Тане Хизер снились незнакомые аллеи «Кристалла», которые почему-то были похожи на бульвар в её городе, который она каждый день видела из окна своей квартиры на третьем этаже. Она шла и смотрела на голубей, которые между собой переговаривались по-немецки. «Пижоны», — подумала Таня о птицах, — «они кроме «Хандыхох» ничего по-немецки не знают, а остальное придумывают для вида».
Прямую асфальтную дорожку окаймляли два ряда клёнов, а впереди из-за крон виднелся постамент, на котором должен был стоять Ленин, если Хиз снова дома. Но она помнила, как уезжала в лагерь и по этому поводу почувствовала разочарование: надо же протарахтеть ночь в поезде, потом всё утро автобусом, а вокруг толком ничего не изменилось. Так и в Париж приедешь, а там на улицах будут беленные в горчичный цвет дома и штемпели «ММК» на чугунных крышках люков.
— Хандыхох! — Крикнули сзади и Таня обернулась. Двое голубей, которые до этого не обращали на неё внимания, теперь смотрели с угрозой, словно офицеры СС на предположительного партизана. — Здастиш буден майф! — Одна птица пошла вперёд, за ней последовала вторая. Они чинно вышагивали, держа девочку на прицеле цепких взглядов: то одним глазом, то другим. Таня подумала, что если её арестуют, то начнут допрашивать, а она совсем ничего не знает, тогда могут пытать… Хиз решила, что проще будет от голубей убежать, тем более у них такие маленькие лапки и короткие шажки. Она быстро зашагала в сторону памятника, решая не оглядываться. — Зудентрафштей тенгербирмар здетроль Танйа! — Услышав своё имя Хизер оглянулась и увидела, что голуби в неё целятся из невидимых щмайсеров, она побежала: «Скорее, спрятаться за памятником!».
Раздались звуки выстрелов, негромкие, ведь у голубей были небольшие, под стать им, воображаемые автоматы. Под свист маленьких пуль Таня выскочила с аллеи на пятачок с монументом и спряталась за основание. Стрельба не прекращалась и пули забили по граниту то длинными, то короткими очередями. Птицы не делали попыток обойти памятник, а знай себе лупили с одной стороны, поэтому уже через минуту Хиз перестала испуганно сжиматься у постамента и решила сравнить здешний памятник с тем, который стоит на её улице.
Задрав голову кверху, она увидела большие баллоны, придавившие к спине развевающиеся полы плаща. Памятник смотрел вниз, прямо на Хизер, сквозь горящие отражёнными пожарами глазницы противогаза. Таня почувствовала странную смесь из облегчения — да, она в лагере, он ей не приснился, как она начала подозревать, гуляя по подозрительно знакомому месту, а с другой стороны, было страшно смотреть глаза в глаза Пожарному. Нет, она не его самого боялась, а тяжкого ожидания, которое языками пламени лизало закалённое стекло маски… изнутри? Как она сразу не увидела, что огонь не отражённый, а горит внутри? Это сам взгляд погибшего героя пламенел, ревел: «Ну что ты медлишь?! Давай, действуй!».
Таня почувствовала, что тонет в вулканических озёрах глазниц Пожарного, который от неё требует решимости на грани возможного. Если потребуется, такой же, как проявил сам когда-то, прежде чем стать памятником.
Слепящее оранжево-красное заполнило всё и Хизер проснулась.
Она открыла глаза с удивлением, оставленным сном о Пожарном. Немецко-говорящие голуби были забавными, но особо не поразили Таню, привыкшую к закрученным сюжетам сновидений. Вот памятник был настолько реален, что она до сих пор ощущала твёрдый нагретый солнцем гранит, к которому жалась, спасаясь от фашиствующих птиц. Кстати, о птичках! А стрельба-то из «шмайсеров» не стихла!
— Почему голуби еще стреляют? Я что, еще не проснулась? — Спросила сиплым спросонок голосом Хиз.
— Проснулась, — внятно прозвучал ответ Иры.
— Доброе утро, Ириш… О голубях я это вслух сказала?
— Да.
— И почему же? В смысле, почему еще их слышно? — Таня наконец открыла глаза и привстала на локте. Ира сидела на застеленной кровати, умытая и расчёсанная.
— Что-то где-то долбят в корпусе, наверное, ремонт.
— Хорошо, что не голуби, я от них во сне убегала, а они стреляли, так что пришлось спрятаться за памятником Пожарному…
— Тому самому, вчерашнему?
— Ему… Ой! Это всё на самом деле было?! — Таня так и вскочила, отбросив тонкое одеяло. — Теперь я точно проснулась. И знаешь, что я поняла из своего сна?
— Что? — Ира подалась вперед.
— Мне дико нравится в лагере! Был момент во сне, когда я подумала, что не уезжала из дома — на меня такая тоска чуть не напала. Будут звонить родители, я им большое-пребольшое спасибо скажу, жаль по телефону расцеловать не получится!
— Расцелуешь, когда день посещений будет. Расскажи лучше свой сон, после которого такая счастливая. Я-то встала полчаса назад и успела заскучать…
— А может ты вообще не ложилась! — Перебила подругу Таня.
— Это почему?
— На лифте каталась! — Подруги рассмеялись.
— Да, каталась, а сегодня ночью и тебя с собой возьму! Даже сейчас уволоку, если не поделишься сном, который тебя так вдохновил. Я уже почти забыла, что снилось — каламуть какая-то. А как вспомнила вчерашний день, места не нахожу себе. Знаешь, глаза открыла, первая мысль: «Как раньше уже никогда не будет». И так ясно и трагически это прозвучало в моей голове, словно не я подумала, а кто-то другой сказал. Всё внутри закружилось от этой мысли, если бы не на кровати лежала, упала бы. Так что рассказывай, делись оптимизмом! Надо было тебя сразу будить.
— Да ничего такого и не снилось, запомнила только обрывок. А оптимизм у меня при виде тебя появился. — Ира угрожающе нахмурилась. — Всё, всё, рассказываю! — И Таня поспешила пересказать свою сновиденную прогулку с голубями: девочки покатывались со смеху, пока черед не дошёл до встречи с горящим взглядом Пожарного. Когда Таня замолчала Ира снова посерьёзнела.
— И на что же тебя сподвигал Пожарный?
— Ты думаешь так же, как и я?
— Да. Вчерашние события поставили перед всеми нами совершенно дикий вопрос, над которым невозможно серьёзно задуматься, чтоб не скатиться к размышлениям, а не розыгрыш ли это был. Вот в твоём сне этот конфликт и выразился таким огненным образом, к тому же напрямую связанным с, якобы, «тем» миром.
— Нет ты думаешь не так, как я. Надо было ощущать своими руками камень памятника, ощущать жжение его вопроса, чтобы относиться, к этому, не как к простому сну.
— Сны бывают реалистичны. Вот мне как-то приснилось, что я проснулась не в своей комнате, не в своём теле и не в своём городе, даже имя другое. И не могу вернуться обратно до сих пор!
— Что?
— Да, кошмары случаются…
Иру прервала музыка из динамика. Она прислушалась к проникновенной мелодии, звучащей на ксилофоне, в густом, но нежном сопровождении оркестра. Звуки вселяли трепет, ощущение приближения к великому и прекрасному, светлому и чистому, как весенний рассвет.
Ира широко раскрыла глаза и слушала музыку с восхищением и недоумением. Было видно, что она в очередной раз собралась блеснуть музыкальным образованием, но в итоге растерялась и теперь беспомощно смотрела на улыбку до ушей на лице Тани. Та выдержала целых десять секунд и, наконец, важно молвила:
— Наутилус Помпилиус — «Прогулки по воде», симфоническая версия. Я тоже слушаю не то, что одноклассники.
— Мы бы ходили друг к другу в гости и слушали музыку… — мечтательно сказала Ира.
— … если бы жили в одном городе, — грустно заключила Таня. — А ты любишь кататься на велосипеде?
— Обожаю! — У Иры увлажнились глаза.
— Я тоже! — Вскричала Хиз. — Но хватит распускать нюни. — Она сделала вид, что громко сморкается в пододеяльник. — Наутилус — это и был сигнал к подъёму?
— Да. Сергей рассказывал…
— Я поняла, поняла, кто рассказывал, — замахала руками Таня, — в следующий раз можешь сокращать, говорить, не «как Сергей рассказывал», а «как серрасс» или «как расссер», например. — Таня первая прыснула с собственной шутки.
— Так вот, — Ира сжала изо всех сил губы, чтобы те не расползлись в широкую улыбку, — как серрас, — она выбрала наименее смешное сокращение, но всё равно не удержалась и хохотнула, — каждый раз музыка по утрам разная. — Теперь, когда речь зашла о предмете святом для неё, Ириша быстро взяла себя в руки и закончила уже не смеясь. — И по композиции часто можно угадать, что нам приготовили на сегодняшний день. Так, «Полётом валькирий» Вивальди будили, когда предстояли военные игры.
— Как расссер, естественно, — с серьёзным видом кивнула Таня.
— Ах ты… Естественно! — Ира запустила худой и невесомой подушкой в Таню. Та взвизгнула, получив «снарядом» по лицу. — Ой извини… ты всё равно еще не умывалась, — попыталась оправдаться Ира.
— Ты умывалась, но это меня не остановит! — Таня вскочила вооружённая уже двумя подушками. Её мишени ничего не осталось, как быстро накинуть на себя одеяло с головой и умолять о пощаде. Одеяльную крепость сотрясли два удара, после чего Ира рискнула показаться.
— Вылазь, у меня кончились снаряды.
Радиоточка замолчала и снова ожила негромким, но настойчивым сигналом, родственником того, после которого по радио объявляют время.
— Доброе утро, девочки! — Раздался жизнерадостный голос Светланы.
— Доброе утро, отряд 1-А, Ласточки и Нимфы! — Вторила ей Маргарита. Звук был совсем не таким, как вчера — чистым и громким, на этот раз он доносился словно издалека, да еще и в сопровождении звонкого эха, какое бывает в пустой комнате.
— Вышли на связь из бомбоубежища, — прокомментировала Хиз, — скверная примета. — Ира, не совсем понимая, покосилась на неё. — Потом расскажу, старый анекдот.
— Сейчас половина восьмого, — продолжила Светлана, — самое время вставать. Ведь вы же не хотите пропустить ничего интересного?
— А что может быть интереснее с утра, чем вкусный завтрак?! — Голос Маргариты наполнился лукавством. — Тем более, что наш диетолог, он же шеф-повар, считает, что нет ничего полезнее в это время, чем сладкое.
Паршивый звук делал оптимистичное «радиошоу» вожатых похожим на выпуск старой агитационной программы, но на эти тонкости перестала обращать внимание даже Ира после того, как у неё громко забурчало в животе.
— Сбор через двадцать минут в «зале для хорошей погоды». Ведь погода у нас сегодня хорошая? — Спросила Маргарита.
— Замечательная! — ответила Светлана. — Лёгкие тучки сбегут с гор в море и не дадут нам обгореть на пляже.
— Поторопитесь, девочки, запасы вкусностей в столовой ограничены! — Звук оборвался щелчком.
Из коридора донеслись звуки открывающихся дверей и голоса «ласточек» с «нимфами», обменивающихся жизнерадостными приветствиями.
— Я пошла, — Хиз выскользнула за дверь, спеша занять очередь в туалет.
В дальней подвальной комнате было тихо и пыльно, стена там, где раньше находился шкаф и была надпись о кабеле, зияла тёмной неровной дырой с толстыми краями. Рядом лежали отбойный молоток и кувалда, на стульях тяжело дышали Спартак Петрович и Борис Николаевич. Рядом с только что выключенными рациями в руках стояли Маргарита и Светлана.
— Всё-таки успели до подъёма. — Сказала Маргарита.
— Перебудить мы всех успели до подъёма. — Проворчал директор. — А Радость так и не нашли. — Он посветил в проём, мощный луч, обрезанный по краям остатками кладки, прошёлся по светло-серой бетонной стене высокого сводчатого коридора, загибающегося метрах в тридцати впереди широкой дугой.
Можно было ожидать, что ребёнка, даже такого необычного, как Радость 144-09, испугают звуки раздалбываемой стены. Директор подумал об этом и поэтому, перед тем как пустить в ход кувалду и перфоратор, попытался наладить контакт с девочкой. Маргарита выстукивала разные ритмы, а Спартак Петрович, приложив руки рупором к стене, кричал, что сейчас Радость освободят, но для этого необходимо сделать проход. Он попросил её отойти на несколько шагов, но далеко не убегать, прежде чем махнул Борису Николаевичу: «Давай!». Видимо, Радость не слышала, обращенных к ней слов, или там была вовсе не Радость, но, когда стальной клин жала начал с оглушительным стреляюще-лязгающим звуком вгрызаться в стену, прямо под предупредительной надписью: «Не копать…», Светлана, наблюдающая за картой на планшете, замахала руками и крикнула остановиться. Все видели из-за плеча вожатой, как сиреневое пятнышко на экране стало быстро отдаляться от стены, пока не исчезло метров через сорок. Маргарита кинулась к стене выбивать «дингл дон», но больше сигнал не появился. Оставалось надеяться, что сигнал экранируется скалой, а Радость притаилась где-нибудь неподалёку.
Директор с помощником с неистовством набросились на стену. Отбойник делал в кладке, сложенной всего в кирпич, сквозные дырки, а по ним кувалда выбивала из стены целые куски. Чего действительно строители не пожалели, так это рыхлой штукатурки, похоже, кладка в этом месте выполняла только функцию перемычки, отделявшей подвал от подземелья.
Из дыры еще сыпались камни, когда в нее пролезли Светлана и Маргарита. Осмотревшись несколько секунд в открывшемся туннеле, неожиданно огромном, по сравнению с маленькой подвальной комнатой, достаточном, чтобы по нему мог проехать грузовик, они быстро пошли вперёд, чтобы вернуться через десять минут.
Вожатые доложили: метров через сто туннель т-образно примыкает к другому, точно такому же. Тот, уходя в обе стороны прямо, тоже ветвится — направо он почти сразу даёт еще три «ветви» — прямо, налево и налево вверх. Левая часть туннеля, на сколько хватило света фонарей, идёт без поворотов. В обе стороны встречаются запертые железные двери, как обычные, так и большие двустворчатые, а в одном месте в полу замечен прямоугольный люк, метр на два, закрытый двумя толстенными по ввиду плитами, тоже железными. И всюду змеятся трубы и пучки кабелей.
— Это оно! — вскричал директор. — Все эти годы всего в нескольких ударах молотка! — Свои слова он подчеркнул, саданув ботинком по торчащему обломку кирпича, тот вылетел из кладки и стукнулся в кучу таких же обломков в проходе. — Через минуту ему стало стыдно, но в первый момент он напрочь забыл о Радости и о каких бы то ни было поисках, кроме одного — его с (ученым) поиска следов советского Монтаука. Они излазили километры не тех туннелей, ободранных и мёртвых, решили, что технологии к аномалии лагеря не имеют отношения, что всё дело в сложившихся случайно факторах и пытались ими управлять, причём успешно. А тут…
— Нетронутая часть базы. — Подытожила Маргарита и без перехода предупредила, — нам надо сейчас встречать отряды.
В комнате оседала пыль, тишину нарушил директор:
— Света и Марго, — он редко их так называл, — можете пока заниматься отрядами. Мы с Мишей — на него сегодня не рассчитывать — тоже мыться и сразу собирать поисковый отряд, человек восемь, не меньше, будем дальше искать Радость и заодно бегло нарисуем карту новых, — кивок в сторону дыры, — подземелий.
Вожатые кивнули и быстро вышли из комнаты, стало на два фонарика темнее.
— Надо немедленно вызывать Эльвирова, — сказал директор ни к кому не обращаясь конкретно. — Пусть у него хоть десять конференций, но здесь он нам нужен уже сейчас! Я ему сам позвоню, пусть только попробует отпираться!
— Узнает, что часть базы с целыми кабелями нашли, а неизвестно, что там еще за дверями запертыми, прилетит: если надо, самолёт захватит! — Усач Михаил хлопнул себя по колену, выбив новое облако пыли, он был похож на мельника.
— Я понимаю, ты несерьёзно, но даже в шутку внимание властей нам ни к чему. Пронюхают, чем мы тут занимаемся, прихлопнут, как комаров, а детей немедленно эвакуируют. Кого из персонала оставят жить, после допросов: те увидят по телевизору выпуск новостей о контр-террористической операции и террористах, заминировавших весь лагерь.
— Не увидят, — усмехнулся Михаил, — в кутузках наших телевизоров нет.
— Уже есть, — возразил директор.
— Тьфу! Куда мир катится!
Директор покачал головой, достал из присыпанного побелкой и кирпичом пиджака рацию. — Свяжите меня с Эльвировым. — В устройстве щелкнуло, потом пошли обычные гудки. После третьего из телефона раздался бодрый, хоть и далёкий голос:
— Спартак Петрович, это вы? — На том конце «провода» плясали от нетерпения.
— Он самый.
— Я сейчас в гостях, по тому адресу, что вы мне дали, — мне здесь такое рассказали! Оказывается, мы с вашими друзьями, — Эльвиров тараторил, но теперь замялся, подыскивая слова, — единомышленники и даже в некотором роде коллеги!
Директор нетерпеливо отмахнулся от важных новостей, хорошо, что учёный не видел этого жеста. Обиделся бы.
— Пётр, придержи коней, тебе они скоро свежими понадобятся. Ты нам срочно нужен в «Кристалле». Уже сегодня. Понимаю, что физически ты сегодня не успеешь, поэтому — самое позднее — завтра.
— Но… — попытался оторопело возразить Эльвиров.
— Мы только что нашли нетронутую часть базы, с дверями и кабелями! — Почти выкрикнул в рацию Спартак Петрович, желая сократить препирательства.
— А?..
— У нас тут пришельцы из двух миров разгуливают и по-русски говорят. Самая вредная из них грозится апокалипсисом! Вторая таинственно пропала. Третьего в кустах нашли, а четвертого, слава Богу, видели только мельком. Ищем теперь вторую. Пётр, да здесь такое творится!
— Э… кхе…
Директору пришлось немного подождать, пока Элвиров справится с голосом.
— К чёрту конференцию! — Просипел учёный. — К чёрту благоговейных чудаков! Я отправляюсь немедленно! — Потом мимо трубки, кому-то в комнате: «Через сколько можно добраться до лагеря?» — и, выслушав ответ, снова в телефон: — Буду сегодня ночью.
— До встречи, Пётр. Не задерживайся.
— Не задержусь, только без меня не начинайте! — Прокричал ученый и положил трубку.
Спартак Петрович, спрятал рацию.
— А это уж как получится. Похоже, всё само начинается, не спрашивая у нас.