Лагерь предстал перед друзьями безлюдным, нереалистичным парком, в котором свидетелями их лихого кавалерийского галопа были только сверчки да летучие мыши, с ультразвуковым писком проносившиеся над головами. Дискотека умолкла, заглушенная поворотами, а в кронах деревьев не спеша перебирал листьями ветер, спускающийся с гор. В отличие от дневного бриза, который нёс шум и запах моря, ночной ветер пах соснами и старым мхом, его прохлада говорила «ш-ш-ш… тихо, берите пример с высоких скал и дремучих лесов, которые меня породили».
Скакуны под мальчишками прислушались к этому голосу, их галоп стих, поредел: теперь это была не отважная кавалерия, наступающая под медь фанфар, а скрытные разведчики, пробирающиеся по Неведомым Землям. Пашка спешился, подвёл присмиревшего скакуна к ближайшему дереву на газоне, привязал:
— Пусть попасётся, — сказал он шепотом.
Сергей привязал своего коня рядом и, присев несколько раз, размял затёкшие в седле ноги:
— Давно не скакали. Уж и забывать стал, как это здорово бывает! — Сергей тоже шептал.
— Да, дружище, отлично проехались!
Дальше они пошли пешком, крутя головами по сторонам, словно действительно попали в Зазеркалье.
— Чувствуешь? — Прервал недолгое молчание Пашка. — Здесь всё по-другому.
— Более таинственно, — согласился Сергей, — мы и свою половину лагеря толком не видели, а здесь — вообще терра инкогнито. Чего угодно можно ожидать!
— Не пугай меня! — Взмолился толстяк. — Мне на сегодня приключений хватило.
— Я и не пугаю! Только думаю, нам надо меньше болтать, а больше слушать и смотреть по сторонам.
— Хорошо. Если сейчас, кто-нибудь выглянет из-за кустов со словами: «Здравствуйте, мальчики!», клянусь, я буду бежать без оглядки до самого дома.
— Да заткнись же ты! — После того, как вспомнили о недавнем происшествии, ему тоже стало не по себе, тем сильнее хотелось превратиться в слух и зрение.
— Когда я говорю, мне не так страшно, — жалобно проскулил Пашка.
— Лучше пусть нам будет страшно, чем больно! — Сказал Сергей и удивился своим словам, на Пашку же они произвели и вовсе угнетающее действие. Тот замолчал, втянул голову и стал каждую секунду оборачиваться.
Несмотря на то, что основные аллеи лагеря в Западной половине примерно повторяли таковые в Восточной, без помощи стендов с планами мальчишки бы заблудились. Они тихо шли от одного пятна света к другому, у некоторых корпусов останавливались перед большими схемами и пытались запомнить дорогу.
— Блин, и почему я оставил телефон в номере? — Возмутился Пашка. — Сейчас бы сфотографировали и пошли себе спокойно по этой карте.
— Тренируй мозги! — Усмехнулся Сергей. — Мы все оставили смарты — мёртвый груз они в этом прибабаханом лагере.
— Но фотик, можно было взять? Ладно мой, он полтора килограмма весит, но твой бы мне в карман поместился.
— В твой карман много бы чего поместилось. Но вот выжил бы он после той схватки с зубастым маньяком?
— Да, — согласился Пашка, — наверняка бы разбили!
— По этой аллее до лестницы, вверх до столовой, а потом немного назад и чуть-чуть вверх. — Сергей говорил и одновременно водил пальцем по воздуху, записывая последнюю часть пути в воображении. — Пошли!
Всего две минуты спустя друзья стояли на крыльце корпуса ДПО-1 — западного близнеца их ДПО-21, и смотрели на тёмные окна, светился только холл на первом этаже и пролёты лестниц с торца — характерная картина для всех жилых корпусов лагеря в поздние часы «карнавала».
— Никого нет, — Пашка недоуменно почесал макушку. — Мы зря дискотеку пропустили?
— А куда же они тогда делись? — Сергей тоже выглядел растерянным. — Что будем делать?
Пашка пожал плечами, покрутился на одном месте, а потом просиял:
— Не вешать нос! Мы с тобой тупицы! Готов поспорить, что они все сидят в «зале для плохой погоды». Карантин-то — враньё, ты Серёга это сам сказал, а значит, у них что-то случилось. Может, как у нас, вот и держатся вместе. Зайдём с другой стороны и увидим на пятом этаже три окошка со светом! — Толстяк почти танцевал от нетерпения и собственной догадливости.
Мальчишки пошли за угол, не сговариваясь они крались, ступая с носка на пятку — по возможности очень тихо, хоть Пашка и сопел как паровоз. Подпорная стена из дикого камня, почти спрятанная зарослями винограда, стремительно набрала высоту и сзади она, достигая по уровню высоты балконов третьего этажа, образовывала тёмный вытянутый двор-колодец. Друзья оказались в темноте, слабо разгоняемой светом из трёх окон на пятом этаже.
— Видишь! — Воскликнул Пашка и друзья пошли обратно.
На крыльце Сергей остановился и, взявшись за ручку стеклянной входной двери, спросил:
— Что, так и ворвёмся?
— Да, на конях! — Съёрничал Пашка.
— Понятно, будем и дальше красться, как мыши.
Друзья прошли через молчаливый холл, отрицательно глянули на лифты, и направились в сторону лестниц. Быть бесшумными получилось только до третьего этажа, Пашка, а за ним и Сергей, стал тяжело топать, не в силах сдерживать громкое дыхание. На пролёте перед пятым этажом они остановились.
— Минутку, чтобы перевести дух! — Прошептал толстяк, хватая ртом воздух.
— А то и две, — Сергей был полностью согласен, — не охота вваливаться стадом потных слонов.
Ребята повернулись к прозрачным стенам лестницы, на них посмотрели призрачные отражения, за которыми была темнота с россыпью огоньков. Пашка прижался к стеклу носом, руки поставил по сторонам лица, сделав защиту от света, как маска у подводника, и принялся наклонять голову вправо и влево. Сергей встал рядом, что-либо ясно рассмотреть за стеклом не получалось из-за отражений, а потому он тоже прилип к стеклу «водолазом».
Друзья висели в темноте на большой высоте, под ними вниз по склону сбегал фонарями аллей и редкими освещенными окнами корпусов лагерь. Море было чёрным полотном с несколькими сигнальными огнями кораблей, выше которого небо угадывалось по звёздам.
Дыхания Пашки и Сергея успокоились, сердца перестали громко колотиться, но мальчишки были не в силах оторваться от созерцания, погрузившись в приятное оцепенение. Они видели, как звёзды тускнеют, гаснут одна за одной и вскоре на небе осталась лишь жалкая горсть светлячков, странно жмущихся друг к другу в образовавшейся непроглядной черноте. И тут на горизонте стал разгораться бардовый уголёк, приковавший к себе внимание недобрым оттенком и зловещим мерцанием. Что это? Минута тянулась за минутой, и багрянец становился всё ярче, уже отбрасывая бледно красноватую дорожку по неспокойной поверхности моря. Стремительно вставала грозная в этом малозвёздном космическом небе красная луна — маленький, злой, но страстно яркий шарик.
Сергей чувствовал, что внутри у него всё холодеет, он хотел спросить своего друга, видит ли он то же самое, но услышал потрясённый шёпот Пашки: «Что это?». Он хотел выдавить из себя какой-нибудь ответ, но его охватило нарастающее чувство падения, словно они и в самом деле зависли в сотнях метров над бескрайним морем (а может быть океаном?) и мчатся стремительно к воде, только не вниз, а к вперёд, туда, где купается встающее багровое светило. Внутри мальчишек одновременно что-то закричало, то, что не имея, собственной личности, тем не менее, до смерти испугалось быть потерянным: какая-то часть души, наверное, именно та, что не даёт спокойно жить агарофобам. И крик этот, поднявшись изнутри, из глубины, был непрерывным и всё нарастал, грозя заполнить пространство и безвозвратно слиться с одноглазой ночью…
Сергея сильно трясли, послышались шлепки, а затем, сквозь призрачный ужас ночи с багровой луной, к сознанию, словно через густой кисель, пробралась горячая боль — его ещё и по щекам били. Глаза были открыты, чёрное небо в них рассеивалось, медленно уступая место светлому и прекрасному образу. Удивительно красивая женщина с бледным испуганным лицом склонилась над ним, пытаясь поймать мечущийся взгляд, а затем, вероятно неудовлетворённая увиденным, занесла розовую ладонь для очередного удара.
— Не надо! — Сергей инстинктивно закрылся руками.
Строгое лицо женщины в обрамлении черных и прямых волос, как у жрицы древнего культа, сразу просветлело, она сказала, мило улыбаясь, голосом с тембром деревянной флейты:
— Уверен? Может еще чуть-чуть?
— Нет-нет! — Сергей закрутил головой. — Где я? — Через секунду он всё вспомнил и выпалил: — Где Пашка?
В ответ рядом раздались знакомые шлепки. Пашка стоял, облокотившись спиной о стекло лестницы, с пустым пугающим взглядом, а другая женщина держала его за плечо и била по щекам.
— Пашка! — Закричал Сергей.
Как ни странно, но окрик товарища подействовал лучше пощёчин, и взгляд Пашки стал обретать фокус, он повернулся на окрик хоть еще и не мог видеть своего друга. Женщина потрясла мальчишку за плечи: «Ну же, очнись!» и тот, кажется, окончательно вынырнул из гипноза.
— Здравствуйте. — Он заметил склонившееся над ним лицо белокурой красавицы.
— Наконец-то! — Ответила та, вместо приветствия.
Тут кто-то выскользнул из-за спины элегантной вожатой с голосом-флейтой и обнял Сергея, полностью ошеломив его, хотя, после падения в гипнотическое видение и пощёчин, казалось бы, его уже ничем не удивишь.
— Сергей! С тобой всё в порядке! Что с вами случилось? — Девчонка едва не всхлипывала.
— Ира!? — Сергей выбрался из объятий и смотрел в такое знакомое лицо. Ира смотрела в ответ глазами полными слёз.
— Вы нас очень испугали, — сказала она с упрёком.
— Испугали? Да мы чуть не поседели от их криков! — Это была русая девушка, чей писклявый капризный голос требовал и обвинял.
У Пашки и Сергея расширились глаза, только тут они увидели, что лестничная клетка и пролёт лестницы заполнены девчонками. Похоже, весь отряд 1-А, который они искали, и к которому потом подкрадывались, сбежался на крики. Друзья, осознав положение, стали неумолимо пунцоветь, наливаясь краской, как градусники на солнце. Обращённые к ним лица заулыбались и, что хуже всего, две прекрасные вожатые тоже не могли скрыть лукавых ухмылок. Эта молчаливая пытка длилась всего семь секунд, но Пашка был готов обменять её на час у стоматолога, а Сергей вспомнил конкурс чтецов в младшей школе, когда он забыл первую строчку выученной басни и долго стоял молча, пока ему не подсказала мама, — то было одно из самых травмирующий воспоминаний его детства.
— Вижу, вы пришли в себя, — сказала строгая женщина.
— Пойдёмте, расскажите, почему вы здесь и что случилось, — сказала светлая и добрая женщина.
Прежде чем отвернуться, обе вожатых заглянули в глаза мальчишкам. Очень глубоко, зная, что искать.