней будем бухать не просыхая.
Десятка переглянулась, Бальдур немного приободрился, Каланта спрятала меч, достала мачете и принялась врубаться дальше в джунгли. Они шли, тяжело пыхтя, пока не вышли на просеку. С каменистых порогов журчал невысокий водопад, уходя вниз с холма. Лианы свисали над головой, жужжали жуки и всякая безобидная мошкара. Эванс почувствовал что-то неладное. Эхо каких-то чар.
— Берегись! — успел крикнуть он.
Из воздуха соткался медведь прямо перед лицом Каланты, ударил её лапой и девушка с хрустом переломилась пополам, не успев даже крикнуть. Брок кинулся на медведя с мечом.
— Стой, пригнись! — крикнул Эванс.
Между его пальцев плясали молнии.
Но когда ж Брок слушал Эванса. Налетел на медведя, ударяя по морде. Медведь подставил лапу и грубая кожа выдержала. Ржавая сабля Брока даже не оцарапала здоровенное чудище, что встало на задние лапы и утробно зарычало, замахиваясь.
В морду животному прилетел ослепительный разряд, громыхнуло, позакладывав уши. Медведь потряс головой, а Эванс уже готовил второй разряд, а за ним третий, четвёртый, пятый, пока тварь не затряслась и не рассыпалась пеплом.
— Кэп, да ты крут! — рявкнул Димитр с копьём наготове.
Лес затрещал и на Димитра опустилась каменная лапа, принадлежащая огромной ящерице. Демитр хрустнул, брызнула из-под лапы алая кровь. Ещё трое кинулись на тварь, но лишь высекали искры.
Эванс, сделав перекат назад, собирал силу. Он встречался уже в этом поганом мире и с мантикорами, и с головотяпами, и с големами, и ещё много с кем. И не было такого, кто выдержал бы его особый удар. Тем более, что на шее у ящерицы, схватившись за гребень, сидел маленький серый лопоухий человечек — девушка, с колечком в носу, не смотря на лопоухость красивая даже по людским меркам. В неё Эванс и метил, немного сожалея, что придётся её убить так скоро.
Ящерица ударила лапой, сминая ещё и Клавуса. Этого говнюка Эванс никогда не любил, но говнюк выживал от сражения к сражению. Но не в этот раз. Как раз пара мест освободилась, в деревне были желающие эти места занять. Рыча и извиваясь, ящерица кинулась на Эванса, а тот спустил с поводка чары.
Луч света сформировался и сорвался с его рук, однако произошло странное. Словно в чистом омуте прошлась рука, и в водоворот вдруг затянуло ящерицу вместе с девушкой, а луч искривился, прошёлся по десятке, от которой осталась только лишь пятёрка, отпиливая руки, ноги и головы. Эванс рыбкой нырнул в кусты, едва уходя от собственного заклинания.
Единственный обезумевший Бальдур стоял на ногах, потрясая шпагой.
— И это всё? Это и есть вся мощь таинственного Леса Астути!?
Он рычал и бил себя в грудь, хотя перед ним никого уже не было. Эванс из кустов выбираться не спешил.
Из пустоты появился коротышка. Один. На его боку висели деревянные ножны. Он шёл на полусогнутых. Та же серая кожа, то же вытянутое лицо, те же длинные уши, короткие чёрные волосы. Он одет был в сшитые шкуры, на ногах подбитые деревом сандалии. Ни брони, ни амулетов, ни магии даже в нём не чувствовалось.
Эванс видел, как выставил перед собой шпагу Бальдур, как нанёс сдвоенный колющий. Коротышка даже не достал меча. Он лишь сместился на шаг и колющие пронзили пустоту. Бальдур не растерялся, сделал шаг в сторону и описал мечом дугу. Коротышка лишь пригнулся и сделал два быстрых шага. Вот сейчас должен он был бы достать меч. Но Бальдур отпрыгнул, разрывая дистанцию, а коротышка так и не достал меч.
Бальдур не открывался, наносил один удар за другим, режущие, колющие, грамотно менял стойки, но всё было в пустоту.
— Кто ты? — запыхавшись, с глазами, полными страха, спросил дуэлянт.
— Имя мне Эки, и я Клинок Астути, — холодно заявил коротышка. — Я дам тебе уйти, но ты никогда больше здесь не появишься.
Он не разгибался, рука его всё ещё лежала на мече. Бальдур, запуганный до усрачки, сглотнул и коротко кивнул, семеня вначале задом, а после отправляясь в бег. Эванс вырвался из кустов, когда Бальдур пробегал мимо. Он позволил себе остановиться, глядя как и каменная ящерица, и группа маленьких уродцев собирается на вытоптанной поляне.
— Вы уже проиграли! Энкерто Игацио не остановится перед каким-то там лесом!
Девушка натянула лук, положив на тетиву короткую стрелу, однако один из коротышек поднял руку, требуя прекратить.
— Передай Энкерто, что в следующий раз мы щадить никого не будем, — заявил он.
Фикри Лестари
Как же прекрасно было вспоминать об этой победе. Он — Фикри Лестари — с призванным духовным медведем Эбо, Дика Лестари, его невеста, верхом на мраморисе Ззо, старый мастер порталов Рико, что действовал из тени, и Клинок Астути — Эки. Они все его старые приятели. И тогда они прогнали кровавого недруга взашей, но не просто, а милосердно.
Это благородство тогда казалось уместным. Запугать врага иногда важнее, нежели просто истребить. Если лес забирает жизни, его нужно исследовать — так думали люди. А ежели в лесу сидит злой сосед, который не пускает, тогда можно и подумать, может и не стоит это место исследовать, всё ведь и так понятно.
Нужно было не отпускать того фехтовальщика, прикончить его, как делал Эки десятки раз до этого. Одним ударом снести голову. Может быть меньше детей болталось бы на старом дубе, видавшем самих Ушедших Богов.
Впрочем, это ничего бы не изменило.
Они знали, как драться с врагом, но совершенно не знали, что делать, если врага нет.
Через две пятерни в Леса Астути впервые за всё время пришла зима и длилась она столько, что весь урожай был съеден, новый не вырос, звери принялись голодать, его соплеменники принялись голодать и умирать. И лишь тогда пришли они, их было много, но тот человек… С неряшливой щетиной, с грязными короткими волосами, в грязной куртке, грязных ботинках, с ржавым мечом на поясе. Вместо глаза у него был лишь стальной шарик. Но он, такой оборванный и грязный, швырялся молниями, а свет, обычно дающий жизнь, в его руках испепелял кобольдов, словно муравьёв. Многие умирали с проклятьями в его адрес — Эванс Рид, так его звали.
В деревнях в Лесу Астути творилось то, что тяжело было вспоминать. Многих увели в рабство, ещё больших убили, некоторых оставили доживать свой век в разрушенных домах. Однако он — Фикри Лестари — знал, что лучше так, чем смерть. Он обещал себе, что вернётся, что остановит того, кто сеял смерть на их континенте. Врагу мало было этого континента. Разрушив здесь всё, до чего можно было дотянуться, он отправился дальше, на Гаулёр.
Под ногами пискнуло и Фикри поднял в руки небольшую крысу, которая тут же рассыпалась пеплом, а в голове пронеслась вспышка.
Духовный зверь
Крыса бежала, петляя меж балок. В её голове не было ничего. Даже привычных ощущений радости от пребывания в изобилии пищи. Она ощущала себя живой, но не более. Волей своей она не обладала в полной мере и сейчас её хозяин позволил ей удовлетворить любопытство. Что ж, это хорошо.
До её ушей доносились обрывки фраз, не имеющие никакой важности. В нос ударяли пряные ароматы сыра и вяленого мяса. Она бежала всё дальше и дальше. Пару раз ей приходилось растворяться в тени и замирать, ожидая, пока пройдёт очередная группа матросов. Пару раз она останавливалась, чтобы вспомнить, была ли здесь вчера.
Вот и сейчас она стояла на перепутье. Среди ящиков и бочек, мимо кают со спящими матросами, она бежала к щели в полу, которую заприметила ещё вчера. Из неё неприятно веяло холодом, сухим и колючим.
Она сунула голову, замечая балку и прыгнула на неё, погружаясь в полумрак. Подбежав к краю балки любознательная крыса заглянула вниз, в темноту. Она тут же отшатнулась, ожидая увидеть дно большого куба, достающего почти до дна корабля, может быть бочки на дне, может быть составленные ящики. Но она увидела что-то: шевелящуюся скалу, покрытую инеем. Скала мерно дышала.
Крыса подалась назад, замерла, решая убежать или обнюхать. Очень хотелось обнюхать, она раньше такого не видела. Хозяин будет доволен.
Она всмотрелась в огромную скалу и увидела, что короб со дна до самого потолка занят большим телом: лысый, с бугрящимися мышцами, с сего-синей кожей, покрытой инеем, скрестив ноги и положив голову на грудь мерно вздыхал великан. Там в темноте на полу были какие-то вещи, но она не могла их рассмотреть, направляясь по балке дальше.
Она уже почти добежала до конца балки, как великан пошевелился. Крыса замерла, переставая быть. Она растворилась тенью и это было необычно. Она знала, что она есть, но её не было — хозяин помогал ей прятаться. Однако великан лишь шевельнулся, после чего его дыхание, тяжёлое и гулкое, стало снова лёгким. Крыса побежала дальше.
Туда, где её ещё не было, и где по мнению хозяина должна была быть самая важная комната. Она вылезла с другой стороны, там, где у выхода должно было быть полно охраны, потому уже вторую пятерню она не могла сюда попасть через главный вход. Спускаясь по небольшой лестнице, она увидела, что здесь было ответвление — путь влево. Не думая совсем, она нырнула туда, потому что там было темнее.
Там невкусно пахло.
Оттуда доносились стоны.
Там она быстро уткнулась в холодное и мёртвое тело.
Стальные решётки, прутья, кованые двери. За решётками, словно звери, в кандалах были аэльи: люди, равульфы с фельпуррами, низушки, эльфы. Их было не так уж и много, иногда по двое-трое в камере, иногда по одному. Чаще, конечно, они были уже мертвы. Но одна была жива. Хозяин сказал её осмотреть.
В ней не было ничего особенного. Серое тело в меховой накидке, поникшее, сидящее в углу. Тонкие черты лица. Чёрные волосы. Глаза прикрыты, губы разбиты, на лице синяки, ногти содраны, правое ухо лежит, левое порвано. Лишь в носу осталось маленькое колечко из лунного серебра. Крыса уже собиралась уйти, но хозяин приказал остаться ещё, и она осталась, но недолго.
Она добежала до конца клеток, упёрлась в дверь, отмечая себе цель для завтрашней вылазки. Назад она шла более осторожно, и стоило открыться двери, как она шмыгнула в одну из клеток.
Шаги приближались, и крыса увидела, как мимо прошёл заросший щетиной неопрятный мужчина. Вместо глаза у него был металлический шарик. Он шёл, бурча себе что-то под нос и периодически хлопая себя по щекам, пытаясь как можно скорее протрезветь.
Оставаясь в тени, крыса проследовала за ним, выбравшись в коридор, где на досках был расстелен красный атласный ковёр, грязный и покрывшийся солью от следов мокрых сапог. Коридор уводил в зал, и стоило двери открыться, как крыса растворилась во мраке.
Хозяин иногда её переносил так. В эти мгновения она чувствовала себя крысёнком, которого за шкирку тащит мама крыса. Хозяин немного неряшливо отпустил её в тёмном углу и лишь тогда она осмотрелась.
Это был большой зал, освещённый лампами, со столом, на котором лежала небольшая карта. Стояли два кресла, в них сидело два человека при оружии: один с палкой в руках, на вершине палки был кристалл, лицо скрывал капюшон. Второй же со шпагой. Хозяину лицо было знакомо, он уже с ним встречался.
Фигура, стоявшая у стола, развернулась. Это был невысокий стройный человек в треуголке. Лицо его словно бы отливало серебром. Тонкие линии губ, острый подбородок, орлиный нос, на котором покоились очки. Он был завёрнут в плащ и лишь руки, сложенные в замок на уровне живота, виднелись из-под плаща. Руки, да рукоять украшенного синим сапфиром меча. Не меча даже, а укороченной шпаги. В кожаном плаще, кожаных штанах, кожаных начищенных ботфортах.
— Да, мистер Эванс? Что привело Вас сюда? — голос его был мягок и чист.
Мистер Эванс стоял на ногах устойчиво, не смотря на качку и количество спиртного в его теле.
— Наш навигатор случайно зафиксировал следы чар. Доложи Энкерто Игацио, что это требует его внимания.
— Я и есть Энкерто Игацио, — холодно заявил завёрнутый в плащ дуэлянт.
— Ты? — вырвалось у него. — То есть…
Он упал на одно колено в низком поклоне.
— Нижайше прошу простить недостойного.
— Говори дальше. Что за чары?
— За флотом следят с Гаулёра, о нашем приближении вскоре станет известно, господин.
— Хорошо.
Он кивнул, отпуская своего подчинённого, обращая взгляд в угол, который должен был быть пустым. Крыса знала, что её не видно. Однако он, казалось, глазел прямо на неё. Нет, ей определённо просто показалось.
Эванс приоткрыл дверь и она рванула назад.
Фикри Лестари
Он сжимал кулаки, унимая колотящееся сердце.
Серое небо принялось темнеть, на палубе появились матросы с факелами. Море было спокойным, ветер неспешно раздувал паруса. Небо, хоть и грустное, скупилось на свои слёзы.
В неярком свете чадящих ламп кобольда не было видно совсем. Он нырнул в один тёмный угол, за ним в другой, прямо под носом у зевавшего матроса, а после спрятался за бочками, в которых хранилась питьевая вода. У входа в малый грузовой трюм стояли двое и не собирались уходить.
Фикри сосредоточился и к одному из них полетел светлячок.
— О, смотри. Откуда он здесь? — удивился один из них.
Второй стоял и смотрел в одну точку широко открытыми глазами.
— Эй, ты что, снова спишь? — окликнул его всё тот же. — Ну и спи.
Он проводил взглядом светлячка, а после завернул с ним за угол.
Фикри прокрался к двери, видя глазами светлячка, что его рассматривают и посадили себе на палец. А вот у реального Фикри не получалось снять ключи с пояса, чтобы открыть дверь. Вот он тот самый нужный ключ, висит, но как так подлезть? Он никогда не был вором.
Силы принялись заканчиваться и светлячок потух. Матрос расстроился, подышал воздухом и принялся возвращаться. Второй крепко спал с открытыми глазами. Фикри заметался: куда деваться? Прятаться? А как после этого отвлечь?
Дверь распахнулась, высунулась рука, схватив Фикри за шкирку и втащила внутрь.
— Тссс, — прошипел на него мастер астрала и старинный друг его семьи Рико, знавший Фикри ещё юнцом. — Чего так долго?
— Крыса старалась прятаться от крысоволков, — пояснил Фикри. Его стоило бы именовать не иначе как вождь Фикри, но сам Фикри снял с себя эту роль, когда племени не стало. Слово «вождь» теперь отдавало гнильцой. — Я…
— Потом расскажешь, господин, — шикнул на него Рико и повёл вниз.
Здесь, среди ящиков с вяленым мясом и бочек с вином они прятались от остальной команды, свив нечто наподобие логова, которое они вили в Лесу. Рико не зря был мастером астрала, запутав пути так, что на их отнорок невозможно было выйти. Этим пришлось платить и теперь Рико был зажат здесь почти без сна и отдыха. Однако он переносил это стоически.
— Поспи, — предложил как-то Фикри, на что был удостоен осуждающего взгляда фиолетовых глаз на сером лице.
— Мы с тобой не зря полгода пресмыкались среди людей, выискивая, выпытывая, выменивая информацию, чтобы вот так враз всё потерять из-за какого-то там сна. Нет уж, господин Фикри, я как-нибудь перебьюсь.
Перебивался он крохами в ночное время, когда меньше всего шанс попасться. Выглядел он теперь неважно, но его это не смущало.
Он ввёл Фикри в логово, где стояло несколько перевёрнутых ящиков, на один из которых присел сам Рико, а на втором с мрачной задумчивостью, сложив ноги под себя замер Клинок Астути Эки со странным деревянным мечом на коленях.
— Вы нашли, господин Фикри? — с надеждой поднял глаза Эки.
Фикри лишь коротко кивнул, присаживаясь.
— Но прежде, чем мы отправимся туда, я бы хотел ещё раз с тобой поговорить, Эки, и с тобой, Рико.
Оба кобольда кивнули. И холодный, кажущийся внешне спокойным Эки в оборванном тряпье с фамильными сандалиями, подбитыми деревом. И с бегающими глазами, весь в набитых татуировках, голый по пояс мастер астрала Рико.
— Вы, мои друзья, понимаете, что Бимаэр почти мёртв? — Они не кивали, лишь слушали. — Вы понимаете, что то, что осталось от наших семей, от наших домов, всё это лишь наши воспоминания? — На их лицах не дрогнул ни единый мускул. — Понимаете ли вы, мои друзья, против какого врага нам придётся пойти?
— Против древней и могучей силы, пожирателя миров Энкерто Игацио, — произнёс Рико наконец кивая.
— И я знаю, что у нас есть шанс, — холодно заявил Эки, ритуально, двумя руками поднимая Сердце Леса. — Лес Астути принёс себя в жертву, чтобы мы могли свершить задуманное. С этим клинком мне не страшен никто, я уверен в своих силах.
— Значит решено, — вздохнул Фикри.
— Решено было ещё задолго до этого разговора, — кивнул Рико, — и ничто не поколебает нашего решения. Что ты узнал, достопочтенный?
— Слишком многое, чтобы отправляться сейчас, — смутился Фикри. — Я слушал разговоры, считал врагов, оценивал силы. Я говорил вчера, что кораблей семь, но их на самом деле сорок, все как один большие, с сотней матросов на борту, но мы правильно почувствовали — этот корабль необычный. В нём есть отсек, в который нет хода никому.
— Ты смог узнать, что там, достопочтенный? — бросил Рико ритуальную фразу, зная, что будет за ответ.
— Да, я смог, — ответ Рико удивил. — Там покоится инеистый великан. Он сидит, скрестив ноги и положив на грудь голову, погружённый в вечный сон. Тот великан, что наслал на нас зиму.
— Йотун, — вздрогнул Рико. — Что ж, легенды предков были правдой. Он — их тайное оружие.
— Но не наша цель, — напомнил Эки. — Наша цель — сам Энкерто, ведь именно он ведёт всю армаду, армада верит в него, его и нужно убить без пощады, одним ударом, как мы и планировали. Какова его охрана, ты узнал?
— Да, друг мой. Чародей и дуэлянт. Чародея я не знаю, а вот дуэлянт тот, кто держался против тебя, Эки, и которого ты отпустил.
— Больше я такой ошибки не допущу, — проронил Клинок Астути. — Мы ворвёмся туда, пройдя астральными тропами, господин Рико перенесёт нас. Ты отвлечёшь мага, я займусь фехтовальщиком — мне нужен будет один удар. После чего Энкерто лишится головы. Как он выглядит?
— Странно для мастера меча, коим его считают. Его клинок слишком короток, а переносица отягощена окулярами, — смутился Фикри.
— Тем проще будет его одолеть, — пожал плечами Эки. — Отправляемся?
— Постой, друг. Я видел ещё кое-что, и мне нужна твоя помощь, о мудрейший мастер астрала, — обратился он к Рико. — Я бы хотел на правах хоть и бывшего, но вождя Астути, просить об услуге. Перенеси меня туда, — он положил свою ладонь кобольду на лоб и глаза Рико, и без того большие, округлились.
— Ты нашёл её?
— Да, к моему счастью и несчастью, Дика на этом корабле. Позволь мне поговорить с ней.
— Поговоришь, когда у нас всё получится, — холодно заявил Эки.
— А если…
— Что «а если»? Не получится? Ты сомневаешься?
— А ты нет?
— В Клинке Астути не может быть сомнений.
— Есть они во мне или нет — не столь важно. Прошу, дайте мне с ней поговорить, — взмолился Фикри.
— Бесстрашный Эки, прошу и я тебя, — стал втолковывать старый мастер Рико. — Разум Фикри полнится его любовью, а сердце наполняется болью. Такое сердце легко может предать в самый нужный момент. Позволь мыслям нашего вождя обрести покой.
Клинок Астути скривился, ему это не нравилось.
— Я позволяю нашему бывшему вождю укрепиться в вере в нашу победу, — проронил Эки с раздражением, сделав упор на слове «бывшему».
Фикри лишь склонил голову.
— Веди меня, мастер, — обратился он к Рико, и мир изменился.
Спустя мгновение он стоял вместе с Рико в камере. Лишь бросив поспешный взгляд на девушку, он кинулся к ней. Та дёрнулась вначале, но стоило ей открыть глаза, как она упала в его объятия.
— Фикри, ты здесь, — слабым голосом проронила она.
— Да, ничего не бойся, я тебя вытащу! — зашептал Фикри, прижимая истощённое тело к себе.
— Стой, погоди. Если освободишь, они сразу узнают. — Её глаза сделались большими. — Уходи отсюда, прошу тебя. Тут опасно.
— Всё хорошо, мы с Эки пришли сюда со всем разобраться.
Она вытерла слёзы, улыбнулась и сделалась серьёзной.
— Бесстрашные и глупые, какими всегда были. Но послушай меня, и послушай внимательно: этот враг вам не по зубам.
— С нами Сердце Леса.
Её глаза округлились.
— Безумие. Она отдала вам его?
— Наша последняя надежда.
Она горько покачала головой и замолчала.
— Дика, — он принялся рассматривать её руки, все покрытые синяками, — что с тобой стало?
Сердце Фикри было неспокойным. Ставки возросли. Теперь он боролся и за весь свой народ, и за неё.
— Он приходит ко мне, — всхлипнула Дика. — Стальной Глаз. Тот, кого мы отпустили. Он…
— Я убью его, обещаю, — сквозь зубы процедил Фикри. — А после приду, и освобожу тебя. Подожди чуть-чуть, до утра. Всего лишь до утра.
Она замолчала, и они ещё какое-то время сидели в обнимку.
— На Бимаэре всё мертво, я была там, я знаю, — стала шептать она. — На Гаулёре бурлит жизнь, но туда плывёт тот, кто принесёт с собой Зиму. Вы не понимаете, поэтому я не стану отговаривать тебя, Фикри, но господин Рико, послушайте хоть Вы: Энкерто Игацио не по зубам ни одному из вас. Я слышала мысли, астрал вопил от одного его имени. Бессчётное число… Нет, не стран, не народов и даже не континентов — миров пало от его руки.
— Я видел его, он не внушает страх, — оспорил его слова Фикри.
— Это всего лишь ловушка для таких глупцов, как ты, дурашка, и твой друг Эки, — она улыбнулась сквозь слёзы. — Не найдётся в этом мире силы, способной противостоять Энкерто Игацио. Великая Матерь не зря не вышла против него на битву, отдав вам лишь часть себя, весомую, но всё же лишь часть.
— Это на Бимаэре не было силы. Мы чуяли чары, что творились с Гаулёра. Там полно силы.
— Кто? Я знаю их всех. Чем ещё заниматься Смотрящей в заточении, кроме как пребывать вне своего тела. Императрица маэ, старый некромант, — она принялась загибать пальцы, — алчный демон и заблудившийся орк. Ещё тот, кто постоянно врёт себе и другим и Бог В Трёх Лицах Янтуцтлу. Есть там бессмертный, который мог бы, — задумчиво протянула она, — но он не станет утруждаться. Без эльфа может быть вместе, объединившись, у них и появится шанс, ведь Энкерто Игацио тоже не один, его соратники так же сильны и упрямы. Если живые объединятся с мёртвыми… Если проклятые объединятся с праведниками…
Она окончательно поникла.
— Милая Дика, прошу, не расстраивай меня и не падай духом, — произнёс Рико. Ему было больно на неё смотреть.
— Мастер Рико, уходите отсюда, уходите как можно скорее. Предупредите всех на Гаулёре. Пусть берега их ощетинятся копьями, пусть разум их будет един, а воля сильна, потому как я не вижу другого способа.
— Милая Дика, не могу тебе обещать, ведь отсюда я не перенесу даже одного, мои силы не безграничны, — шепнул Рико.
— Дождитесь, подплывите ближе, и не думайте обо мне, — она поцеловала своими сухими губами Фикри. — Я обещаю, я всё выдержу.
Скрипнула дверь.
— Уходите, пока не поздно. Прошу вас! И Фикри, внемли моим словам — беги.
Фикри долго ещё сидел в тишине, сжимая в руках свой посох. Мастер Рико не проронил ни слова, а Эки лишь наблюдал, дожидался нужного времени. Фикри понимал, что последнее слово за ним, будь он хоть трижды бывший вождь. Быть вождём, значит принимать такие решения, которые обретают правильность только многие десятилетия спустя. Потому вождь и не сменялся, нёс своё бремя, наблюдая, как Стальной Глаз, которого они пощадили, которого Фикри лично пощадил, теперь… Он не мог об этом подумать. Фикри был плохим вождём. Хороший вождь умеет смотреть правде в глаза, какой бы поганой она ни была.
— Мастер Рико, она права? — вдруг произнёс Фикри. — Дика всегда была мудрой не по годам.
— Не могу ответить, вождь Фикри, — смутился Рико, поглаживая татуировку на животе — огромный символ переноса, который загорался каждый раз, когда Рико уходил гулять по тропам. — Никто не ведает, что будет.
— Могу я сказать, друг? — спросил вдруг Эки. Фикри кивнул. — Дика никогда не была отважной и бесстрашной. Я думаю ты сам можешь припомнить множество раз, когда она настаивала, что без помощи нам не обойтись. Как при первой встрече со Стальным Глазом она сказала звать всех, хотя достаточно было меня одного. Она боится, она напугана, нужно её выручать, вот что я думаю. Как она?
— Жива, слаба, — буркнул себе под нос Фикри и ярость принялась просыпаться в нём. — Стальной Глаз наведывался… к ней!
Эки сжал рукоять меча.
— И ты ещё сомневаешься?
Нет, он уже не сомневался.
«О Великая Матерь Астути, ежели я сейчас споткнулся, подай мне знак, ибо я не ведаю, что творю, и к добру это или к худу. Ты, о Прекрасная, всегда защищала нас, дарила силу, благость и величие, каждому из своих родов: духовных животных, зоркий взгляд, быстрый шаг и ясный ум. Никогда ты нас не оставляла, не оставь и в этот час.»
Они вынырнули около самой двери. Лампы неярко высвечивали силуэты сидящих за столом чародея и дуэлянта. В резном кресле дремал их Истинный Враг, тот, ради которого они и пришли. Он среагировал первым, подняв голову с груди и поправляя очки, съехавшие на самый кончик носа. Его кожа была словно из металла, словно собрана из плиток мутного серебра. Или же это была странная маска. Лишь два глаза казались живыми. Он одёрнул полы плаща, поднимаясь.
Фикри лишь на секунду задержался взглядом на Энкерто. Очнувшись, он принялся творить, и тень начала сгущаться за спиной у чародея. Фехтовальщик рванул вперёд, доставая шпагу. Эки шёл на него на полусогнутых, прижато к земле, положив руку на спрятанное в ножнах Сердце Леса. Фехтовальщик шагнул вперёд, нанёс колющий. Шпага его была велика, дистанция огромна, а двигался он так же свободно, как когда-то в лесу. Эки нырнул под укол, сокращая дистанцию. Фехтовальщик сделал шаг назад и замах сверху вниз. Эки шагнул вбок и снова вперёд, оказываясь уже около середины меча. Фехтовальщик рванул назад, делая прыжок и боковой порез. Эки прыгнул следом, кувыркнулся через себя, уходя от удара в прыжке и лишь сейчас достал меч, направляя остриё врагу в грудь, прыгнул. Фехтовальщик шагнул в сторону, влево, пропуская ретивого бойца вперёд и вёл свою шпагу полукругом, стараясь резануть по бедру. Эки перехватил свою саблю левой рукой, вытягивая её влево, глядя всё ещё вперёд и отпустил руку, делая перекат.
Сабля вошла фехтовальщику в грудь. Рука недруга довела дугу, однако прошла над головой Эки. Тело врага затряслось, он кашлянул, а после взорвался сонмом маленьких разноцветных мотыльков.
Тем временем Фикри держал мага. С его посоха раз за разом срывались заклинания. Они били в сотканного из тьмы медведя, что лишь размахивая лапами отражал вражеские нападки, защищая своим телом и Эки, и Фикри, но сам не мог уйти в нападение.
Эки подобрал Сердце Леса и вложил его в ножны, встав напротив Энкерто. Тот положил одну руку себе за спину, широко расставил ноги, делая упор на переднюю и достал свою короткую рапиру. От оружия дыхнуло холодом, словно её только что достали из льда. Да, это он устроил им Вечную Зиму, от которой уцелели лишь единицы.
С замиранием сердца Фикри смотрел, как Эки подходит к странному врагу. Он знал, что Эки не так прост, что он не использовал даже половину своей силы, сражаясь с предыдущим соперником, что ему на континенте никто не ровня. Однако всё ещё переживал. Слишком многое было поставлено на кон. Даже убив его, нужно будет одолеть ещё и Стального Глаза, захватить корабль и…
Пока он думал, Эки сорвался в один стремительный рывок. Он оголил Сердце Леса, направляя его остриём в грудь и держа двумя руками, подняв рукоять до уровня глаз. Это был очень хитрый приём, передающийся из поколения в поколение по линии клана Вати. Эки его унаследовал от своего отца, непобедимого мечника. Сколько бы ни было желающих его отразить либо же им овладеть, никто не мог. Лишь ловкость Эки позволяла его использовать.
Эки нанёс колющий, выстреливая руками вперёд, Энкерто шагнул вперёд, отбивая выпад концом рапиры. Но Эки неожиданно перехватил меч, задняя нога его ушла в сторону, тело улетело следом вбок, а удар перешёл в горизонтальный режущий, облетая наконечник рапиры. Энкерто шагнул в сторону, останавливаясь, и кончик меча Эки пролетел бы мимо, прошелестел бы по плащу, если бы он ещё раз не поменял бы свою траекторию. Он толкнулся задней, одной лишь стопой, а Сердце Леса развернул так, чтобы вышел вертикальный порез ниже груди.
Лезвие его клинка едва не коснулась Энкерто, когда тот, удлиняя свой шаг, провернул корпус, делая короткий взмах.
Несколько капель тёмной крови с лёгким стуком упало на полированные доски пола. На руках Эки, застывшем в изумлении, появились царапины, а сам боец почему-то замер, растянувшись в хитром выпаде: почти сев на шпагат, оставив правую ногу далеко справа, опершись на левое колено, с мечом на уровне пояса на вытянутых руках.
— Очень неплохо. Не желаешь вступить в мои ряды, дабы приблизить Расщепление?
Голос его был мягким и приятным, а ещё абсолютно спокойным.
— Эки, беги! — крикнул Фикри, стараясь сохранить контроль, но и его медведь, и маг, выдохлись одинаково и сейчас просто стояли: маг тяжело дыша и опираясь на посох, а медведь сидя на заднице и вывалив язык.
— Я. Не. Сдаюсь! — всё ещё не шевелясь, сквозь стиснутые зубы произнёс Эки.
Энкерто, опустив руки, принялся обходить Эки сбоку.
— Очень жаль.
Его друга будто сковали в ледяную глыбу. Он выдувал пар изо рта, мышцы его напрягались, но он не мог пошевелиться. С закрытым ртом Эки утробно заорал, его тело дёрнулось, ноги собрались в стойку, он крутнулся на месте, разворачиваясь к Энкерто для удара, но поздно, да и слишком медленно.
Энкерто, стоя с одной рукой за поясом, ловко взмахнул рукой, делая один короткий шаг вперёд. Эки довершил круговой удар, но вместо удара лишь уткнулся мечом в полы плаща Энкерто Игацио. Сердце Леса со стуком упало на пол, выпав из его рук. А после с противным звуком, который Фикри никогда не забудет, упала на пол его голова.
Нет, так не должно было быть, он обязан был победить! Эки никогда не проигрывал!
— Эки! — крикнул Фикри, размахивая посохом, собираясь отдать последние силы для одного решающего удара, но на плечо его легла рука.
Он перевёл свой взгляд на Рико.
— Дика была права. Предупреди их всех.
— Мастер Рико!
Он собрался его перенести на Гаулёр? Но ведь он умрёт! Он не сможет!
Татуировка мастера астрала засияла ярким светом. Энкерто перевёл взгляд на Фикри. Взгляд мудрый и скучающий. Поправил очки.
— Он не посмеет пойти за тобой, я смогу, я справлюсь, — сквозь боль говорил мастер Рико. — Выживи…
Он кашлянул, кулак обагрился кровью, а после Фикри нырнул в карусель астральных вихрей.
Зачем? Для чего? Что он один сможет сделать в чуждом ему мире, среди чужих и озлобленных существ? Эки умер, Дика страдает. Пусть и Гаулёр погрузится в безумие и смерть, что следуют за Энкерто Игацио!
Но то были лишь первые мысли, за которые Фикри было стыдно.
«О Великая Матерь Астути, и пусть я оступился, позволь мне встать. Встать, и спасти как можно больше невинных жизней. Пусть мне попадётся понимающий господин, что выслушает меня и поймёт. Я с радостью расскажу ему все слабости моего врага, ежели такоевые вообще имеются. Меня ждёт мой народ, меня ждёт Дика и ты, Великая Матерь, тоже ждёшь меня — мне нужно выжить. Великая Матерь, никогда ты меня не оставляла, не оставь и в этот час.»