Впрочем, это могло показаться.
Как трудно, оказывается, ждать и не дождаться, как обидно, неуютно, ненадежно становится от этого. Марина тупо читает параграф по физике. Ничего не понятно. И больше всего на свете хочется плакать. Но плакать она не станет. Вот еще, плакать.
…Если бы Лена могла видеть Марину в этот вечер, она бы очень удивилась. Марина — слабая, расстроенная? Марина унылая? Для Лены Марина волчица, готовая расправиться с зайцем. А может быть, не надо быть таким уж зайцем, тогда обычная Марина не покажется такой уж волчицей?
На второй тренировке Лена не чувствовала, что она хуже всех. Почему? На этот вопрос ответить не так просто. Она была такой же неумелой. И разминку для себя придумать не сумела. И по кольцу не попадала. Всего раза три попала, но ведь это случайно.
Но она уже не стеснялась побежать через зал за мячом. Она сегодня смотрела не на себя, а на других. Вот, оказывается, в чем дело. Не надо все время сосредоточиваться на себе. От этого и скованность. Откровенно восхищалась сегодня Лена Мариной — так ловко и складно Марина все делает. И Катиным легким характером. Катя над каждым своим промахом так хохочет, как будто в цирке клоуна смотрит. И всем от этого легко и хорошо.
А больше всех нравится Лене Светлана Михайловна. Она мало говорит, но как-то все время руководит всем, что происходит. И всем своим настроением, взглядом поддерживает Лену. Напоминает — легче, легче относись. Ты пришла не на экзамен. Ты пришла играть, радоваться, двигаться. Баскетбол — игра.
И Лена сумела заняться не собой. Игрой, партнершами. Она бегала, прыгала под кольцом, носилась за мячом. Было радостно. Светлана Михайловна один раз сказала:
— Лена, хорошо! Прыгучая.
В другой раз, когда Лена с разбега проехала по залу, как по льду, и закинула мяч в корзину, Светлана Михайловна улыбнулась одними глазами. Лена чувствовала: тренер ее поддерживает. И была так благодарна за поддержку, за понимание.
А кто над Леной смеялся, кто все время видел ее недостатки и просчеты? А никто! И все это выдумки, мнительность дурацкая. Может быть, удастся навсегда от нее отделаться?
Лена шла домой веселая. Она верила, что всему научится.
Тренер остановил Сережу около душевой.
— Тебе, Сергей, надо будет перед соревнованиями тренироваться не через день, а ежедневно. Я даже готов приезжать к тебе в школу.
— Ну что вы, Валентин Петрович, — ответил Сережа. — Я сам буду приезжать.
— А не трудно? — Валентин Петрович не хотел, чтобы его ученики отставали в учебе. У Сергея Лебедева девятый класс, не пустяки. — Нагрузка порядочная, Сережа.
— Можно организоваться пожестче.
Сережа ответил так, как и должен, по его представлению, ответить настоящий спортсмен. Чего себя жалеть? Надо — значит, надо. В этом есть свой азарт — выдержать нагрузку, и еще добавить, и опять выдержать. А иначе весь этот спорт не имеет смысла. А бессмысленности Сережа не терпит ни в чем.
Сережа знал, что это значит — перейти на ежедневные тренировки. Весной он будет выступать в очень серьезных соревнованиях — вот что такое ежедневные тренировки. И это безусловный шаг вперед. И, главное, вверх. В таких соревнованиях Сережа еще не участвовал.
Он ехал в метро и думал, откуда возьмет время для ежедневных тренировок. Резервы кое-какие есть. Во-первых, можно отказаться от кино. Это проще всего. Марина? Да, он привык видеться с ней по вторникам, ходить с ней в кино. Ну ничего, в школе повидаются. Уроки можно делать в метро, даже письменные. А что? Решать задачи в блокноте, а дома останется только переписать в тетрадку. Как быть с подготовительными курсами? Спорт спортом, а химфак? Придется сделать так: в среду сразу после уроков мчаться на тренировку, а оттуда, тоже бегом, в университет. Напряженно, ничего не скажешь. Но не страшно.
Во вторник Сережа собирался сказать Марине, что сегодня не сможет пойти в кино. Но как-то не собрался. Несколько раз она проходила мимо него, а он на переменах готовил уроки на завтра — надо ведь хоть часть с себя скинуть побыстрее. А потом он забыл ей сказать. А когда вспомнил, она не попалась на глаза. Да ладно, он же ей ничего не обещал, в конце концов. У него есть свои дела, и отчитываться перед ней он не обязан. Слишком много жестких рамок в его жизни, чтобы считать себя должным еще и Марине. Догадается сама, что он занят, и все. И не надо усложнять. Не до того. Время, время.
Вечером, когда он, измочаленный, вернулся с тренировки, ему позвонила Марина.
— Сережа, что случилось? — тон требовательный.
— У меня теперь каждый день тренировки, — сказал Сережа ровно, не позволяя себе раздражаться. — Кино отменяю.
Марина не услышала в его тоне ни сожаления, ни вины. Надо экономить время, и он экономил на их встречах. Как все просто. Оскорбленная Марина тоже сдержанно ответила:
— Ну тренируйся. Желаю успехов.
Светлана Михайловна думала о Лене больше, чем о других девочках. Наверное, потому, что трудности Лены были видны сразу, с первой тренировки.
Теперь Лена не казалась Светлане Михайловне безнадежной. Появилась легкость, непосредственность. Лена теперь меньше была озабочена тем, какое производит впечатление. Ее занимала игра. Это была очень большая победа, и было важно, чтобы эти новые черточки характера остались навсегда. Что для этого сделать? Самое лучшее — ставить Лену тренироваться с кем-нибудь в паре. С кем же? Может быть, с Мариной? От Марины многому можно научиться, но характер у Марины неподходящий. Она Лену задавит. Чтобы у такой Марины что-то получить, надо иметь силу и уверенность. Иначе Марина делиться не станет ничем.
А кто же? Скорее всего, Катя. Кажется, они с Леной хорошо относятся друг к другу. Катя мало пока умеет, но она просто смотрит на мир, к неудачам относится легко. Она, видимо, добрая, Катя. Не злится ни на других, ни на себя. Этому Лене важнее всего научиться — не самоедствовать, не копаться в своих трагедиях, в большинстве выдуманных. А игре, точности, быстроте Лена и Катя будут учиться вместе. И Лена, очевидно, будет очень стараться, чтобы не подводить Катю. Самое важное — чтобы, соединяясь, люди были способны не опустошить, а обогатить друг друга. Получится ли так, как задумала Светлана Михайловна? Она сама сомневалась, но надо пробовать.
Лена вышла из школы и зажмурилась — так много света было вокруг. В сером доме, который стоял в начале бульвара, несколько окон были открыты, из них неслась музыка. Это, наверное, возвратились из школы те, кто живет ближе. Что делает обычно школьник любого возраста, входя в дом? Прежде всего? Ну, конечно, — включает музыку, и погромче.
Лена не спеша пошла по бульвару, музыка неслась вслед, а солнце светило в глаза. Когда Лена поравнялась со следующим домом, музыка снова приблизилась — в соседнем доме слушали ту же пластинку. Это роднит всех людей — пластинка, которую недавно продавали в ближайшем магазине «Культтовары».
Лену догнал Ромка.
— Привет, — сказал он. Его веснушчатое лицо было круглым, от этого он всегда казался Лене беззаботным. — У тебя что, неприятности?
— Нет, почему ты решил?
— Домой не спешишь, — ответил Ромка. — Я тоже, как двойку получу, так и плетусь нога за ногу.
Лена засмеялась.
— Нет, Ромка, просто гуляю.
— А дома по мозгам не дадут?
— За что?
— Найдут за что. «Мы тебя к обеду ждем, а ты шляешься неизвестно где», — передразнил Ромка родительские речи. — Сама не знаешь, что ли?
— У меня так не бывает. Правда.
— Ну! Повезло тебе.
— Повезло.
Не будет она говорить Ромке, что повезло ей только с мамой. Родители разошлись давно, Лена привыкла, что отца у нее нет. Но говорить об этом не хочется. Нет и нет. У многих в классе отцов нет, ничего — живут, не умирают.
Ромка шел рядом, он тоже не спешил, хотя дома его, по всей вероятности, ждал скандал. Лена молчала, и Ромка молчал, но молчать было легко. Лена всегда с трудом выдерживает молчание — лезет заполнять паузу, судорожно перебирает в голове темы для разговора. А тут идут и помалкивают. А контакт все равно есть. Хорошо. «Это потому, что мы знаем друг друга с первого класса», — подумала Лена. Вспомнилось, каким маленьким был тогда Ромка — уши розовые торчали, а толстые щеки почему-то блестели. Он был меньше всех в классе. А потом вдруг вырос, за одно лето, и всех догнал. Когда после каникул все пришли в свой шестой класс, Ромка вдруг появился высокий и похудевший.
— Ну чего уставились? — сердито сказал он. — Я за лето вырос на двенадцать сантиметров.
— Во дает! — сказал Сашка Капустин. — Акселерат!
Теперь Сашка стал самым маленьким. Ему это вовсе не нравилось.
А Ромка в ту зиму часто болел, почти не ходил в школу. Маленький круглый Ромка был теперь длинным, тощим и бледным, щеки уже не блестели.
Лена поглядела на Ромку. Он шагал своими длинными, как складной штатив, ногами. Немного кудлатый, курносый и не такой уж бледный — выровнялся. Он не кажется тощим, потому что стал ловким, а танцует как хорошо.