Бывает же такое: живешь-живешь да вдруг и вспомнится тебе ни с того ни с сего что-нибудь из давних, позабытых лет... Например, как мама сидит у окна, подперев щеку ладонью, и смотрит на улицу. То ли ждет кого-то, то ли просто задумалась... Когда это было? Когда-то... Давно-давно... И ничего не вспоминается больше, а только тихое, светлое мамино лицо...
А Сергею Борисовичу вспомнилась песня, которую он пел в детстве.
Коричневая пуговка валялась на дороге,
Никто не замечал ее в коричневой пыли...
Очень она тогда ему нравилась, там было про то, как один мальчик проявил бдительность и помог задержать шпиона...
"Как там дальше?" - стал припоминать директор.
Но мимо по дороге прошли босые ноги,
Босые, загорелые, протопали, прошли!
"Смотри-ка... Ведь помню! - удивился он. - А ведь, в сущности, совершенно дурацкая песня, и чего я ее пел?.."
И он тихонько запел дальше:
Ребята шли купаться веселою гурьбою,
Последним шел Алешка и больше всех пылил.
Нечаянно ль, нарочно ль - и сам не зная точно,
На пуговку Алешка ногою наступил.
Сергей Борисович оглянулся: не видит ли кто, как он вышагивает по коридору, отчаянно размахивая руками в такт песне... Слава богу, никого!
Он поднял эту пуговку и взял ее с собою,
Но вдруг увидел буквы нерусские на ней...
К начальнику заставы ребята всей гурьбою
Бегут, бегут дорогою - скорей, скорей, скорей!
"Просто ерунда какая-то!" - нахмурился директор, но остановиться уже не мог и допел до конца: про то, как встревожился начальник заставы и велел седлать коней, как враг был пойман, а шпионская пуговка с тех пор хранилась в Алешкиной коллекции: "Ему за эту пуговку всегда большой почет!.."
"Вот какие глупые песни пел я в детстве... - покачал директор головой, да вдруг и вспомнилось, как зелено, как солнечно и счастливо там было, там, там, давным-давно, в детстве, когда он мечтал поскорее вырасти и ловить опасных преступников, чтоб не мешали жить хорошим людям. - Куда же все девалось? Почему я вырос такой несчастный?.. За что? Я учился хорошо, меня хвалили, мне грамоты давали... Почему, ну почему же, когда я вырос, все стало так плохо? Почему мне так скучно жить?.."
ЧЬЯ ЭТО ПУГОВИЦА?
Сергей Борисович стоял посреди коридора, сжимал в кулаке пуговицу от Михал-Палычева пиджака, и было ему так себя жалко, что хоть плачь!
Пожалуй, не появись Михаил Павлович, он бы и заплакал, потому что это только дети думают, что взрослые не плачут. На самом деле это не совсем так.
- А я вас ищу, голубчик, - сказал Михаил Павлович. - Где у нас висит... Такое, знаете ли... Не помню, как оно называется. Ну, картинка такая, на которой стрелочками показано, кто куда бежит, если загоримся...
- Это называется "План эвакуации детей и сотрудников в случае пожарной опасности", - уточнил Сергей Борисович и подумал с горечью: "Ну, конечно, разве можно со мной разговаривать о чем-нибудь таком... человеческом! Только о "Плане эвакуации"! И сказал: - А висит он на каждом этаже. Ближайший - в библиотеке.
- Большое спасибо! - поблагодарил Михаил Павлович. - А местоположение пожарных кранов на нем указано?
- Разумеется, - кивнул директор, удивленно взглянув на Михаила Павловича. - А вам зачем?
- Просто так, - беззаботно отвечал тот. - Исключительно на случай пожара...
Он пошел, а директор стоял и смотрел ему вслед, да вдруг и вспомнил про пуговицу.
- Товарищ Еремушкин! - крикнул он. - Вы пуговицу потеряли!
- Какую пуговицу? - оглянулся Михаил Павлович, и только тут директор заметил, что все три пуговицы Михал-Палычева пиджака на месте...
- Извините... - растерянно сказал он. - Значит, это не ваша...
- Не моя! - подтвердил Михаил Павлович.
А чья?!
Кто затаился на пустой, темной сцене?
Кто заманил туда Елькину Аню?
И зачем?
Что там произошло?
И где она теперь?
Ответа не было. И все запутывалось тем, что никакие посторонние взрослые проникнуть в Дом пионеров не могли, ведь у входа на посту стоял грозный вахтер Мадамыч!
ПОЧЕМУ ОН СТАЛ ТАКИМ?
"План эвакуации" был большой, цветной. А под планом сидела и безутешно плакала Юля.
- Ну, будет, будет... - уговаривал ее Михаил Павлович. - Видишь, вернулся же.
- Не хочу его видеть... - плакала Юля.
- Ничего... - вздохнул Михаил Павлович. - Может, еще не поздно, может, поймет еще...
- Ну почему он стал таким, Михаил Павлович?.. - сквозь слезы спросила Юля. - Он же раньше другой был...
Юля и Павлик дружили с детства. Они вместе прибегали на репетиции, вместе уходили. Павлик писал Юле записки, если у них репетиции были в разное время. Куда он их прятал, уже известно... И был тогда Павлик веселый, добрый, мечтал стать актером...
Ах, как они гуляли допоздна по своей улице, заросшей липами, и мечтали о той поре, когда вырастут и всю жизнь будут вместе. Вместе жить. Вместе работать в театре.