Никто не видел, как было дело, но все слышали, что говорил Лю Чу: Йи опрокинул на себя жаровню и чуть не сгорел в охватившем его пламени.
Алая Лента, что ещё недавно носила имя Вэнлинг — Очищенный Нефрит — призывала к себе для разговоров Нуорэдэ — Огненную — что недавно исполняла обязанности Алой Ленты клана.
Ни одна красавица, ни другая не верили, что такой аккуратный, исполнительный малыш мог так ошибиться, взять больше, чем мог нести, не посмотреть, куда идёт. Обе допускали, что было что-то ещё, о чём Лю умолчал, но…
Но в полудемонах часто оказывается очень сильна их демоническая половина. Они говорят — и им верят.
Когда началось извержение Глаз Крокодила, над кланом Нефритовой Богини зависла не только туча пепла: её дополнило тяжёлое ожидание.
— Он должен был уже умереть, — задумчиво поворачивала палочками желейную рыбку хои Алая Лента. — Такой маленький, так сильно обгорел, не приходит в себя…
— Он всегда делает то, чего от него не ждут, — Нуорэдэ отпила глоток терпкого красного чая с запахом костра.
Алая Лента пила чай зелёный, по сезону, ведь уже настало лето, но знала вкусы Нуорэдэ и уважала их, заварила Огненой любимый зимний чай.
Не отступала и от гнетущих мыслей:
— Я помню эти предсказания: «Мой первый ожог мне оплатит земля: покроются пеплом леса и поля»… разве ты хочешь сказать, у Йи до этого были ожоги?
— Таких — точно не было! — фыркнула Нуорэдэ.
Она не слишком хорошо умела лечить, зато у неё были хорошая память и баночки со сваренными Учителем мазями. Ожоги он велел ничем не бинтовать, для начала промывать специальным отваром, приглушающим боли, не дожидаться, пока подсохнет, и обильно смазывать лёгким маслом с вытяжкой из клевера. После нужно было подождать, пока масло впитается почти полностью, и тонким слоем наносить густую мазь со зверобоем и дубовой корой. Потом дождаться, когда мазь начнёт подсыхать, растрескиваться и загибаться вверх краешками, как молодая дубовая кора, срезанная с дерева, и смывать её настоем чернокорня с шиповником. И начинать всё заново, по кругу: промывать, смазывать, мазать, смывать, промывать, смазывать… Лёгким ожогам хватало одного повтора, но серьёзные раны требовали серьёзного подхода.
Наверное, в Нуорэдэ продолжала жить Алая Лента: желание всё держать под личным контролем. Она не отходила от малыша ни на шаг, пока семь и две категории духов не уводили её в царство сновидений. Возвращаясь в Поднебесную, красавица продолжала повторять заведённые по кругу процедуры. Радовалась, наблюдая, как всё больше чистой розовой кожи проступает на теле Йи.
Наблюдала за ним. Ждала. Не знала, чего, но — ждала.
А если бы её не призывала к себе для разговоров Алая Лента Вэнлинг, совершенно забыла бы о том, что иногда надо что-то есть и пить.
Когда малыш, безмолвно лежавший пять и два дня, застонал и прошептал: «Пить…» — Нуорэдэ поняла.
Она ждала именно этого!
У неё при себе всегда была фляга с чистой родниковой водой, её Нуорэдэ по ложечке вливала в растрескавшиеся губы Йи, но ждала, что однажды он, водохлёб, сам попросит пить.
Вот, попросил.
Солнце и не думало пробиваться сквозь тучи пепла, и тяжёлое ожидание, давившее на сознание красавицы, не пропало — стало гораздо легче.
— Пей, малыш. Пей.
Приподняв его одной рукой с подушки, Нуорэдэ второй рукой приложила фляжку к опухшим губам. Удивилась и обрадовалась, ощутив невесомое касание его тонких, как лапки паучка, пальчиков: он пытался взять фляжку сам. Не допив какую-то пару глотков, Йи стёк на подушку.
Сердце Нуорэдэ тревожно ёкнуло: умер?..
Еле слышное сопение, перемежаемое тихими стонами при попытках пошевелиться, позволило выдохнуть с облегчением.
Уснул.
И с этого момента дела пошли на лад.
В тот же день, ближе к вечеру, неразличимому в сумраке, красавица напоила Йи молоком.
— Фу, какая гадость, — внятно выговорил он, но допил до конца и снова уснул.
Нуорэдэ позволила себе покинуть лазарет и тоже немного поспать не в плетёном кресле на веранде, а на нормальной кровати у себя в комнате.
Когда она вновь пришла в лазарет, малыш не спал, встретил её, как пять лет назад, прямым и ясным взглядом:
— Доброго утра, Нуор-р-рэдэ!
Он всегда проговаривал её имя так, словно у него под языком перекатывались хрустальные горошинки.
Льняные полотнища, которыми занавесили бревенчатые стены от сквозняков, пушистые дорожки с цветочными мотивами, устилавшие дощатые полы, дарили комнате совершенно домашний уют.
— Доброго, — красавица погладила голову Йи.
Почти везде уже затянуло новой кожей ожоги, заново отрастали сгоревшие волосы, колючие на вид, но мягкие на ощупь.
— Ты помнишь, что с тобой случилось? — присела Нуорэдэ на подушку рядом с лежанкой.
— Да, — без размышлений ответил Йи. — Ко мне пришёл дракон, дохнул на меня огнём и велел умереть, но это было слишком больно, я так ему и сказал.
Нуорэдэ покачала головой. Она чего-то подобного и ждала от этого фантазёра. Наверняка же в горячечном бреду видел сны.
— Это были послания духов с той стороны ночи, — улыбнулась красавица, подготавливая отвар шиповника и чернокорня.
Малыш засомневался:
— Ну нет! Когда мне драконы снятся, они со мной не разговаривают. А этот пришёл, поговорил, я отказался умирать, и он ушёл. А потом пришла ты и начала меня лечить. Мне вот потом уже снилось, хочешь, я расскажу тебе? Как смешные дяди с оранжевыми и жёлтыми волосами ехали в Циньдар, а попали к водным драконам?..
— Давай ты расскажешь мне это в другой раз? — Нуорэдэ помогла Йи сесть на кровати и стирала мокрым полотенцем подсохшие чешуйки мази с его спины. — А сегодня потратишь силы на то, чтобы выпить немного бульона?
— Так я уже не слабый! — заявил малыш. — У меня полно сил! Я даже вот что у тебя спрошу…
Он дождался, пока Нуорэдэ вновь опустится на подушку у его лежанки.
— Я спрошу, позволишь ли ты мне предложить себя тебе в мужья.
Нуорэдэ мягко улыбнулась и подняла руку, потрогать лоб Йи, но там здоровой кожи было пока маловато. Коснулась пальцами ямочки под подбородком.
Да, жар у малыша был страшный — однако чёрные глаза заглядывали прямо в душу красавицы и чистой своей прямотой давали понять: никакого бреда. Всё настолько серьёзно, насколько может быть в сознании маленького мальчика.
— У меня уже есть двое, — ответила Нуорэдэ, как отвечала бы взрослому мужчине.
И даже не добавила: а ты совсем кроха!
— Я знаю, — кивнул Йи. — Я знаю, Мастер Огненной Пыли и воин. А я… я быстро расту. Очень. Я уже умею мыть посуду…
Да. Держать огненную завесу против хэнгов было куда проще, чем не смеяться в голос от таких выводов Йи Дэя!
Наверное, она слишком долго молчала, и малыш понял, что желанного согласия не дождётся:
— Эх!.. — разочарованно выдохнул он. — Хорошо… я спрошу тебя ещё раз, когда подрасту. Чуть-чуть. Вот настолечко… — он показал пальцами, на сколько намерен подрасти, и Нуорэдэ обняла его покрытые корками ожогов пальчики мокрым полотенцем:
— Договорились. Но теперь — бульон!
Он улыбнулся… не будь он ребёнком, Огненная бы решила, что в его улыбке светится совершенно взрослое осознание отказа.
— Договорились, — кивнул Йи, сморщился от боли в обгорелой шее.
И снова улыбнулся, как сумел, обожжёнными губами.
И он, и Нуорэдэ уже знали: даже когда Йи Дэй вырастет на двадцать и два раза по «столечко», предлагать себя в мужья Огненной он не станет.