За десятым полнолунием пришло одиннадцатое новолуние, небесная красавица сменяла фазы одну за другой — в двенадцатый раз, в тринадцатый. В первое новолуние цзаня встретили новый год. Долгие праздники с яркими фейерверками, пёстрыми карнавалами и изысканной едой прогремели-промелькнули, как один день…
Учитель исполнял свои учительские обязанности так же, как Луна свои небесные. Просто потому, что так — надо. Чего не сумели добиться годы, легко скользившие мимо палача клана, то сделали необъяснимые смерти. Он ссохся и почернел, состарился в одну ночь, ту, что забрала себе жизни пятерых Теней, и долгие месяцы новых живых забот всё никак не могли вернуть ему силы.
На двенадцатое полнолуние уже прошлого года Учитель добрался до Отшельника на Крокодиловом хребте, спрашивал его о том, какое оружие способно оставлять такие раны, как те, что убили Теней. Отшельник пять и два дня разбирал кладовые своей памяти, но сумел вспомнить только то, что в Циньдарской библиотеке должны храниться древние свитки, в которых собраны описания всех демонических сущностей. К концу первой половины роста Луны Учитель вернулся в клан. Хотел сразу же идти в Циньдар, но… Его ждали новогодние празднества и посвящение в ученики юных ростков клана Звёздной Императрицы, подготовка к летним экзаменам готовящихся к посвящению — и, как всходит и заходит Луна, так потекла и жизнь Учителя.
Он понимал, что для любого дела должен сначала подойти его час. Если что-то не складывается так, как ему хочется, это воля Небесной Императрицы направляет его в более важную сторону. Понимал, что, если бы от написанного в тех древних свитках зависели жизни его клана, то он не смог бы обойтись без посещения Циньдарских книгохранилищ. Значит, так тому и быть…
Алая Лента пришла к нему в мастерскую, где он обучал подрастающих воинов и палачей ухаживать за оружием.
Традиционные повседневные одежды Главы Клана походили на одеяния воинов, а намётанный взгляд палача во время приветственных поклонов отмечал под складками халата меч и метательные ножи.
Солнечные лучи степенно передвигались с потолка на стену. До времени, когда ученики придут перенимать основы мастерства, оставался ещё почти целый час, и можно было говорить свободно на любую тему.
— Новый палач оказался под вишней в день десятого полнолуния, — певуче и тихо проговорила красавица.
— Да, — кивнул Учитель.
— В день, когда к клану присоединился новый палач, были убиты пять воинов клана, — так же напевно продолжала Алая Лента.
— Да, — закрыл глаза Учитель. — Да.
Он не прятал слёзы — все их отдал Крокодиловым горам в дни путешествия к отшельнику. Прятал взгляд, уже понимая, о чём говорит с ним Глава Клана.
О древнем проклятии.
Вселенское Зло получит жизнь в день десятого полнолуния, в тот же день отдадут жизни три и два воина.
Кровь одного распахнёт двери в этот мир Вечному Злу, что стоит на пороге, не смея войти. Вытекая из жил, кровь перенесёт в себе зло через порог.
Кровь второго подарит дыхание Вечному Злу, что не решается вобрать в себя воздух этого мира. Как смешается с воздухом влага крови, так Зло обретёт дыхание.
Кровь третьего даст зрение Вечному Злу. То, что не в силах разглядеть его глаза, покажут капли крови в глазницах.
А кровь ещё двоих станет плотью Вечного Зла, подтверждением бессмертия воплотившегося зрячего и дышащего, и каждым вдохом Зло будет забирать из подлунного мира что-то хорошее, а с каждым выдохом впускать в него новых демонов…
— Я не знаю, как часто ты видишь своего нового ученика, — говорила Алая Лента, — но в дни твоего путешествия на Крокодиловый хребет мне часто доводилось наблюдать за ним. Он… слишком спокоен. Почти никогда не плачет. Если голоден — не кричит, просто ждёт, пока о нём вспомнят. Если ему мокро — молчит, ждёт, когда взрослые сами решат, что пора поменять пелёнки… Мне неизвестно, кем воплощается в жизнь…
Глава Клана умолкла.
Да, она по праву была Алой Лентой клана, она держала и связывала всех, живущих в нём, несла ответственность за каждого и каждому была готова прийти на помощь всеми доступными ей силами, но произнести вслух слова «воплощается в жизнь Вечное Зло» оказалось выше её возможностей.
Учитель же лишь спрятал в улыбке грусть:
— Мне тоже неизвестно, должно ли прийти в наш мир Вечное Зло одним из младенцев или подчинит себе душу взрослого человека. Может быть, те, кто убил Теней, как раз шли убивать Вечное Зло, воплотившееся в том мужчине. Тени всего лишь хотели отбить его у чужаков, захватить его и привести ко мне на беседу, но… может быть, Вечное Зло наградило тем страшным оружием Клинки Руки Бога… или их уже нужно называть Клинками Руки Демона? А может быть, Вечное Зло обречено вечно стоять у порога в наш мир, потому что ещё не построен тот алтарь, на котором следует принести в жертву пятерых во имя его воплощения.
Алая Лента покачала головой:
— Но предсказания…
Учитель извинился перед ней поклоном:
— Мне кажется более тревожным то, что впервые за двадцать и два года стали поднимать голову служители Тьмы. Устраивают новые горные капища, проводят жертвоприношения… и всегда они на шаг, на полшага впереди нас, как мы ни стараемся их опередить.
Глава Клана встретилась взглядом с Учителем.
Его слова были настолько правильны и честны, что в них она обрела покой и простор для новых размышлений.
Девять и два ученика чирикали крошечными воробышками, решая свои проблемы, пока наставник не призовёт к себе их внимания. Они вплотную подошли к той границе, что отделяла их беззаботное детство от детства, наполненного тщательной подготовкой к юности. Не сегодня-завтра пройдут Посвящение красавицы и юноши клана, и каждому малышу по жребию достанется тот, кто будет помогать наставникам вести росток уже к его Посвящению. Учитель смотрел на мальчиков, и внутреннее течение жизни подсказывало ему, к чему склонен каждый малыш, что из него может вырасти. Свитки, заполненные Небесной Канцелярией, чуть приоткрывали записи, чтобы Учитель мог сверить с ними свои ощущения.
Вот Бэай. Он появился на свет с очень светлыми волосами, за что и назван был Белым. Ему ещё не минуло семи вёсен, однако крепкая косичка уже чернее смоли. Он старательно учится всему и стойко терпит наказания за ошибки, но способен расплакаться, когда наказывают его друзей. Надо будет наречь его Минг — Чувствительный.
Вот Яозу — такой кроха, а уже столько выучил об истории мира! «Почитающий предков» подходит ему куда больше, чем «Донг», «Зимний», данное родителями при рождении.
А вот Лю Чу. Родители нарекли его «Прямым Лучом». Он, сын воина, ничем не отличался от своих ровесников, кроме умения всегда оказаться там, где ему надо, для получения того, что выгодно именно ему. Насколько хватало ума, Лю подгадывал и подстраивался. Пока все эти уловки были как узор алой нитью на жёлтом полотнище. Думать о том, чем это всё может обернуться в будущем, надо было уже сегодня.
Как, например, сейчас. Учитель ещё не собирался звать детей на занятие, но Лю Чу, расправив складки на одежде и поправив отвороты новеньких сапожков, степенной походкой взрослого подошёл к нему. Нет, он не забыл о приветственном поклоне, но в улыбке его за почтительной вежливостью мерцала такая странная для такого юного создания жажда наживы!
— Учитель! Скажи мне, прав ли был я, что принёс тебе в руки того младенца?
Тогда как раз работала способность Лю попадать в совершенно неожиданные места в совершенно неожиданное время, и это он нашёл наречённого Йи Дэем, это с ним сама, лично, пожелала поговорить Алая Лента, это от неё Лю Чу получил в дар за правильный поступок эти новые сапожки.
Учитель ответил вопросом:
— А ты мог бы отнести его куда-то ещё?
Такого поворота Лю не ожидал. Его детское личико немедленно отразило всю игру охвативших эмоций, от гордости, что Учитель ведёт с ним взрослую беседу и задаёт вопросы не на уроке, до испуга, что после первой же фразы разговор свернул в болото непродуманных ходов.
— Я… — он даже забыл поклониться перед ответом. — Я, кажется, нет… или да…
— И куда же?
Учитель был спокоен. Тон его голоса оставался доброжелательным и ровным.
А у Лю задрожали пальцы — от растерянности даже не спрятал руки в рукава, как это всегда делали наставники и старшие ученики. А ещё задрожали губы. Голос тоже:
— Я… отнёс бы его в лазарет, целителям… или на кухню, красавицам…
— Но ты принёс его ко мне. Почему?
Учитель знал ответ. Лю Чу и не подумал скрывать радости, охватившей его, когда он обнаружил будущего палача, младенца под вишней. Он вручил найдёныша наставнику со словами «я нашёл того, сравнивая с кем, ты назовёшь меня лучшим своим учеником».
Но вопрос задан.
— Я… — Лю немного успокоился, выпрямил спину:
— Я скоро встречу свою седьмую весну, и ты начнёшь учить своему ремеслу меня и тех троих, кто живёт сейчас в одной комнате со мной, а он ещё младенец, и его ты нескоро начнёшь обучать, и я намного обгоню его в обучении и стану лучшим.
Учитель не улыбнулся, хоть и очень хотелось:
— Он палач по праву рождения, и его я уже начал обучать всему, что должен уметь палач, ты же палач по выбору твоей матери и начнёшь изучать ремесло лишь после седьмой твоей весны. К той поре он уже обгонит тебя.
Учитель не шутил, и Лю это чувствовал. Его снова охватила буря эмоций.
Он же выстроил такой хороший план, как станет лучшим учеником, ведь быть лучше четверых интереснее, чем быть лучше троих — а тут такое крушение всех надежд…
— Но, Учитель, — начал он говорить, ещё не зная, что скажет, и тут же запнулся.
Учитель подождал немного и спокойно, доброжелательно объяснил малышу:
— Ты совершенно верно заговорил о том, что скоро встретишь седьмую весну.
— Да, да, Учитель! Я уже почти совсем взрослый! — Лю показалось, что верная тропинка сама ложится под ноги.
— Ты прав. Ты уже совсем взрослый.
Услышав, что слово «почти» из уст наставника так и не прозвучало, Лю вновь расправил плечи.
— Ты взрослый, и я тебе, как взрослому, назначаю первое наказание — семь плетей, за неподобающую позу при разговоре с учителем.
Лю на миг застыл с широко распахнутыми глазами и открытым ртом, но сразу же вспомнил о руках, спрятал ладони в рукава. Те неловко подвернулись, и стало ещё хуже, чем было.
Но Лю помнил, как реагировали на подобные слова учителей старшие ученики и попытался, как мог, повторить, склоняя голову:
— Бла… благодарю…
Учитель с каменным лицом приказал:
— На колени. За науку благодарят поклоном на коленях.
Да, Лю видел и такое, но не придавал значения, а раз Учитель так сказал, то так и надо, однако недавно прошёл дождь, и у мальчика сложились совершенно непредвиденные обстоятельства:
— Но я измажу новые сапоги!..
Учитель ведь знал, что они — предмет особой гордости, что Лю к ним относится особенно бережно, и должен был понять, что не всякую обувь можно изгваздать в грязи.
— Девять и две плети, Лю Чу, ученик палача. На колени. Благодари за науку.
Глаза мальчика, в которых плескались слёзы испуга и недоумения, встретились с непроницаемым взглядом Учителя.
Он поступал так не потому, что был жесток, но потому, что хотел дать шанс каждому ученику вырасти хорошим человеком.
Даже если от человека в нём только часть.