— На самом деле, ничего… всю жизнь я видела лишь стены приюта, ничего больше.
Примерно 5 лет назад, в приюте
Жестокость стала повседневностью. Несправедливость тоже. И теперь, когда перед сном слышишь крики детей и рёв Надзирателя, уже не так переживаешь… но почему я начинаю автоматически трястись?
Это были крики новой девочки со странным именем — Шай, по-моему. Она только приехала сюда, и она сильно отличалась от других детей. Было видно, что она из богатой семьи. Много детей появилось в приюте после Рабочей революции, и Шай, похоже, была одной из них.
Наконец, дверь открылась, и девочку с особой грубостью и небрежностью швырнули в комнату — она упала на пол, вся заплаканная, дрожащая и напуганная. Дверь с хлопком закрылась, и были слышны только всхлипы Шай. Все делали вид, будто бы ничего не было — когда отбой, нужно вести себя максимально тихо.
Я не могла слышать эти ужасные звуки рыданий. Я тихо поднялась и на носочках подобралась к девочке на полу, присела рядом с ней и положила свою ладонь ей на плечо:
— Хей. Всё хорошо. Не плачь, пожалуйста, — шепотом сказала я. Я достала из кармана сухой хлеб, который я незаметно от Надзирателя и от смотрительниц взяла со столовой, и протянула Шай: — Вот, возьми. Ты, наверное, голодная.
И это правда. Девочка не появилась на ужине, возможно даже, она теперь останется без еды завтра — кто знает. Шай посмотрела сначала на хлеб, а потом благодарно на меня:
— Сп-спасибо…
— Я Рэй, — представилась я, всё также говоря шёпотом. — А ты Шай, да?
Девочка кивнула, взяла хлеб с моих рук и начала есть. Так я и познакомилась с Шай — она была очень травмирована потерей своих родителей, поэтому я всячески помогала ей, чем могла, выжить в нашем маленьком, жестоком мире.
И, таким образом…
Настоящее время
— …я познакомилась с Шай, — закончила я мысль.
После некоторого времени молчания, Аскель сказал:
— Как же жестоко. Как можно так относиться к детям?
— Это надо у Надзирателя спрашивать, — вздохнула я. — Честно, не очень хочется вспоминать этот ужас. Пусть он останется где-то там… в прошлом…
— Хорошо, Мэй. Спасибо, что рассказала, ты молодец, что оставалась сильной до самого конца, — сказал Аскель. Я слегка засмущалась…. Меня похвалили? Уже второй раз за день, и, наверное, второй раз за всю мою жизнь…
— Спасибо, Аскель, я действительно очень стараюсь…
— И всё же, почему вы раньше не сбежали, если там было настолько всё ужасно? — послышался голос Максвелла сверху.
— Я… я не знаю. Мне было страшно, — замялась я. — Но как только появился ты, я поняла, что если не сейчас, то вообще никогда не смогу это сделать. Так что… спасибо, Макс.
Я говорила искренне. И правду. Мне нужен был… толчок, что ли… чтобы предпринять хоть что-то.
Молчание сверху. Какое-то… Задумчивое.
— Аскель, я думаю, что теперь твоя очередь рассказывать! — сказала радостно я. — Мне очень любопытно, как ты жил там, в Верхнем…
— Ох… как тебе сказать. Наверное, Верхний мало чем отличается от твоего приюта. Нескончаемое количество правил, жестокие наказания за их неисполнения… Высшие ангелы скептически относятся к переродившимся, особенно после событий ВЧАВ, пускай и прошло 80 лет с ее окончания. Не особо их признают, а правила только лишь ужесточились.
Некоторое время назад, Высший мир
— Аскель, — Высший ангел глубоко и уставши вздохнул. — По-моему, я ясно выразился. Если ты ввяжешься в дела людей, последует наказание. Очень жёсткое, но справедливое. Так что, даже не думай об этом. Я уважаю твою миролюбивость и пацифизм, но сейчас они не играют тебе на руку.
— Но мы же на то и ангелы, чтобы решать всё мирным путём. Или вы совсем забыли, кем являетесь на самом деле? — голос Аскеля эхом пронёсся по тёмному залу.
Высший ангел нахмурил белоснежные брови:
— Ты. Ты просто слишком юн, чтобы понимать такие вещи. И ты не смеешь разговаривать со мной в таком тоне. Просто выполни приказ. Убей Аарина. Предотврати войну. Защити всех нас.
Аскелю было не впервой сталкиваться с недопониманием. Большинство Высших ангелов недолюбливают людей, недолюбливают демонов. Жить в Верхнем мире было невыносимо, ведь со всех сторон были одни сплошные смешки и критика в адрес Аскеля. Но тот не слушал их всех. Он всего лишь хотел, чтобы общество ангелов поняло, что заблуждается.
Когда-то очень дано Аскель сам был человеком — 218 лет назад. Он был одним из самых юных ангелов, ещё даже ни разу не переродившимся, не столкнувшимся с Судом, где отсеивают всех не исполняющих правил ангелов. В Аскеле горело детское бунтарство против правил, а также ярая убеждённость в том, что он единственный, кто прав.
И именно поэтому он стал хранителем Мэй. Он защищал её, как только мог — именно так можно было объяснить её везение, когда та находилась на волоске от смерти. Но этого было недостаточно.
Настоящее время
— Этого было недостаточно. Я не хотел ввязываться напрямую в ваши дела, но мне пришлось, — закончил свой рассказ Аскель. — Так что, ВЧАВ полностью перевернула мир. И теперь все друг к другу питают ненавистью. Я хочу показать, что это неправильно. Мы должны забыть события прошлого. И именно тогда, наконец-то, мир обретет спокойствие.
— Это… очень мудро, — сказала Шай задумчиво.
— Мудро, но слегка наивно, — вставил своё мнение Максвелл. — Ты действительно думаешь, что Аарин остановится, если тот получит свою дочь? Боюсь, что это только ещё больше сведёт его с ума. Ему всю жизнь твердили, что Мэй мертва. А сумасшествие — страшная вещь. Непредсказуемая.
— Аарин не сумасшедший. Он потерял свою семью, и поэтому не может найти себе места.
— Это разве не одно и то же? Как будто бы ты не объясняешь, а оправдываешь его поступки.
— Ну, как знаешь. Не хочу с тобой спорить, — вздохнул Аскель. — Ах, да, хотел у тебя спросить: у тебя была семья?
— Была. И что? Тебе-то какое дело, ангелок?
— Мне очень любопытно узнать об этом подробнее.
Макс недовольно вздохнул:
— Я так понимаю, ты не отвяжешься, если не расскажу?
Шесть лет назад, Адеврин
Демон посмотрел на маленькую десятилетнюю девочку сверху вниз. Она была одета в юбку ниже колен, белую рубашку с чёрным галстуком. Её каштановые волосы до подбородка покачивались на ветру.
— Мэри, чего такая унылая?
Мэри держала лямки своего рюкзака. Она отвела взгляд в сторону, и ответила нехотя:
— Девчонки в школе не хотят оставлять меня в покое. Я ненавижу эту гимназию! Я не хочу шить, не хочу готовить. Почему я должна этим заниматься, если я девочка? Это несправедливо. Когда мы уже переедем…