Название «У Гертруды» носила старая закусочная на Главной улице в шести кварталах к западу от Дома правосудия и трех кварталах к югу от полицейского участка. В заведении заявляли, что у них подают вафли с орехом пекан, известные на весь мир, но Тео часто в этом сомневался. Действительно ли жители Японии и Греции знали о Гертруде и ее вафлях? Он не был в этом уверен. Даже у него в школе находились друзья, которые никогда не слышали о кафе «У Гертруды». В паре миль к западу от города на основном шоссе стоял древний бревенчатый домике газовым насосом спереди и большим плакатом с рекламой: «ИЗВЕСТНАЯ НА ВЕСЬ МИР МЯТНАЯ ПОМАДКА ДАДЛИ». Когда Тео был младше, он, естественно, полагал, что все в городе не только обожают мятную помадку, но и без умолку говорят о ней. Иначе как она стала известна на весь мир? Но однажды на уроке дискуссия приняла неожиданный оборот — заговорили об импорте и экспорте. Тео заметил, что мистер Дадли со своей мятной помадкой активно занимается экспортом, ведь о ней знают все — прямо так и заявлялось на рекламном щите. Он изумился, когда понял, что только один человек из класса слышал об этой помадке. Постепенно Тео осознал, что, вероятно, она не так известна, как утверждал мистер Дадли. Так он стал постигать, что не всегда реклама правдива.
С тех пор он с большим подозрением относился к громким фразам о мировой славе. Но сегодня утром Тео не мог долго рассуждать о вафлях или помадке, как известных, так и не очень. Он был слишком занят мыслями об Эйприл и скользком типе Джеке Липере.
Буны сидели за маленьким столиком в многолюдной закусочной. Воздух, казалось, отяжелел от запаха жирного бекона и крепкого кофе, и самой популярной темой разговоров, как заключил Тео, едва успев опуститься на стул, было похищение Эйприл Финнимор. Справа от них четверо полицейских громко обсуждали вероятность того, что Липер где-то поблизости. Слева седовласые мужчины с авторитетным видом рассматривали разные темы, но больше всего беседующих интересовал «киднеппинг», как они выражались.
В меню поддерживался миф о том, что кафе «У Гертруды» — действительно родина «известных на весь мир вафель с орехом пекан». Молча протестуя против недобросовестной рекламы, Тео заказал яичницу с сосиской. Его отец заказал вафли, а мать — сухой пшеничный тост.
Как только официантка удалилась, миссис Бун посмотрела Тео прямо в глаза и сказала:
— Ладно, давай начистоту. Тебе есть что добавить в этой истории.
Тео всегда поражался, как легко его маме это удается. Он мог рассказать лишь половину истории, а она тут же принималась восстанавливать вторую половину. Он мог добавить что-то от себя, ничего серьезного, быть может, просто чтобы повеселить ее, тогда она разносила его выдумку в пух и прах. Он мог уйти от ответа на прямой вопрос, а она задавала еще три новых. Тео подозревал, что мама обрела эти навыки после нескольких лет работы юристом по разводам. Она часто говорила, что не ждет от клиентов правдивых показаний.
— Я тоже так думаю, — кивнул мистер Бун. Тео не мог точно сказать, действительно ли он разделял мнение жены или всего лишь хотел поддержать ее, как часто дел ал. Мистер Бун работал юристом в сфере недвижимости и никогда не ходил в суд, и хотя пропускал не много, обычно отставал на шаг-другой от миссис Бун, когда требовалось допросить Тео с пристрастием.
— Эйприл просила никому не рассказывать, — проронил Тео.
На это его мать быстро ответила:
— И сейчас у Эйприл большие неприятности, Тео. Если ты что-то знаешь, давай поговорим об этом. Прямо здесь. — Ее глаза сузились. Ее брови изогнулись.
Тео знал, чем это закончится, и, по правде говоря, знал, что лучше быть с родителями откровенным.
— Миссис Финнимор не было дома, когда я говорил с Эйприл вчера вечером, — признался Тео, опуская голову и избегая смотреть родителям в глаза. — Как и предыдущей ночью. Она принимает таблетки и ведет себя как сумасшедшая. Эйприл жила сама по себе.
— Где ее отец? — спросил мистер Бун.
— Уехал со своей группой, его уже неделю нет дома.
— Он что, не работает? — поинтересовалась миссис Бун.
— Покупает и продает антикварную мебель. Эй прил говорит, ее отец заработает пару баксов, потом исчезает на неделю или две со своей группой.
— Бедная девочка, — произнесла миссис Бун.
— Вы расскажете это полиции? — спросил Тео.
Отец и мать сделали по большому глотку кофе и обменялись загадочными взглядами, раздумывая над его вопросом. В конце концов они договорились, что обсудят это позже в офисе, пока Тео будет в школе. Миссис Финнимор, очевидно, лгала полиции, и Бунам не хотелось ее разоблачать. Они сомневались, что она знала хоть что-нибудь о похищении. Она и так казалась несчастной. Вероятно, винила себя за то, что была далеко, когда забрали ее дочь.
Принесли заказ, и официантка снова наполнила кофейные чашки. Тео пил молоко.
Ситуация была очень сложной, и Тео испытал облегчение теперь, когда его родители узнали обо всем и, так же как и он, забеспокоились.
— Что-нибудь еще, Тео? — спросил отец.
— Больше ничего на ум не приходит.
— Когда ты говорил с ней вчера вечером, она была испугана? — спросила миссис Бун.
— Да, она очень боялась и еще переживала за мать.
— Почему ты нам обо всем сразу не рассказал? — поинтересовался отец.
— Потому что Эйприл заставила меня пообещать, что я буду молчать. У нее тяжелая жизнь, и она многое скрывает. К тому же она стесняется из-за своей семьи и пытается защитить их. Она надеялась, что мать появится в любую минуту. Наверное, вместо нее появился кто-то другой.
Тео вдруг потерял аппетит. Ему следовало сделать больше. Ему следовало попытаться защитить Эйприл, рассказав обо всем родителям или, возможно, учителю в школе. Кто-то прислушался бы к нему. Он мог бы что-то сделать. Но он дал Эйприл клятву молчать, и она заверила, что у нее все будет в порядке. Дом заперт, кругом горит свет и так далее.
Пока они ехали домой, Тео, сидевший сзади, заявил:
— Не уверен, что смогу пойти в школу сегодня.
— Я ждал этих слов, — ответил отец.
— Какая причина на этот раз? — поинтересовалась мать.
— Что ж, начнем с того, что я не выспался. Мы на ногах с которого часу, с четырех тридцати?
— Значит, хочешь пойти домой поспать? — заключил отец.
— Этого я не говорил, но сомневаюсь, что не буду клевать носом в школе.
— Держу пари, не будешь. Мы с матерью собираемся работать, и у нас нет иного выхода, кроме как бодрствовать.
Тео чуть не выпалил что-то по поводу ежедневной сиесты отца — коротком сне для восстановления сил, за рабочим столом, при запертой на замок двери, обычно около трех часов дня. Все, кто работал в юридической фирме «Бун энд Бун», знали, что каждый день после обеда Вудс наверху, сбросив туфли, водрузив ноги на стол, поставив телефон в режим «Не беспокоить», просто храпит примерно полчаса.
— Ты справишься, — добавил отец.
Довольно часто Тео пускался на любые хитрости, чтобы не ходить в школу. Головные боли, кашель, пищевые отравления, растянутые мышцы, газообразование — Тео перепробовал все и намеревался пробовать снова. Нельзя сказать, что он ненавидел школу, и вообще-то ему там нравилось. Он получал хорошие оценки и с удовольствием общался с друзьями. Просто Тео предпочитал проводить время в Доме правосудия: следить за судебными процессами, разбором дел, слушать юристов и судей, болтать с полицейскими и клерками, даже с охранниками. Тео знал их всех.
— Есть еще одна причина, по которой я не могу пойти в школу, — не отступал он, хотя и знал, что эту битву ему не выиграть.
— Давай послушаем, что это за причина, — предложила мать.
— Ладно. В городе намечается облава, и я должен помочь. Разве в Страттенберге часто бывают облавы? Это большое событие, особенно если учесть, что ищут мою близкую подругу. Мне нужно помочь в поисках Эйприл. Она этого ждет. К тому же я никак не смогу сосредоточиться на уроках. Напрасная трата времени. Я буду думать только об Эйприл.
— Хорошая попытка, — сказал отец.
— Неплохая, — добавила мать.
— Послушайте, я серьезно. Мне надо быть на улице с полицейскими.
— Я сбит с толку, — заявил отец, хотя это было не так. Он часто утверждал, что сбит с толку, обсуждая что-нибудь с Тео. — Ты слишком устал, чтобы идти в школу, но у тебя хватит сил участвовать в поисках.
— В любом случае я никак не могу идти в школу.
Через час Тео припарковал велосипед у средней школы и неохотно вошел в здание, как раз когда в 08.15 раздался звонок. В главном коридоре его тут же окружили три рыдающие восьмиклассницы, желавшие выяснить, что слышно об Эйприл. Он признался, что ему не известно ничего, кроме того, что рассказали в утренних новостях.
Очевидно, все в городе смотрели новости по утрам. В репортажах показывали школьную фотографию Эйприл и снимок из досье Джека Липера. Большинство горожан склонялись к тому, что имел место киднеппинг. Тео этого не понимал. Киднеппинг (а он справился в словаре) обычно предполагал требование выкупа — денег, которые выплачиваются за освобождение захваченного лица. Но Финниморы даже ежемесячные счета не могли оплатить; откуда им было взять большие деньги на спасение Эйприл? Похититель до сих пор отсиживался в тени. Обычно, как помнил Тео из телевизионных передач, семья почти сразу узнает, что их ребенок в лапах плохих парней, которые хотели бы получить миллион баксов или около того за его благополучное возвращение.
В другом репортаже утреннего выпуска новостей показывали миссис Финнимор, рыдавшую у дома. Полицейские не отличались общительностью, говорили только, что изучают каждую зацепку. Сосед заявил, что его собака начала лаять около полуночи, а это всегда дурной знак. Как ни метались журналисты сегодня утром, они мало что узнали о пропавшей девочке.
Классным руководителем Тео был мистер Маунт, преподававший также основы государственного устройства. Рассадив мальчиков, мистер Маунт провел перекличку. Все шестнадцать были на месте. Всех очень волновало исчезновение Эйприл, и мистер Маунт поинтересовался у Тео, не слышал ли он что-нибудь.
— Ничего, — ответил Тео, и на лицах его одноклассников отразилось разочарование. Тео был одним из немногих мальчиков, кто разговаривал с Эйприл. Большинству восьмиклассников, мальчикам и девочкам, нравилась Эйприл, но им было сложно с ней дружить. Она была тихой, одевалась скорее как мальчик, не интересовалась модой или еженедельными журналами со сплетнями для тинейджеров и, как знали все вокруг, жила в довольно странной семье.
Раздался звонок на первый урок, и Тео, чувствуя себя разбитым, потащился на испанский.